Александр Лысёв - Не отступать! Не сдаваться!
И тревожные сообщения не замедлили себя ждать. Дверь в блиндаж распахнулась, и на пороге показалась фигура пулеметчика Желобова. С мгновение он стоял так, широко расставив ноги, в сбившейся набок каске, дико вращая глазами. Потом этот взгляд остановился на Егорьеве.
— Товарищ лейтенант… — начал Желобов и не договорил, судорожно хватая ртом воздух.
— Что случилось? — Егорьев вскочил с койки и, не доходя до пулеметчика несколько шагов, остановился перед ним посреди блиндажа.
— Там, там. — Желобов указал пальцем за дверь, в ту сторону, откуда доносилась стрельба. — Ухлопали!
— Кого? — вскричал Егорьев, бросившись к Желобову и хватая его за плечи. — Кого? Да говорите же!
— Лейтенанта Пастухова! — закричал в лицо Егорьеву путеметчик.
Егорьев оттолкнул Желобова в сторону и бросился вон из блиндажа.
Стрельба доносилась со стороны отделения Дрозда. Сержант, заходя перед этим за Пастуховым, доложил, где расположились его люди. Теперь Егорьев бежал туда. У одного из поворотов траншеи его догнал Желобов. Дальше они двигались вместе.
Стрельба тем временем становилась все тише и тише, и, когда Егорьев с пулеметчиком миновали последний поворот и перед их глазами предстала группа людей, сидевших полукругом, со стороны немцев уже больше не раздавалось выстрелов. Егорьев остановился, потом медленно пошел к сидящим. Те поочередно поворачивались к нему: Дрозд, Лучинков, Золин, Кутейкин… Егорьев, словно не видя их, продолжал идти вперед. Они расступились, и Егорьев, сделав еще несколько шагов, остановился. Прямо перед ним, накрытое плащ-палаткой, лежало чье-то тело. Егорьев нагнулся и при полном молчании отвернул край плащ-палатки — под ней было мертвое лицо лейтенанта Пастухова! Егорьев обвел всех взглядом и, задернув плащ-палатку, тихо спросил:
— Как это случилось?
С минуту все молчали, потом Кутейкин, угрюмо посмотрев на Егорьева, начал рассказывать:
— Когда отделение на позиции прибыло, фрицы, видать, заметили, что у нас люди сменились. Ну, решили шугануть разок для приличия. Лейтенант кричит: «Дайте им прикурить!» Мы огонь и открыли. Немец в бешенство — давай крыть из всех пулеметов. Желобов, — старшина кивком головы указал на стоявшего тут же пулеметчика, — лейтенанту говорит, пора, мол, кончать, не любят они ответного огня. Всегда последнее слово, дескать, за собой оставляют. Верно, Желобов?
Пулеметчик утвердительно кивнул.
— Ну вот, — продолжал старшина, — Пастухов, в общем, ни в какую. Желобова от пулемета прочь — и давай сам по немцу садить. А у них это место, черт их знает, пристреляно, что ли, было уже. В общем, сразу наповал. — Кутейкин вздохнул и после некоторого молчания добавил: — И пулемет, сволочи, из строя вывели.
Егорьев поднялся и, сказав Кутейкину: «Несите за мной», пошел в сторону блиндажа. Старшина с сержантом расстелили плащ-палатку на дне окопа, положили на нее тело Пастухова и, взявшись за края, понесли вслед за Егорьевым. Около блиндажа все остановились. Егорьев распахнул дверь, скомандовал:
— Заносите.
Дрозд с Кутейкиным повиновались. Золин и Лучинков в нерешительности топтались у входа, заглядывая внутрь через открытую дверь. Пастухова положили на пол под пулеметной амбразурой. Через нее по-прежнему заглядывал луч солнца, падая на лицо лейтенанта, все так же летали пылинки.
— Отправляйтесь за Полесьевым, — приказал Егорьев старшине.
Кутейкин вышел. Егорьев повернулся к сержанту:
— Вы бы… — Он замялся, потом сказал: — Снимите, в общем, с него планшет, документы возьмите…
Дрозд в нерешительности стоял около стола.
— Ну, что вы встали! — прикрикнул Егорьев на него, нервно передернув плечами, добавляя уже тихо и спокойно: — Идите.
Дрозд ухмыльнулся и, подойдя к Пастухову, с брезгливым видом стал расстегивать на нем портупею.
— Стойте! — окликнул его Егорьев. Ему вдруг стало противно, что этот человек будет снимать с Пастухова ремни, рыться в карманах.
— Стойте! — повторил он. — Уйдите отсюда, я сам.
Дрозд, пожав плечами, удалился. Егорьев нагнулся над лейтенантом, вынул из нагрудного кармана гимнастерки его документы, отстегнул с перекинутого через плечо ремня планшет. Положив все это на стол, выдвинул из-под него грубо выструганную табуретку и сел, положив локти на колени и подперев голову руками. Пистолет Егорьев вынимать не стал.
Он сидел так неподвижно до самого прихода Полесьева. Лишь громко скрипнувшая дверь заставила его вздрогнуть. Увидев вошедшего в блиндаж старшего лейтенанта, Егорьев поднялся, но ротный, жестом руки остановив его, сказал:
— Не надо.
Егорьев безмолвно сел на прежнее место. Полесьев подошел к лежащему на полу Пастухову, окинул его быстрым взглядом, задержался на нескольких дырах на гимнастерке лейтенанта, вокруг которых темнели расплывшиеся пятна крови, и, поджав губы, с тяжелым вздохом опустился на койку. С минуту оба молчали. Потом Полесьев, еще раз глубоко вздохнув, произнес:
— Вот и боевое крещение.
Егорьев продолжал молчать.
— Так-то, лейтенант. — Полесьев поднялся. — Принимайте взвод.
— Я? — удивился Егорьев.
— Да, вы, — ответил Полесьев и указал на Пастухова. — Раз его уже нет.
— Но ведь вы говорили… — начал Егорьев, но ротный перебил его:
— Ну, раз так обстоятельства сложились… Я надеюсь, вы в курсе дел?
— Да, я в курсе дел, — подтвердил Егорьев и добавил, пожав плечами: — Ведь и дел-то никаких не было еще.
— Тогда командуйте, лейтенант, — сказал Полесьев. — Был бы очень рад, если вы окажетесь счастливее Пастухова.
— Товарищ старший лейтенант! — окликнул Егорьев ротного, когда тот уже брался за ручку двери. — А я ведь… Я ведь завидовал ему. Еще час назад завидовал.
Полесьев остановился и, грустно усмехнувшись, посмотрел прямо в глаза Егорьеву, сказав:
— У каждого своя судьба. Помните это, лейтенант!
9
На следующий день с утра пораньше в блиндаж к Егорьеву ввалился старшина Кутейкин с наполненным до краев кашей котелком. Егорьев, сидевший за столом, оторвался от карты и поглядел не старшину.
— Здравствуйте! — приветствовал тот лейтенанта.
Потом, смутившись своего бесцеремонного вторжения, виновато улыбнулся и спросил:
— Можно войти?
— Да вы уже вошли, — усмехнулся Егорьев.
Старшина подошел к столу и бухнул на него котелок. Часть пшенки, выплеснувшись через край, разлетелась по столу.
— Осторожнее, — сказал Егорьев, стряхнув кашу с лежавшей на столе карты и пряча карту в планшет.
— Прошу прощения, — извинился Кутейкин, рукавом вытирая стол. — А я к вам по делу.
— По какому же? — поинтересовался Егорьев.
— Да вы покамест каши откушайте. — Старшина пододвинул котелок к лейтенанту.
— Спасибо, — поблагодарил Егорьев, но, замявшись, признался: — Да у меня ложки нет, я потом.
— Хе, — усмехнулся Кутейкин. — Тоже мне проблема!
И, вытащив из-за голенища сапога ложку, протянул ее лейтенанту:
— Нате вот, пожалуйста.
Егорьев взял ложку и принялся есть.
— Проголодались вы, однако, товарищ лейтенант, — заметил Кутейкин, глядя, как Егорьев уплетает пшенку за обе щеки.
— Да, — подтвердил Егорьев. — Со вчерашнего дня ничего не ел.
Дождавшись конца завтрака лейтенанта, Кутейкин приступил к делу.
— Так я, значит, насчет некоторого положения вещей в нашей обороне, так сказать, — начал он. — Имеется предложение кое-что изменить.
— Какое предложение? — осведомился Егорьев, вытирая рот носовым платком.
— Да вот, — охотно пояснил старшина, — бронебойщики не на месте.
— В каком смысле? — не понял Егорьев.
— В самом прямом, — принялся объяснять старшина. — Товарищ лейтенант, упокой Господи его душу, велели супротив обрыва им разместиться, а им там не место!
— Почему? — Егорьев с удивлением посмотрел на старшину.
— Потому что направление это не танкоопасное, а вот пехоту, ежели что, задержать будет нечем. Туда пулемет надо ставить. Он там и был, так что это самое что ни на есть для пулемета место. Разумеете?
— Я так вам ответить ничего не могу, не знаю, про какое место речь идет, — развел руками Егорьев. — Надо пойти и посмотреть.
— Пойдемте. — Кутейкин поднялся из-за стола и направился к выходу.
Егорьев последовал вслед за старшиной. Через несколько минут они были в обществе Золина и Лучинкова.
— Вот. — Старшина обвел руками все вокруг позиции бронебойщиков. — То самое место. Извольте оглядеться и принять решение.
Егорьев поглядел на окружающих его солдат. Старшина стоял с выжидательным видом, Золин с Лучинковым смотрели испытующе-настороженно, ожидая «решения». Егорьев осмотрелся по сторонам, потом решительно объявил:
— Нужен бинокль.
Все переглянулись! Первым нашелся старшина.