Добудь Победу, солдат! - Сергей Абенов
Дома они ели бутерброды с сыром и зеленью и сардины прямо из банки и запивали легким вином, слушали музыку и просто смотрели друг на друга. Потом Камал курил у открытого окна, и Марита стояла рядом, прижавшись к нему, и отгоняла рукой дым. Он погладил ее по волосам, провел пальцами по ее изогнутой брови и спросил:
– Как будет по-румынски маленькая девочка?
– Fetita, – ответила Марита, и он сказал:
– Значит, ты моя маленькая fetita.
– Нет, так неправильно, это звучит, как маленькая малышка.
–Ну и что, все равно ты моя маленькая fetita.
– Fetita – это вот такая кроха! – показала рукой от пола Марита. – А я уже большая.
– Ты моя большая маленькая Fetita!
Потом, когда произошло таинство, которое случается между мужчиной и женщиной, и которого она немного побаивалась, они лежали рядом, и она прижималась к нему всем телом, и гладила его лицо, как будто изучала. Он потянулся к столику, стоявшему у кровати, и она перелезла через него и встала:
– Лежи, я подвину поближе. Видишь, как я здорово придумала, можно пить вино и закусывать, не вставая. Сейчас я включу лампу, – сказала она, – только задвину шторы, чтобы не было видно с улицы, и принесу папиросы. Ты, наверное, хочешь курить? – Она включила лампу под абажуром, принесла коробку английских папирос и открыла. – Кури, я привыкла к запаху табака, мой папа курит трубку и я привыкла. Ему дарили сигары и папиросы, но он курит только трубку, и ты можешь курить, сколько захочешь.
Он подвинулся и она села на кровать с ногами, обхватив руками колени, смотрела с улыбкой, как он курит, и вдруг опечалилась и спросила:
– Тебе скоро нужно будет уходить, да, милый?
– Нет, – ответил он, – я могу остаться до утра.
– Это было бы здорово, – она захлопала в ладоши, – это замечательно, мы будем слушать музыку и разговаривать. Если ты не передумаешь. Но ведь у тебя будут неприятности, если ты не придешь вовремя, а я не хочу, чтоб у тебя были неприятности из-за меня.
– У меня не будет неприятностей, – сказал он, – у меня есть заслуги и я никогда этим не пользовался, но один раз можно. Ради маленькой Fetita!
– И тот офицер, который ходит вот так… – она показала, – которому ты доверяешь? Он не будет тебя ругать?
– Да, тот самый, он никогда не ругает меня, потому что он тоже мне доверяет.
– Он очень хороший офицер, – сказала Марита, – и мы как-нибудь пригласим его поужинать с нами.
Он приподнялся и сел, приподняв подушку и опершись на спинку кровати.
– А что ты делала раньше, до войны, маленькая Fetita?
– Я училась в университете, потом папу перевели в Берлин, и я поехала с ним, потому что кто-то должен был о нем заботиться, а у него никого нет, кроме меня. Там я тоже училась, но потом началась война, и я оставила учебу и стала работать в газете. Понимаешь, я все время была в разъездах, и мы редко виделись с папой, а потом… я не смогла вернуться в Германию.
– Я принесу еще вина, – сказала Марита и на кухне вытерла слезы полотенцем. Она справилась с печалью, возникшей внезапно, и не дала ей развиться. Она вернулась к нему с улыбкой на лице и спросила:
– Тебя правда не пьянит это вино? А я уже немного пьяная, совсем чуть-чуть, но если я выпью еще немного, ничего не случится. А если я напьюсь, то ты подставь мою голову под кран, под холодную воду, и я сразу стану трезвая. Да, я видела, как это делают матросы у вас в Севастополе. Там на улицах есть такие краны, называются колонка, они подставляют голову и сразу становятся трезвые. И хохочут на всю улицу. Папа не разрешал мне смотреть, как они это делают. Но я все равно смотрела.
– Что еще ты помнишь о Севастополе, кроме пьяных матросов?
– О, не так много, мы были там недолго, я была маленькая – fetita, и меня не отпускали одну на улицу. Но я очень хорошо помню первый день, мы долго плыли по морю, я очень люблю море, потом приплыли в Севастополь и когда входили в порт… – она сделала большой глоток вина и поставила бокал на столик. – Там было много кораблей, военных кораблей, и на одном из них, когда мы проплывали мимо, совсем близко, стоял мальчик, он был в морской форме и такой серьезный… вот совсем как ты, только маленький. Я помахала ему рукой.
– Fetita, – сказал Камал, и притянул ее к себе, – ты все придумала, признайся, что ты придумала это все прямо сейчас! У тебя богатая фантазия и ты любишь сочинять, поэтому ты и работала в газете и сочиняла всякие небылицы.
– Почему ты мне не веришь? – изумилась Марита.
– Потому, Fetita, что ты была в белом платье и держала руками белую шляпу, чтобы не унес ветер, и на шее у тебя был голубой шарф. Так?
– Да, так, но откуда ты знаешь?
– Может быть, ты была в другом платье и это была другая девочка, другая fetita?
– Нет, милый, я была в белом платье, и я помахала ему рукой, и ветер чуть не унес мою шляпу. – Она смотрела в его глаза недоверчиво, и вдруг закрыла лицо руками, и уткнулась в его плечо. – Пресвятая Дева Мария! – она подняла глаза. – Это был ты!
– Сядь поближе, – сказал он, – еще ближе, ты веришь в чудеса?
– Конечно, я верю! Я просила ее, нет, я не просила о том мальчике, просто думала, что с ним стало и помнит ли он ту встречу.
– А о чем же ты просила ее, Fetita?
– Я просила, чтобы произошло что-то, я сама не знаю что… и вот, я оказалась здесь, и ты оказался здесь, в Бухаресте, и мы встретились, и теперь мы любим друг друга, вот о чем я просила.
– Ты моя маленькая Fetita, ты сама не знаешь, какая ты чудесная! Ты не знаешь, что происходит, и я не знаю, что происходит сейчас, но в этом мире было бы скучно без нас с тобой.
– Да, – сказала она очень серьезно, – в этом мире было бы невыносимо скучно, просто невообразимо, смертельно скучно без нас с тобой.
– Так жутко скучно, что люди перестреляли бы друг друга от скуки, – сказал
