Александр Воинов - Ватутин
— А я ее проглочу! — ответил солдат.
В кустах засмеялись.
Ватутину показался знакомым голос человека, которого называли старшим. Где он его слышал?.. Ах да, там, на дороге, у сожженной хаты. Петро Дробот… И Ватутин остановился, прислушиваясь.
— У, хвороба тебе в печенку! — вдруг выругался кто-то, возившийся у самой воды. — Шо ты мене толкаешь? Обережно! Хиба тут лужа? Тут Днипро, чи ты не бачишь!..
— Бачу! Бачу! — передразнил сердитый голос. — Ни черта я не бачу!.. Заноси правей, правей заноси, говорю… Руби сучья!
Застучали топоры.
— Покурить бы! — опять протянул тот же хрипловатый голос. — Товарищ старший сержант, я же в рукав… Хотите, наземь лягу?.. Только затянуться разок! Душа ноет.
— А ты заховай свою душу, друже!
— Не могу… Терпения нет!
В кустах чиркнула спичка.
В ту же секунду послышался короткий мягкий удар — очевидно, кто-то выбил спичку из руки, и она мгновенно погасла. Раздался взрыв возмущенных голосов, но их перекрыл голос старшего сержанта:
— Та ты разумиешь, що ты робишь, Яхлаков?! У тебя разум есть?
— Есть, — буркнул Яхлаков. — Самому хватит и другим останется…
— Тю, разум! — крикнул еще один голос. — Не голова у него, а гарбуз!
— Надо лейтенанту доложить!
— Чего докладывать! Всыпать ему, и все!
— А вы не грозитесь, не боюсь!.. Дальше переднего края не пошлют…
— То правда, що не пошлють, — сказал старший сержант Петро Дробот. — А як пошлють, то ми вас з собою не визьмемо.
От презрения он даже перешел с Яхлаковым на «вы».
— Куда это не возьмете?
— А на той берег… Доверия у нас к вам нема. Разумиете?
— Правильно, товарищ старший сержант! Пусть катится к филькиному дядьке…
— Отправить его отсюда подальше. Трус он!
— Это я-то трус! Кто сказал?
— Я сказал.
— Да я!..
— Чего орешь! Не пойдешь ты с нами… Ясно тебе говорят: доверия нет! И довольно!
— Да у меня орден и три медали «За отвагу». Да я, может, пять «языков» привел!.. Да я… — Яхлаков захлебнулся от чувства горькой обиды.
— Горазд! А ну идить с тими вашими медалями до лейтенанта и доложите ему, шо ви приказ порушили, — сказал старший сержант Дробот. — Хай вин виришае, що з вами треба робити…
Солдаты замолчали.
— Молодец! — тихо сказал Ватутин командирам. — Здорово он его!..
— Ну, шо ви стоите, як та дубина на огороде? Идите себе! — опять донесся из кустов строгий голос старшего сержанта.
— Да что вы, ребята, на самом-то деле? — уже просяще заговорил Яхлаков, видимо сдавая позиции. — Я в разведке, у самых немецких постов, и то курил. Перед немцем кланяться заставляете!
— Ладно, будет врать! Иди!
— Ребята! Ну, чего вы? Ну, не буду курить, ежели так…
— Это ты лейтенанту объясняй.
— Да ну, ребята, чего ж вы на самом-то деле! — Голос Яхлакова стал обиженным и жалобным. — Как с врагом…
— Ты и есть враг, когда Гитлеру огнем сигналы даешь!..
Браня Яхлакова на все корки, солдаты не переставали работать. Стучали топоры и молотки, ударялись друг о друга бревна.
— А ну, хлопцы, перестаньте з ним балакать! — сказал Дробот. — Чувахин, визьми у Яхлакова топор!.. Хай соби иде до лейтенанта.
— Ребята, а ребята! — продолжал упрашивать Яхлаков.
— Заплакал! Маленький!..
— Ему бы соску да бутыль с первачом.
— Ты комсомолец, Яхлаков?
— Комсомолец.
— Зря. Выгнать надо. И выгоним…
— Ребята!..
— Заладил: «Ребята, ребята!» Иди отсюдова! Не мешай…
— Ребята, да ведь я, ей-богу, не буду больше!.. Пусть у меня…
В кустах примолкли. Очевидно, солдаты, сорвав первую злость, не могли уже с прежней суровостью гнать Яхлакова.
— Значит, осознал? — помолчав, спросил его старший сержант.
— Осознал.
— Совсем осознал?
— Совсем.
— Ну, дивись!.. Чувахин, отдай ему топор!..
Этот простой, случайно подслушанный солдатский разговор, то суровый и гневный, то добродушный и шутливый, Ватутину понравился, и он оценил его не меньше, чем письменные сводки из частей о моральном состоянии войск и высокой сознательности бойцов.
— Надо будет взгреть еще этого Яхлакова! — тихо сказал командарм подполковнику Федоренко. Ему было неловко перед командующим, который оказался свидетелем недисциплинированности его солдата.
— К чему? — услышав командарма, возразил Ватутин. — Сильнее, чем товарищи, взгреть его нельзя. Он это теперь надолго запомнит…
Они прошли еще метров сто и у небольшого мыса, поросшего густыми кустами верболоза, увидели группу солдат и партизан, спускавших на воду лодки. Тут был и командир партизан Фролов.
Когда Ватутин подошел к мысу, на воде покачивалось уже больше десятка рыбачьих лодок. А метрах в пятидесяти, за песчаным холмом, готовился к переправе передовой отряд.
Федоренко исчез на минуту, потом вынырнул ил темноты и доложил:
— Товарищ командующий, плоты и лодки готовы! Разрешите начинать посадку?
— А люди?
— И люди готовы, товарищ командующий.
— Начинайте!
— Есть начинать!
Голос Федоренко стал глуше. Операция была рискованная. Кто знает, что ждет первый отряд там, на скалистом, обрывистом берегу? Да и доплывут ли они до него? Подполковнику Федоренко было бы много легче, если бы он сам пошел с первым отрядом. Но он должен распоряжаться боем отсюда, должен подготовить отправку и второй и третьей групп, должен прикрыть огнем, когда понадобится, своих передовых бойцов…
И он не столько представил себе, сколько почувствовал все, что должно было сейчас произойти: и стремительную высадку на правом берегу, и короткий бой с растерявшимся от неожиданности врагом, и счастливое ощущение того, что ты первый утвердился на новых позициях, а за тобой идет вся армия. Ох, скорей бы уж все начинать!..
Федоренко сильно устал. Подготовить передовой отряд к отправке было нелегко. Надо быстро и прочно прикрепить к плотам пушки, которые все время стремились сползти в воду; надо найти способ передвигать по реке эти тяжелые плоты, придумать, как довезти, не подмочив, сухой паек в бумажных мешках. Да мало ли еще что!.. Удачно вышло, что под рукой оказался этот партизанский начальник, Фролов. Полезный человек — сметливый, расторопный, приученный ко всему годами трудного партизанского быта…
Дружная, тихая работа на берегу заканчивалась. За несколько часов Федоренко успел провести несколько репетиций, и солдаты уже хорошо знали, как им надо действовать, когда начнется переправа.
Ватутин, не вмешиваясь, одобрительно следил, как распоряжается Федоренко.
Вдруг прямо перед генералами из темноты вынырнула высокая фигура деда Хвыли с веслами на плече.
— Уже воюешь, дедушка? — узнав его, спросил ласково Ватутин.
— Воюю, воюю, товарищ генерал Николай Федорович! — ответил старик.
— Сам тоже — на тот берег?
— Пиду… Покажу бойцам стежку, трохи побуду и — назад, за другими.
— А хватит у тебя сил?
— Э, силы в мене богато, — посмеиваясь, ответил старик. — Дай боже, штоб така сила у всякого доброго казака була!
— Ну, иди, иди! Спасибо!
Дед скрылся в темноте. Небольшими группками на берег стали выходить солдаты и молча рассаживаться по лодкам.
Лязгали в темноте пулеметы. Много хлопот доставили орудия, покачивающиеся на зыбких плотах. Несколько раз над самым местом погрузки нависали горящие ракеты, но немцы словно не замечали лодок с солдатами.
Федоренко и Корнев обходили лодки, отдавали распоряжения. Все понимали, что предстоит необычайный бой. Как только лодки окажутся на быстрине, они тут же попадут под прямой обстрел орудий противника с гребня, и спастись от этого огня можно лишь стремительным форсированием Днепра.
С тихим шумом набегали на берег волны. С севера дул холодный, пронизывающий ветер. В тучах гудели самолеты.
Одна за другой лодки стали отходить от берега и исчезать в темноте. Тут же, в кустах, чуть ли не рядом с Ватутиным, примостился телефонист с трубкой, прижатой к уху. Черный телефонный провод уходил в реку. Где-то вдалеке на лодке негромко верещала катушка, с которой разматывался провод… Еще полчаса — и телефонный кабель свяжет берега.
Заложив руки за спину и крепко сцепив пальцы, Ватутин слушал удаляющийся скрип уключин.
Прошло минут пять. На вражеской стороне вспыхнув прожектор. Луч его, медленно прощупав небо, угас, так л не осветив реку.
Густой мрак висел над Днепром. Лодки словно растаяли, растворились в нем. Что там с нашими? Ничего не слышно, не видно. Но, судя по тому, что немцы не стреляют по этому участку реки, можно предположить, что переправляющиеся пока не обнаружены.
Из-за реки непрестанно, методично бьют орудия. Снаряды разрываются в воде, вздымая бурлящие фонтаны. Случайный снаряд может попасть и в лодку.
