Виктор Кондратенко - Полюшко-поле
Сбитые асы Геринга были заносчивы и надменны. Они грозили беспощадной бомбардировкой и ссылались на Гальдера: «Киев будет превращен в пепел и развалины».
Вражеские атаки усиливались. В киевском небе гудели эскадры «юнкерсов». Синие дымки взлетали над немецкими танками. Плотные серо-зеленые цепи заполняли овраги, поднимались на высотки. Фашистская саранча густо подползала к траншеям и дотам. Два немецких корпуса таранили Киевский укрепленный район. У Виты-Почтовой и Мрыги фашистам удалось вклиниться в первую полосу обороны.
Седьмого августа гитлеровские гренадеры не вступили в Киев. Но этот день Кирпонос запомнил как самый тяжелый.
«Киев в опасности». — Командующий изучал нанесенную на карту оперативную обстановку. В распоряжение коменданта укрепленного района он передал последний свой резерв — Третий воздушнодесантный корпус. Кирпонос согласился с предложением Тупикова: Вторая бригада наступала на Гатное и Хотов. Шестая обороняла Жуляны и Мышеловку. Пятая и Двести двенадцатая пока находились в резерве.
В Киеве слышался гул артиллерийской канонады — тяжелый, слитный, нарастающий. В городские кварталы, подобно горным обвалам, врывался грохот близкой бомбежки.
Кирпонос пробегал донесения.
«У противника появилась еще одна — 299-я пехотная дивизия».
«В южной части укрепленного района населенные пункты Гатное, Хотов, Лесники по нескольку раз переходят из рук в руки».
Командующий вынужден был ввести в бой все силы. Сражение ожесточилось. Десантники полковника Родимцева, атаковав гитлеровцев, штыками и гранатами выбили их из Голосеевского леса и сельскохозяйственного института. В решающий час Ставка прислала на помощь защитникам города две стрелковые дивизии. Созданная в Киеве Тридцать седьмая армия своим контрударом отбросила врага на исходные рубежи.
Кирпонос с облегчением подумал: «Под Киевом устойчивое положение. Бои приняли позиционный характер». Пригласив к себе начальника штаба, он сказал:
— Ну, а теперь давайте подумаем о будущем. Каков дальнейший план? Что необходимо учесть и как поступить?
Тупиков развернул карту и сказал:
— Мое главное предложение может показаться вам совершенно неприемлемым, но я начальник штаба и, заглушив в душе все чувства, обязан высказать его.
— В чем же оно заключается?
— Я предлагаю отвести войска Юго-Западного фронта за Днепр.
Кирпонос чуть пошевелил густыми бровями. Закрыв глаза, он сидел неподвижно.
Тупиков молчал. Наконец Кирпонос, взглянув на него, глухо сказал:
— Оставить Киев… Признаться, у меня и в мыслях такого не было. Я вижу школьниц с лопатами на окопах, домохозяек с тачками на баррикадах, рукопашные схватки в Голосеевском лесу, слышу, как поют в дотах осажденные гарнизоны: «Наверх вы, товарищи, все по местам!» В огне разрывов мелькают синие комбинезоны десантников. Лица… Лица… Лица… Запыленные, вспотевшие, обросшие, но не понурые — сильные, волевые. — Кирпонос покачал головой: — Знаете, что скажут нам члены Военного совета Бурмистенко и Рыков — лучше смерть, чем сдача Киева.
— Товарищ командующий, защитники Киева герои. У нас на правом фланге самоотверженно действовала Пятая армия, на левом — прекрасно сражалась Двадцать шестая. Мы имели успех, но его трудно развить. У нас слишком мало танков и артиллерии. Плацдармы сейчас распыляют наши силы, а их надо собрать в кулак. И основное… Присмотритесь к Брянскому фронту. Там продвигается танковая группа Гудериана. Это не поход на Москву. Я убежден — удар во фланг и выход в глубокий тыл нашего фронта.
«А Клейст бродит на юге… Он может переправиться через Днепр и пойти навстречу Гудериану», — подумал Кирпонос. Тревога Тупикова показалась ему обоснованной. Он тихо проронил:
— Будем стоять насмерть.
— Я должен обо всем доложить начальнику Генштаба, — сказал Тупиков.
5
После начала русской кампании Вальтер фон Браухич уже больше месяца проводил все ночи в генеральном штабе и покидал его только с рассветом. Война на Востоке требовала от стареющего генерал-фельдмаршала напряжения всех сил. Берлин обычно спал, когда командующий сухопутными войсками садился в просторный «майбах» и под усыпляющее шуршание шин опускал боковое стекло. В ушах еще звучали телефонные звонки трех наступающих армий, голоса офицеров и генералов. Их заглушал спасительный ветер. Холодные струи освежали уставший от частых бессонниц и раздумий мозг.
Думать фельдмаршалу приходилось много. Гитлер считался с мнением Браухича. Эту пальму первенства командующий сухопутными войсками не желал уступать ближайшим советникам фюрера — Кейтелю и Иодлю. В этой борьбе у Браухича был верный помощник — начальник его штаба опытный генерал Франц Гальдер.
Свою священную обязанность перед вермахтом Браухич усматривал в том, чтобы постоянно направлять политическое руководство третьей империи только на один маяк военной мысли — немецкий генеральный штаб.
По мнению немецкого генштаба, основанному на секретных данных разведывательной службы и на строгом, всестороннем анализе оперативной обстановки, главные вооруженные силы колосса России были разбиты в пограничных сражениях. В Белоруссии и на Украине сейчас уничтожались основные стратегические резервы Красной Армии. Военный мыслитель «прусской школы» фон Браухич ясно видел на русских полях вспышки последних агоний. Советы не в состоянии сдержать дальнейший натиск германских войск!
Все три группы армий — «Север», «Центр» и «Юг» — должны без всяких промедлений наступать. Танковые клинья надо направить и вбить прежде всего в сердце России — Москву. Но торопиться, спешить! Уходит время. Его не удержишь даже лавиной бронированных машин…
Во всей Германии, пожалуй, никто так хорошо не знал военной истории, как Браухич. Ее печальные страницы начинали тревожить фельдмаршала. Быстротекущие дни приближали суровое дыхание русской зимы. Браухич помнил записки Коленкура и невольно приходил в ужас: воевода-мороз не пощадил великой армии Наполеона.
Согласно разработанному плану «Барбаросса» Советский Союз должен быть побежден путем быстротечной войны. Фюрер надеялся закончить восточную кампанию до наступления зимы. Но план — все-таки бумага. Командующему сухопутными войсками приходилось заглядывать в будущее, думать о теплой одежде для своих солдат.
Решение этого на первый взгляд очень простого, но щекотливого вопроса Браухич поручил изворотливому Гальдеру, и тот с присущей ему энергией взялся за дело.
В эту ночь Браухич находился в кабинете начальника генштаба, когда раздался звонок и в телефонной трубке послышался резкий голос Гитлера:
— Гальдер, третьего июля вы изволили заявить представителям прессы: «Не будет преувеличением, если я выскажу утверждение, что русский поход выигран в течение четырнадцати дней». А недавно вы внесли предложение заняться пошивкой зимнего обмундирования. Где же ваша вера в быструю победу? Объясните мне, что это значит.
— Мой фюрер, зимнее обмундирование совершенно необходимо нашим оккупационным войскам.
Голос в трубке стал ровным, спокойным:
— Благодарю вас, я удовлетворен вашим ответом.
Опустив на рычажки телефонную трубку, Гальдер усмехнулся:
— Доносчик Кейтель остался с носом.
Могучий «майбах», казалось, пожирал пространство. Из предутренней мглы наплывала колоннада Бранденбургских ворот. Во всех пяти пролетах развевались полотнища со свастикой — в честь победоносного похода на Восток.
У Бранденбургских ворот фюрер всегда принимал военные парады. Браухичу надоели слишком частые пустые церемонии. Они доставляли ему немало хлопот и утомляли. В душе он презирал весь этот военный цирк, с его ненужным блеском и оглушительными фанфарами. Браухич любил не парад, а действие войск.
Украшенные флагами, Бранденбургские ворота почему-то постоянно напоминали Браухичу об успехах его влиятельного соперника. Лучше Кейтеля никто не мог услужить Гитлеру. Кейтель был душой военного цирка и с лакейской угодливостью выполнял малейшую прихоть фюрера.
«Лакейтель!» — мелькнула у Браухича мысль. Он усмехнулся и, обрадованный такой словесной находкой, повторил про себя: «Лакейтель».
Покидая Берлин, фельдмаршал даже повеселел. Но вскоре хорошее настроение омрачили заботы. Как ни старался Браухич, но все-таки не мог разгадать одну мучительную загадку: если главные силы русских разбиты в пограничных сражениях, то откуда берется у Красной Армии все возрастающее упорство? В чем дело?
По мнению фюрера, генеральный штаб совершил ошибку, поставив перед бронетанковыми войсками слишком удаленные цели. Немецкие пехотные дивизии отстали. Именно благодаря этому обстоятельству русским удалось спасти часть соединений, которые, получив пополнение, вновь стоят сегодня перед фронтом группы армий.
