Самсон Агаджанян - Звезда печали и любви
— Что? — испуганно произнесла она и рукой отвела в сторону конверт. — Мне ваши деньги не нужны!
Денни удивленно посмотрел на Вернона. Тот поспешил вмешаться:
— Мисс, вы нас не так поняли. Они ваши по закону и тут никакой подоплеки нет. У нас, в Штатах, так принято. Деньги ваши…
Но Ира, уже не слушая никого, выбежала из магазина.
Она вернулась в отель. Ее отсутствия никто не заметил. То, что произошло с ней в магазине, она восприняла, как розыгрыш. Ей не верилось, что они вышлют тренажер. Настроение было ужасное. Возле номера Кныша она в нерешительности остановилась и после недолгого раздумья тихонько постучала. Дверь распахнулась.
— Что стесняешься? Входи, — пригласил тренер.
Ира вошла, но сразу поняла, что ничего не попросит у Кныша, повернулась, чтобы выйти, но тот остановил ее.
— Ты, наверно, за долларами пришла? Я уже в курсе, мне Арнольд Эдуардович сказал. Таких денег у меня нет. Ты обращалась к Тереховой?
— Да.
— И что она сказала?
— Говорит, что у нее нет.
Кныш усмехнулся.
— Хочешь тренажер купить?
— Да, — ответила она. — В квартале от отеля есть магазин, где скупают ценные вещи. Как вы думаете, сколько за это дадут?
Она сняла с пальца кольцо, протянула ему.
— Оно старинное, с бриллиантовыми камнями.
Он осмотрел кольцо, вернул назад.
— Ничего не выйдет. Ты не имеешь права его продавать.
— Почему?
— Ты в Москве в аэропорту в декларации его указала?
— Да.
— Значит, не имеешь права продавать.
— А если я скажу, что потеряла или подарила?
— Будет волокита. Придется писать объяснительные. А тебе в будущем предстоят еще несколько поездок за границу и не хотелось бы, чтобы ты подмочила свою репутацию.
— Но меня не волнует моя репутация! Я хочу купить тренажер!
— Ира, я понимаю тебя, но, допустим, ты его купила. Скажи, что ты с ним будешь делать? После Нью-Йорка едем в Новый Орлеан, оттуда в Техас. Ты что, с собой будешь его таскать?
— Я его отсюда отправлю в Союз.
— Ты знаешь, в какую копейку это обойдется, чтобы через океан и всю Европу доставить тебе тренажер? Где такие деньги достанешь? Тут одним кольцом не обойдешься.
— Что же мне делать? — с отчаянием спросила она.
— Честно говоря, я бессилен тебе чем-нибудь помочь. Надо к этому подходить реально. Одного желания мало. Нужны деньги, а их нет.
Ира вернулась в свой номер в подавленном настроении.
А спустя два дня, накануне поездки в Новый Орлеан, разразился грандиозный скандал. Терехова у себя в номере обсуждала с Кнышем предстоящую поездку. Неожиданно резко зазвонил телефон. Луиза подняла трубку.
— Здравствуйте, — раздался в трубке мужской голос, — из советского посольства Левченко беспокоит. Вы не подскажете, где Кныш?
— Он рядом.
— Пригласите, пожалуйста, его к телефону.
Она протянула Кнышу трубку.
— Из нашего посольства звонят, — прошептала она.
— Слушаю.
— Ренальд Иванович, Левченко звонит. Где ваша Наумова?
— Как где? У себя в номере.
— Вы еще не знаете, что она выкинула?
— Нет, а что именно?
— Тогда посмотрите сегодняшние американские газеты и журналы, и тогда узнаете, какую подлянку нам подкинула ваша Наумова. К вам сейчас приедет наш человек и выяснит все подробности.
— Простите, пожалуйста, может, вы сами скажете, что случилось?
Но в трубке уже раздавались короткие гудки, Терехова увидела, как побледнело лицо тренера.
— Что случилось?
— Говорит, что наша Наумова подбросила подлянку, и советует посмотреть сегодняшние газеты и журналы.
— Может, во время соревнований дала интервью и что-то лишнее сказала?
Кныш неопределенно пожал плечами. В дверь постучали. Это был массажист. В руках он держал стопку газет и журнал. На обложке журнала возле тренажера стояла улыбающаяся Ира. Терехова схватила журнал и, не веря своим глазам, растерянно посмотрела на Кныша. Тот рассматривал газеты. Повсюду были портреты Иры с ее комментариями по поводу достоинств американских тренажеров.
— Скандал будет большой, — вздохнул Кныш. — И когда она успела? Ведь все время была с нами! Луиза Викторовна, вы по-английски умеете читать?
— Нет. Да как она посмела?
— Между прочим, — подал голос Арнольд Эдуардович, — Ира искала деньги, чтобы купить тренажер для своего парня. До прихода представителя из посольства надо с ней поговорить. Я сейчас за ней схожу.
Он взял одну из газет, вышел. Иру он нашел в окружении девушек из команды. Поманил ее рукой.
— Пошли, поговорить надо.
В коридоре он остановился и в упор посмотрел на нее.
— Ты утренние газеты и журналы видела?
— Нет.
— Там твой портрет.
Ира не придала этому значения. Арнольд Эдуардович это заметил и догадался, о чем та подумала: что, видимо, вновь напечатали ее фотографии с соревнований. После матчевой встречи с американцами в газетах часто появлялись ее портреты. Он протянул Ире газету. Та увидела себя верхом на тренажере и непроизвольно улыбнулась.
— Ты что улыбаешься?
Та удивленно посмотрела на него.
— Я что-то неправильно сделала?
— Ты, дорогая моя, такое натворила, что придется нам всем за тебя кашу расхлебывать. Пошли, тебя Кныш ждет.
По выражению его лица и интонациям Ира поняла, что совершила ужасный поступок. Она уныло побрела за ним. Когда вошли в комнату, Терехова как ужаленная вскочила, схватила со стола американскую прессу и, размахивая ею перед Ириными глазами, истерично закричала:
— Ты что наделала? Кто тебе позволил позорить нас?
Ира, опустив голову, молча смотрела себе под ноги.
Вмешался Кныш:
— Луиза Викторовна, успокойтесь. Давайте послушаем ее. Ира, расскажи, как это произошло.
Ира подробно рассказала. Когда она замолчала, в комнате установилась гробовая тишина. Ее нарушила своим криком Луиза:
— Неужели ты, со своими куриными мозгами, не могла додуматься, что они ничего просто так задаром не дарят?
Ее слова задели Иру и она, с трудом сдерживая себя, тихо, но достаточно твердо произнесла:
— Пожалуйста, без оскорблений.
Терехова чуть не задохнулась от гнева.
— Я тебя оскорбляю?! Это ты своим дурацким поступком оскорбила не только нас, а всю нашу страну.
— Я ничего преступного не сделала, мне нужен был тренажер и я согласилась на их условия.
— Ты что, на самом деле дура или прикидываешься ею? Ты не поняла, что натворила?
— Луиза Викторовна, еще раз прошу: без оскорблений.
Та зло зашипела, но не успела выплеснуть наружу свой яд. В дверь постучали. В комнату вошел средних лет мужчина. Он цепко окинул взглядом присутствующих, представился.
— Я из посольства. Морозов Сергей Андреевич. Мне поручено провести расследование по известному вам факту.
Его взгляд остановился на Ире, которая стояла с опущенной головой. Он узнал ее и на его лице появилась ироническая улыбка,
— Рассказывай, как ты могла дойти до такой жизни.
Ира приподняла голову и встретилась с ним взглядом.
Ее безжалостно сверлили колючие серые глаза… Внезапно Ира потеряла всякий интерес к происходящему и безразличным тоном ответила:
— Я уже все рассказала. Добавить мне нечего.
Морозов взял со стола журнал.
— Смотри на фотографию! Видишь, какими большими буквами написано — СССР? Когда ты дала согласие рекламировать их товар, неужели ты не понимала, что это не простая реклама, а политическая игра? Их интересовала не твоя красивая фигура, а буквы и герб нашей страны. Ты на весь мир опозорила свою родину и предала ее, — он повернулся к Кнышу: — Ренальд Иванович, вы читали ее интервью в газете?
— Читать по-английски не умею.
— Тогда послушайте, — он взял газету и стал переводить: «У нас в Советском Союзе делают ракеты, а вот такой замечательный тренажер не делают. Я восхищена, с какой легкостью можно работать на этом тренажере, и решила приобрести его для тренировок».
Ира прислушалась, потом не выдержала:
— Такое я не говорила!
Морозов отложил газету в сторону.
— А это уже никакого значения не имеет. На имя начальника команды напиши подробную объяснительную, — он посмотрел на Кныша. — По приезде в Москву, мы надеемся, ее поступок без внимания не останется.
Кныш в знак согласия кивнул головой.
— Безусловно. Но отчасти я с вами не согласен. То, что она сделала, сделала без всякого умысла. Американцы просто воспользовались ее наивностью. Я знал, что Ира для своего парня хочет купить тренажер, которого действительно у нас в Союзе нет. Она обратилась ко мне за помощью. Естественно, таких денег у меня не было, и я ей отказал. А что касается ее интервью газете, лично я сомневаюсь, что эти слова принадлежали ей. Они могут наврать что угодно.