Виктор Леонов - Разведчик морской пехоты
— Коля! — шёпотом позвал Радышевцев. Даманов подполз. Пот градом струился с его лица.
— С-сиг-наль! — выдохнул он.
Радышевцев просигналил нам ручным фонариком.
Обгоняя друг друга, мы поднялись на площадку.
Инзарцев повёл свою группу к стоявшей под навесом колонне автомашин, а Дубровский своих разведчиков — к казарме и к складу.
Когда сноп огня взвился над складом, группа Инзарцева уже громила автоколонну и подожгла цистерну с горючим. Освещённые пламенем егеря метались между казармой и складом и падали, сражённые меткими очередями из наших автоматов.
Мы отошли вовремя. На складе боеприпасов начали рваться снаряды. Вражеская артиллерия открыла огонь по своей базе.
Десантные катера уже были далеко от берега, а мы всё ещё видели бушующее пламя пожаров над сопкой, где недавно побывали. И долго ещё потрясали окрестность взрывы рвущихся в огне снарядов.
Операция была проведена внезапно, стремительно и дерзко. Больше всего, помню, меня поразила спокойная уверенность разведчиков в исходе боя. Точно иначе и не могло быть!
Да, это был уже другой отряд, и сила другая — та, что ломит вражью силу, та, в которую наказали нам верить и сами безгранично верили майор Добротин и старший лейтенант Лебедев.
На высоте 415
1Нас, разведчиков, в шутку называют моряками сухопутья.
Море провожает нас в трудный опасный путь. При высадке шум прибоя заглушает шаги десантников, ступивших на вражий берег. А бой мы нередко ведём далеко от моря — в сопках и в поросшей мхом-ягелем тундре, на вершинах гор и в расщелинах скал.
Когда возвращаемся к берегу, к катерам, тёмная ночь, надвигаясь с Баренцева моря, укрывает нас от преследователей. Моряки с катеров помнят, сколько нас высадилось, и видят, сколько нас вернулось. Разделяя нашу скорбь, они ничего не спрашивают о тех, кто остался в горах…
Каждый поход в тыл врага имел свои особенности. Так было и с памятной для нас операцией, названной потом в истории отряда «Майским рейдом».
Началась эта операция в канун Первого военного мая 1942 года. К тому времени я, в звании старшины второй статьи, командовал группой управления в составе десяти разведчиков.
* * *Мы сидели в кубрике, не спеша готовили своё снаряжение к походу. Больше всего забот выпало на долю Семёна Васильевича Флоринского: он проверял пулемёты — наши и трофейные. Флоринский как всегда придирчиво осматривал оружие, но вдруг, оторвавшись от дела, сказал:
— В прошлом году, как раз в это время, сидел я со своей Еленой Васильевной на концерте в Мурманском театре. Концерт, конечно, большой, майский. Жена — в праздничном платье, а сам я — в новой бостоновой тройке. При галстуке. При галстуке, ребята! Чудно…
Я представил Семёна Васильевича в штатском, тёмно-синем бостоновом костюме с жилеткой. Рядом — нарядно одетая жена. Обычная, как будто бы, картина, но сейчас она показалась действительно чудной и, главное, очень далёкой.
— Наш-шёл что вспомнить: жену да бос-стоновый костюмчик… снисходительно пожурил его Николай Даманов. — Раз-змечтался!
Но Даманов тут же спохватился, что это может обидеть уважаемого в отряде оружейника, и, сменив тон, добавил:
— Не будем вспоминать прошлое. Будем глядеть вперёд. Пройдёт, допус-стим, десяток лет и расскажешь ты, Семён Васильевич, своим деткам, как в ночь под Первое мая нанесли мы визит егерям-лапландцам. Это интерес-сно будет ребятам послушать.
Наступила пауза.
— Хорошо бы, — тихо отозвался Флоринский. — Хорошо бы, Коля! — воскликнул он. — Вот, скажу, ребята, жил да был в нашем отряде электрик с подводной лодки, лихой разведчик, отважный старшина второй статьи по фамилии Даманов. Отчаянная душа! И вот однажды…
— В глухую полярную ночь!.. — в тон ему продолжал Евгений Уленков.
— Пош-шёл травить! — беззлобно оборвал Уленкова Даманов.
У нас не принято было много говорить о предстоящих походах. Днём командир отряда капитан Инзарцев чётко определил задачу разведки, и всем стало ясно, что на этот раз уходим не в обычный рейд. А вечером с нами беседовал комиссар отряда Дубровский. Он вспомнил разгромленные нами опорные пункты неприятеля, захват «языков», а потом сказал:
— Каждая наша операция продолжалась ночь или сутки. Не больше. А что, если бы не удалось сразу вернуться в базу? Чего только на войне не случается! Вдруг обстановка изменится и придётся действовать в тылу врага несколько суток — как тогда?
Вероятно, об этом думал каждый из нас, но распространяться на эту тему не хотелось. «Начальству виднее, как в таких случаях поступить», — полагали одни. «Разве моряки оставят нас в беде? Выручат!» — твёрдо верили все.
А комиссар, чтобы не оставлять никаких сомнений на этот счёт, продолжал:
— Неожиданность и внезапность — к этому нам, разведчикам, не привыкать. Однако надо быть готовым и к длительным, упорным боям. Следом за нами в десант уйдёт подразделение морской пехоты. У них — своя задача. А мы, разведчики, будем высаживаться первыми. И не бесшумно, не под покровом ночи, а в открытую, с боем, привлекая внимание противника. Так мы поможем пехотинцам. Это будет не тот скрытый, короткий и ошеломляющий удар, который хорошо знаком многим разведчикам нашего отряда.
И комиссар несколько раз подчеркнул одно слово:
— Стойкость!
Вспоминая потом майский рейд, мы уже отлично знали истинную цену той стойкости, о которой говорил нам комиссар. Но это было потом. А пока мы усердно упаковывали рюкзаки, проверяли оружие, одежду, обувь, и закончили приготовления только после весёлой команда старшины:
— Построиться! Сегодня праздничный ужин.
…Ночь. Первая майская ночь.
Два катера, ревя моторами, бороздят воды Мотовского залива. На полном ходу идут они к берегу знакомого нам мыса Пикшуев.
Боевое охранение неприятеля начеку. Его посты наблюдения нас заметили, и в бой вступила вражеская батарея на Пикшуеве. Небо озаряется ракетами, и мы видим, как вокруг нас сближаются фонтанчики воды — следы разрывов.
Мористее, на малом ходу, идут ещё несколько наших катеров. Комендоры открывают огонь по прибрежной сопке мыса. Они стреляют метко, и вот уже сопка охвачена пламенем, точно её покрыли ярко-красной шапкой, обдуваемой ветром. Прильнув к иллюминаторам, мы скандируем:
— Дай-дай-дай!
Точно повинуясь этой команде, катерники отвечают залпами по мысу Пикшуев.
Над морем разыгралась артиллерийская дуэль, а наш катер, не сбавляя хода, уже разворачивается для высадки первого десанта.
С высокого мыса ведут огонь вражеские пулемётчики.
Не ожидая, пока спустят вторую сходню, прыгает в воду матрос Шеремет, за ним — Даманов и комсорг нашего отряда Саша Манин. По трапу, с пулемётом на весу, сбегают Флоринский и Абрамов. Штурмуем первую высоту. Шеремет на бегу кидает гранату. Она разорвалась за большим валуном, и следом за ней метнулись вперёд Даманов и Манин. Раненый Шеремет, споткнувшись о труп вражеского пулемётчика, сцепился врукопашную с огромным егерем, вторым номером пулемёта. Но трофейное оружие уже в руках Даманова. Он карабкается вверх, устанавливает пулемёт на самом срезе скалы и даёт длинную очередь, которую обрывает взрыв гранаты.
Сражённый насмерть Коля Даманов медленно сползает, вот-вот сорвётся со скалы. Его подхватывает подоспевший Флоринский.
— А-а-а-а! Га-а-ады! — слышим мы крик Флоринского. Абрамов и Флоринский, прильнув к пулемётам — своему и трофейному, — поливают огнём разбегающихся егерей. А справа и слева от них нарастает матросское «ура».
Мы ринулись в штыковую атаку и, уничтожая на ходу небольшие заслоны неприятеля, прорвались в горы.
2Скоро, должно быть, начнёт светать, но пока ещё очень темно.
В лощинах лежит глубокий, вязкий снег. Ходить низом, да ещё с нашей поклажей, неимоверно трудно. Днём кое-где на сопках образовались озёра, а за ночь подморозило, и они покрылись предательски тонким слоем льда. Впереди и по сторонам господствующие высоты заняты егерями. Они, конечно, видели наш десант, подсчитали наши силы — не более двух взводов — и теперь, отрезав путь к морю, преследуют нас, глубоко убеждённые, что мы попали в ловушку, в западню и обречены на верную гибель. Егеря знают, что матросы-разведчики в плен не сдаются.
А мы, петляя по ущельям, пробиваемся вперёд к тому конечному пункту, который на карте командира обозначен цифрой 415.
До этой высоты ещё далеко.
Капитана Инзарцева беспокоят отстающие — молодые разведчики из отделения мичмана Никандрова. Они могут стать лёгкой добычей преследователей. Инзарцев приказывает:
— Леонову, Харабрину и Манину — подтянуть колонну. В случае чего задержать егерей. Будете отходить — дайте сигнал ракетой.
Занимается утро. Теперь мы различаем гребень самой большой высоты — 415. На гребне — фигуры в длинных шинелях. Егеря спешно сооружают из камней укрытия и устанавливают пулемёт. Разведчики Кашутина и Рады-Шевцова обходят высоту 415, чтобы атаковать неприятеля с тыла. — Завязывается перестрелка, и это подстёгивает отстающих разведчиков — они прибавляют шаг. А мы бежим к замыкающим колонну, торопим товарищей.
