Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели
Но даже из смерти Серова и Осипенко наши кремлевские мудрецы устроили идеологическое шоу. Радио захлебывалось словами скорби и соболезнования. Их тела для прощания поместили в Центральном Доме Советской Армии в Москве на площади Коммуны. Затем их кремировали и урны с прахом при огромном стечении народа погребли в Кремлевской стене на Красной площади. Вся наша пропаганда трубила о несчастном случае, вырвавшем из наших рядов…
Однако, дальнейшие события показали, что подобные случаи становятся правилами. В моду вошли дальние беспосадочные женские перелеты по маршруту: Москва — Дальний Восток. Для этой цели сооружали специальные самолеты с большой заправкой горючего, очень похожие на бомбардировщики ДБ-ЗФ. Впервые на таких самолетах, которые какой-то очередной дурак додумался выкрасить в белый цвет, пустилась в перелет через необъятную Сибирь, полную мест, где не ступала нога человека, Марина Раскова. Она начала целую серию женских перелетов, в ходе которых самолет взлетал и исчезал бесследно.
Искать экипаж Расковой были назначены несколько десятков мужских экипажей под руководством главного штурмана ВВС Брягинского. Ребята совершили почти невозможное: зимой 1938 года на бескрайних заснеженных пространствах Сибири нашли-таки самолет женского экипажа, который был оснащен радиосвязью, никого ни с кем не связывающей. По рассказам, потерпевший аварию самолет сквозь туманную дымку увидели сразу два мужских экипажа: один на ТБ-3, а другой на пассажирском ЛИ-2. Не видя друг друга, они принялись кружиться над местом аварии — один с левым разворотом, а другой — с правым, в результате чего, конечно же, столкнулись влобовую. Авария получилась просто грандиозная. Погибли сразу 22 авиатора, среди которых был и главный штурман ВВС Брягинский. Их похоронили потихоньку, без громких почестей, чтобы не множить количество «случаев». Потом искали Марию Рычагову, севшую на каком-то острове. Потом еще кого-то. В конце концов это безумие прекратили. Дороже всего обошелся Родине полет самолета «Родина», который пилотировала Раскова, погибшая в 1942 году при перегоне звена самолетов с аэродрома Энгельса на аэродром Разбойщина, что в Саратовской области — в плохую погоду врезавшись в один из холмов Приволжской возвышенности, заросший дубняком. В тех местах мне пришлось служить в пятидесятых годах.
Женщины-авиаторы — это было настоящее варварство. Мало того, что на аэродромах, как известно — открытых пространствах, женщине не так-то легко сходить по малой или большой нужде, что летчики-мужчины решают относительно просто. Тем более не предусмотрено никаких удобств в самолетах. Для пилотесс даже сшили комбинезоны специального покроя с отстегивающейся нижней частью. А уж месячные циклы, во время которых женщину и близко не стоит подпускать к самолету, наших отцов-командиров, вообще не интересовали. Такова была реальная практика участия женщин в летном ремесле. Не лучше было и на войне. Хлебнули мы горя, в частности, с Лилей Литвяк, которую нужно было обязательно сделать героиней и не дай бог не позволить «Мессерам» ее слопать. Не просто было этого добиться, если Лиля, судя по ее маневрам в воздухе, частенько плохо представляла, куда и зачем летит. Кончилось тем, что Лилю сбили в районе Донецка, и она выпрыгнула с парашютом. Наши летчики, оказавшиеся в плену вместе с Лилей, рассказывали, что видели ее разъезжающей по городу в автомобиле с немецкими офицерами.
В мае 1938 года началось переформирование ВВС Красной Армии: из эскадрилий формировали полки, а из бригад — дивизии. Я в это время был откомандирован в распоряжение райвоенкомата Московского (бывшего Сталинского) района города Киева, где занимался переучетом запасного личного состава Красной Армии. Вернувшись в родную эскадрилью, превращенную в полк, я не без удивления обнаружил, что не значусь в списках личного состава, а значит и на довольствии. Судьба подпоручика Киже мало меня вдохновляла, и я пошел в другой полк. И там моей фамилии не было в списках. Все радовались переназначениям, один я ходил как зачумленный. Любят наши «кадры» такие сюрпризы: ничего не спрашивая, оглоушить человека мешком по голове. Не без труда я выяснил, что направлен, в числе прочих, в частности Саши Чайки и Василия Шишкина, для переучивания на истребитель И-16 и для продолжения службы в городе Василькове, что под Киевом, где стоял тогда второй полк, созданный на базе нашей второй эскадрильи, и вновь сформированный сорок третий авиационно-истребительный полк. Переучиваться предстояло в том же Василькове, который был мне хорошо знаком — несколько раз мы организовывали там свой зимний лагерь.
Как позже выяснилось, судьба Онегина хранила. Моим товарищам, оставшимся в Киеве летать на штурмовиках, выпала плохая участь. Вскоре после присоединения Западной Украины их перебросили на аэродромы у новой границы, в частности Стрый и Ковель, вооружив новыми штурмовиками, а по сути истребителями И-15 БИС с мотором воздушного охлаждения, деревянным, вооруженным четырьмя пулеметами, стреляющими через винт, и четырьмя бомбодержателями для бомб АО-25. Они попали под первый удар фашистского вторжения и почти все погибли. А я начинал жизнь истребителя противовоздушной обороны города Киева.
Вторым истребительно-авиационным полком, базировавшимся на Васильковском аэродроме, командовал «испанец», майор Пузейкин, парень примерно моего возраста. Хороший, уравновешенный человек и летчик-профессионал. К сожалению, его скоро забрали от нас на повышение, и на его место прибыл из Китая Александр Иванович Грисенко: маленький, худенький человечек с большими серыми навыкате глазами, спокойный по характеру, но мучимый каким-то нервным тиком, постоянно передергивающим его плечи. У Грисенко была разнообразная жизнь — побывал даже в кинобригаде. Васильковский полк входил в одно из колец противовоздушной обороны Киева, которые в конце тридцатых спешно создавали, учитывая опыт бомбардировок китайских и испанских городов. Возле аэродрома имелся прекрасный городок из шести четырехэтажных ДОСов с хорошими квартирами, к сожалению, кое-где сгоревшими в войну, отличный Дом Офицеров. На аэродроме имелись три ангара, хорошее летное поле. К лету 1941-го года было построено уже 600 метров из требуемых 1200 взлетно-посадочной полосы из бетона. Достраивали ее уже немцы. Тоже опыт советско-германского сотрудничества. Городок был построен на месте части села Каплица и утопал в садах. Одних яблонь росло более пяти тысяч. Не требовалось никакого витаминного доппайка, летчики до отвала наедались прекрасными яблоками, вишнями и абрикосами, идя на полеты и с полетов. Селяне из Каплицы, перейдя через дорогу в гарнизон, приносили молочные продукты, кур, овощи. Так что Вера только поначалу расстраивалась, уезжая из Киева и покидая нашу, уже хорошо обжитую, двухкомнатную квартиру в ДОСе № 9 квартира 1 Киевского авиагородка, из окон которой открывался отличный вид на южные окраины Киева, Чоколовку в частности, красивое здание Сахарного Института. Для меня до сих пор загадка, зачем взорвал его какой-то дурак при отступлении наших войск. А в Василькове я получил квартиру из двух комнат. Они были просторными, с высокими потолками и балконом. Жили мы в этой квартире с удовольствием. Тем более, что после всех потрясений страна вроде бы начала немного оправляться, и кое-что стало появляться в магазинах. Мы купили хорошую никелированную двуспальную кровать с сеткой, добротный платяной шкаф, письменный стол и стулья — все в сельском магазине села Каплица.
Помогал переучиваться мне на знаменитый истребитель И-16, вошедший в боевую историю советской авиации, мой приятель еще по Киевской бригаде Леонид Ковалев. Сначала мы совершили пять провозных полетов на той самой спарке УТИ-4, на которой погибли Осипенко и Серов, а потом я сам сел на И-16. До этого я летал на неповоротливых разведчиках-штурмовиках Р-5 с водяным охлаждением. Под плоскостями вечно висели тяжелые учебные бомбы, сделанные из цемента — бомбы практические П-25 и П-50, в центре которых был пиропатрон, взрывавшийся при падении. Эти бомбы мы бросали по макетам орудий или танков, причем они бывали не менее опасны для самолетов на бреющем полете, чем для поражаемой ими мишени. Бомбы, ударившись о землю, подпрыгивали и кувыркались, летя за самолетом. Под плоскостями обычно висели ВАПы и ЖАПы — зажигательные приборы, наполняемые кусочками натрия, плавающими в керосине. Самолет был тяжелый и неуклюжий, из-за чего плохо управлялся. Как-то на учениях в Белорусском военном округе в 1937 году штурмовик, не рассчитав высоту при имитации химической атаки, врезался в строй солдат, убив двадцать пехотинцев. Это были последние большие маневры, которыми руководили замнаркома обороны маршал Тухачевский, военный человек до мозга костей, при котором в армии все-таки было некое подобие порядка, и Семен Буденный, в присутствии которого мы, курам на смех, с бреющего полета обрызгивали синькой макеты орудий и завод «Большевик» в 1935 году. В боевых условиях наши штурмовики посбивали бы как птиц.