Леонид Платов - Когти тигра (сборник)
Но связисты пока могли не интересоваться этой склокой. Лето кончалось. А зимой гитлеровцы, по заверению Конопицына, вряд ли станут налетать на Ямал. Хватит им забот на Баренцевом море, которое благодаря Гольфстриму не замерзает круглый год.
Да и немецкие подлодки уже завершали свои операции в Карском море. Та, с которой повстречались Гальченко и Тюрин у Ведьминого Носа, была, вероятно, одной из последних.
Мичман Конопицын регулярно посылал свободных от вахты связистов обследовать на шлюпке взморье в одну и другую сторону от поста. Больше всего беспокоили его плавучие мины, которые после штормов появлялись у берега.
Вскоре после воздушного налета на пост в очередную патрульную поездку посланы были Тюрин и Гальченко. Они прошли на веслах около пятнадцати миль вдоль берега и не обнаружили ничего подозрительного или мало-мальски ценного. Гальченко рассказывая мне, что устали они зверски — все время пришлось выгребать против встречного ветра, называемого в просторечье мордотыком.
Наконец Тюрин решил перевести дух, перед тем как возвращаться на пост.
— Маленько отдохнем у Ведьминого Носа, — предложил он.
Есть на север от Потаенной такой далеко выступающий в море мысок, узкий, высокий. Он не был удостоен включения в лоцию и не имел официального названия. Но между собой связисты именовали его Ведьмин Нос. Что вызвало у них эту ассоциацию, я уже позабыл, то ли несколько изогнутая, крючковатая форма мыса, то ли кочки на нем, напоминавшие бородавки. Какую же ведьму можно представить себе без бородавок на носу?
Этот самый Ведьмин Нос Гальченко с Тюриным облюбовали для кратковременного отдыха. Вытащили шлюпку наполовину из воды, чтобы волной не унесло обратно в море, а сами расположились под прикрытием мыска. Там не так донимал ветер.
Тюрин, усевшись, принялся сосредоточенно стругать перочинным ножом палочку — обычное занятие его в редкие минуты досуга. А Гальченко лег навзничь, разбросав тяжелые, набрякшие в кистях руки. Спину приятно холодил сырой песок.
Солнце, вообразите, начало даже припекать. В Арктике иной раз выдаются летом такие чудесные минутки — именно минутки.
«На нашем ЮБК не загоришь», — вспомнилась Гальченко шутка Калиновского. ЮБК — это Южный берег Крыма, но Калиновский переиначил смысл трех этих букв, и получилось — Южный берег Карского моря.
Гальченко надоело лежать, он встал, перешел на ту сторону Ведьминого Носа и принялся бесцельно бродить среди кочек, поросших мхом.
Что-то блеснуло на желто-белом пушистом ковре. Что это? Он нагнулся.
— Товарищ Тюрин! — закричал он. — А что я здесь нашел!
Тюрин неохотно встал и подошел к нему.
— Ключ разводной! Ишь ты! — удивился он. — Не иначе как Галушка обронил. Он три дня назад с Калиновским ходил в эту сторону.
— Ая-яй!
— Ну и раззява же! Попадет ему от мичмана!
Гальченко огорчился за своего земляка.
— И зачем в поездки патрульные таскают ключ с собой?
Но, рассмотрев разводной ключ, Тюрин внезапно бросил его на землю, будто это была змея.
— Валентин! А ключ-то ведь не наш!
Представляете эффект такого открытия!
Места в этой части Ямала первозданные, почти нехоженые. Связисты знали, что лишь ненцы забредают сюда во время летних откочевок, да и то нечасто. Но сейчас они уже откочевали на юг. Да у ненцев и не может быть разводных ключей. К чему им разводные ключи? Выходит, здесь побывали не ненцы, а немцы?
В этот момент Гальченко с Тюриным ощутили себя в положении Робинзона, который неожиданно обнаружил след чьей-то голой ступни на мокром прибрежном песке. Но взволновались они наверняка гораздо больше Робинзона!
В этот момент Гальченко заметил, что земля между кочками довольно плотно утрамбована. Словно бы нечистая сила на самом деле прилетает сюда тайком и водит здесь вприпляску хороводы.
Гальченко прошелся вдоль площадки, внимательно глядя себе под ноги. Внимание его привлекло ярко-синее пятно на желто-белом фоне. Тюбик с зубной пастой? Он поднял этот тюбик.
— Брось! — сердито сказал Тюрин. — Вечно у тебя привычка за все руками хвататься. А если это особая минка такая? Брось, говорю тебе!
Но это была не минка и не зубная паста. На синем тюбике Гальченко прочел: «Kase», то есть сыр. Вот как! Стало быть, немецкое командование снабжает своих моряков сыром-пастой в оригинальной упаковке! Гальченко посильнее надавил на тюбик. Из него поползла желтая масса. Он не удержался и попробовал ее, не обращая внимания на грозные гримасы Тюрина. Правильно! И на вкус — сыр!
Тюрин, подняв с земли, показал Гальченко обтирку из ветоши. Последняя неопровержимая улика!
Совсем недавно, несколько дней или часов назад, здесь побывала вражеская подлодка! Не сговариваясь, Гальченко с Тюриным бросились к шлюпке.
В этом, знаете ли, проявился безотказно действующий условный рефлекс, привитый на службе. Каждый связист, увидев или услышав что-то мало-мальски подозрительное, спешит сразу же, без промедления, доложить об этом на командный пункт.
Раскачав шлюпку, Тюрин и Гальченко сдвинули ее с места. Но вдруг Тюрин рывком пригнул Гальченко к земле. Как подкошенные, оба связиста упали на землю рядом со шлюпкой.
Неподалеку от берега всплывала вражеская подлодка!
Путь в море перекрыт. Бежать в тундру на глазах у немцев? Бессмысленно. Всплыв на поверхность, они накроют с первых же выстрелов.
Гальченко не видел, как подлодка медленно приближается к Ведьминому Носу.
Мгновение жизнь обоих связистов раскачивалась на острие ножа. Но им повезло. Подлодка подошла к мысу с другой его стороны, и шлюпка замечена не была.
Некоторое время Гальченко лежал, слушая, как волны громко ударяют о берег.
Потом донесся лязг обрушившейся в воду якорной цепи. Ну так и есть! Подлодка стала на якорь в некотором отдалении от берега! По-видимому, немцы будут заряжать аккумуляторы. Кто-то, кажется еще на «Сибирякове», говорил, что они предпочитают проводить зарядку у берега — прячутся, что ли, в его тени?
Связисты лежали, почти сливаясь с землей, плотно вдавившись в нее всем телом. Она успокоительно дышала в лицо сырыми запахами мха и мокрого песка.
«Только бы немцы ограничились зарядкой аккумуляторов, — думал Гальченко. — Только бы не вздумалось им высадиться на берег!»
Но им вздумалось!
Гальченко услышал плеск весел. Совсем близко раздались громкие, веселые голоса.
В школе Гальченко, надо сказать, не пренебрегал немецким языком, как из нелепого упрямства и предубеждения делало большинство его сверстников. И сейчас немецкий пригодился.
Командир подлодки, судя по всему, решил пополнить запасы питьевой воды
— в тундре полно лайд, — а заодно дать возможность своей команде поразмяться.
Резиновый тузик сновал без остановки между берегом и подлодкой: сюда перевозил подводников, свободных от вахты, обратно — анкерки 17 с пресной водой.
С той стороны высокого мыса слышались топот ног, плеск воды, блаженное фырканье, словно стадо мамонтов пришло на водопой. Сгрудившись у лайд, подводники, вероятно, брызгали водой друг на друга, потому что кто-то взвизгивал и упрашивал тоненьким голосом: «Лос мит дэм, Оскар! Лос мит дэм!» 18 На подлодке запасы пресной воды ограничены, и обычно для умывания ее не хватает. Знакомые офицеры-подводники рассказывали мне, что, отправляясь в плавание, неизменно берут с собой большой флакон одеколона и два полотенца. А тут, понимаете ли, такая благодать — в тундре лайд без счету!
Гальченко, по словам его, особенно злило то, что немцы опиваются нашей водой. «Капли воды не дал бы им, — вспоминал он впоследствии. — Пусть бы подохли все от жажды в своей подлодке!»
Напившись и умывшись, гитлеровцы затеяли играть в чехарду или в салки. Представляете? Земля дрожала от топота их сапог. И неудивительно! Подлодка
— это же плавучий стальной коридор. В нем не больно-то разгуляешься и напрыгаешься! А у Ведьминого Носа — простор, солнце, свежий бодрящий воздух!
Ну, подлинно подгадали наши связисты к самому шабашу ведьм!
«Но что произойдет, — продолжал думать Гальченко, — если кто-нибудь из этих беспечно орущих и хохочущих молодых парней, расскакавшись, приблизится еще метров на десять, заглянет невзначай по эту сторону высокого мыса и увидит нас и нашу шлюпку? Что тогда?»
Об этом, конечно, думал и Тюрин.
Он толкнул Гальченко в бок:
— Гранаты!
А сам, не оглядываясь, подтянул под правый локоть винтовку.
Гранаты лежали в шлюпке. Гальченко быстро сползал за ними и снова улегся рядом с Тюриным.
Его трясло от нетерпения. Живыми все равно отсюда не уйти. Скорей бы тогда бой! Он представлял себе, как раскрасневшаяся харя появляется над кочками. Смотрит на советских связистов, продолжая улыбаться по инерции. И вдруг беззаботной, глупой улыбки как не бывало! Секунда замешательства и…
