Аркадий Минчковский - Мы еще встретимся
— Снимай пальто. Это моя вешалка, — и он сам повесил ее пальтишко на низенькую вешалку, которая была прибита рядом с другой — для взрослых.
У Толика была своя комната. Тоня никогда раньше не могла подумать, что у такого маленького мальчика может быть своя комната. Кажется, она была больше, чем Тонина — на троих, с Петром Васильевичем и Аней. В комнате стояли кровать, шкаф, полка с толстыми книгами. На стенах висели картинки. Комната была нарядной, веселой.
— Ты тут живешь один? — спросила Тоня.
— Раньше мы жили с Иришей.
— С какой Иришей?
— Это была моя няня. Но теперь мне няня уже не нужна.
— У нас тоже была нянечка, — сказала Тоня. — И не одна.
— И у тебя?
— У нас всех.
Толик не очень хорошо ее понял, но переспрашивать не стал.
— У вас чисто, — сказала Тоня.
— Это все мама. Она мне надоела своим пылесосом.
— А книги это чьи?
— Мои.
— Такие толстые?
— Ничего особенного. Это Майн Рид, собрание сочинений. А тут — Гаргантюа. Я год не ходил в школу и все прочитал. А теперь мне читать нечего. Папа своих книг не дает. Он говорит, что жалеет, что так рано меня научили читать. Что у меня не будет детства… Но я все равно беру у него книги, только он не знает… Сейчас я читаю про графа Калиостро. Это был знаменитый авантюрист, ну, жулик… Она у меня вот тут замурована.
Хотя говорил он по-взрослому, но полез под шкаф, как обыкновенный мальчишка, и вытащил оттуда толстую книгу.
— Вот, только ты — ни слова!
И спрятал книгу назад.
Потом Толик повел ее к окну.
На окне лежал большой кусок полированной фанеры. А на фанере выстроились солдатики из цветного пластилина. Их было сотни. Каждый ростом чуть выше наперстка, но все в высоких шапках и даже с тоненькими киверами. У каждого солдатика ружье. Тут были маленькие пушечки на красных пластилиновых колесиках. Командиры сидели на конях с саблями над головой, и шапки у них были с хвостами.
— Ой! — вырвалось у Тони. Она была поражена.
— Это сражение под Тарутином, — пояснил Толик. — В войне тысяча восемьсот двенадцатого года. Вот здесь Наполеон среди своих верных маршалов. — Толик показал на темную фигурку в треугольной шляпе в конце фанерного листа. — А это фельдмаршал князь Кутузов. Рядом Барклай де Толли. Видишь, высокий!
— А зачем перед ними барабанчик? Они будут барабанить?
— Нет. На барабанах писали приказы. Вот сейчас начинается бой.
Толик тоненько запел трубой. Тоня во все глаза смотрела на фанерный лист, и вдруг ей показалось, что по нему, как по полю, забегали солдатики с ружьями. Командиры, размахивая саблями, заскакали на своих конях. Пушечки стали стрелять. Это было недолго. Наверное, не больше минуты. Потом все снова замерло, и солдатики сделались пластилиновыми.
— Кто победит? — спросила Тоня.
— Конечно, Кутузов, как в истории. Ты разве не читала «Наполеона» Тарле?
— Нет, — смущенно помотала головой Тоня.
— Я потом утащу у папы и дам тебе. Очень интересная книга.
— А кто это все вылепил? — спросила Тоня.
— Я. Смотри!
Толик вынул из коробочки, которая стояла тут же на окне, кусочки красного и синего пластилина, немного помял их в своих тоненьких пальцах и очень быстро стал что-то лепить. Еще минута — и перед Тоней на скачущем красном коне сидел синий всадник в треуголке.
— Как хорошо! — всплеснула руками Тоня.
Она еще раз оглядела комнату и увидела, что в углу, прислоненная к стене, стоит странная большая скрипка на тоненькой короткой ножке.
— Это твоя скрипка? — спросила она.
— Это виолончель.
— Ты на ней умеешь играть?
— Умею. Меня учат, и мама заставляет играть каждый день.
Тоня подошла к виолончели и потрогала струны. Они негромко загудели.
— У меня еще неполная, — сказал Толик.
— Можешь немножко поиграть? — осторожно попросила Тоня.
Толик подумал:
— Ну, ладно. Садись вот туда.
Тоня устроилась на диванчике. А Толик пошел к шкафу и вынул оттуда длинную палочку, которой играют.
— Смычок, — пояснил он. Потом поставил стул посредине комнаты, принес виолончель, поудобней уселся на стуле и сказал: — Пьеса. Сочинение Корелли.
Виолончель будто запела. Песня была красивая и задумчивая. Тоня слушала и сама придумывала к ней слова. Ей почему-то виделся лес, возле которого в прошлом году жили они с детским домом. В лесу было тихо, и деревья пели свою песню про то, что им тут хорошо расти и жить вместе с птицами.
Толик играл, не глядя ни на виолончель, ни на Тоню, а куда-то в пол, будто там лежали ноты. Но вдруг он поднял глаза и, близоруко взглянув через очки, увидел, что Тоня сидит не шелохнувшись и слушает его внимательно, как на концерте. И тогда он опять наклонил голову и заиграл еще старательнее.
Толик кончил. Тоня похлопала в ладоши и сказала:
— Ты как артист в телевизоре.
Он был польщен. Бледные щеки его зарозовели.
— Хочешь, еще поиграю? — предложил он.
Тоня кивнула и уселась поуверенней.
Но сидеть ей пришлось недолго. Толик заиграл танец. Танец был такой легкий и красивый, что Тоня не выдержала, поднялась с диванчика и стала раскачиваться в такт веселой музыке, потом кончиками пальцев взялась за свое платье и начала пританцовывать, Теперь Толик уже не смотрел на пол, а во все глаза глядел на Тоню и улыбался. Оказывается, он умел улыбаться! Тоня закружилась по комнате. Она чуть подпевала, помогая виолончели. Толик смеялся и сиял, наблюдая, как она кланялась вправо и влево и подпрыгивала в ритм музыке. Им было очень хорошо. Они радовались счастливым звукам и солнечному зайчику на картине и тому, что были вдвоем и никто на свете им сейчас не мешал.
Но именно в ту минуту, когда Тоня собиралась развернуться на одной ноге, как это делала Синичка в «Тараканище», приоткрылась дверь из передней и в комнату заглянула Толина мама. Она была в пальто, а в руках держала клетчатый чемоданчик.
Тоня застыла на месте. Толик оборвал игру.
— Это Тоня, — сказал Толик. — Она живет в семьдесят седьмой квартире.
— Я знаю, — кивнула его мама. — Здравствуй.
— Здравствуйте, — проговорила Тоня.
— Ты взял слишком быстрый темп, Толик, — продолжала мама. — Тебя учили не так.
Лицо у Толика сделалось скучным. Он слез со стула и понес виолончель в угол.
— Да нет. Пожалуйста, играй. И ты, девочка, можешь его слушать. Только надо, как велел педагог.
Но Толику не хотелось играть, как велел педагог.
— Я уже играл целый день, — сказал он.
— Я пойду гулять, — сказала Тоня. — До свиданья.
Она пошла в переднюю, и Толик двинулся за ней.
— Подождите, я угощу вас яблоками, — сказала Толина мама. — Я купила чудных яблок. Только их нужно вымыть.
Тоня не стала ждать. Со двора через двойные рамы доносились крики ребят. Она торопливо сунула руки в рукава своего пальтишка, нахлобучила шапочку и, не застегиваясь, вышла на лестницу. Толик успел спросить ее:
— Ты еще придешь ко мне?
Тоня молча кивнула.
Глава 14
СНОВА ОГОРЧЕНИЯ
И Тоня пришла.
Был такой же день. Она вернулась из школы и сразу же села делать уроки. И вдруг ей сделалось скучно сидеть одной и решать задачи. Тоня подумала: «Потом!» Она побегала по пустой квартире, поговорила о своих делах с Василисой. Подошла к телефону и сняла трубку. В ней загудело. Тоня поскорей положила трубку. Ей захотелось позвонить Нине Анисимовне и сказать, что ей хорошо живется у папы и мамы, только скучно одной в квартире. И тут она вспомнила о Толике. Он, наверное, сидит в своей комнате и тоже скучает. И Тоня решила: нечего ему там сидеть!
Она накинула пальто, вышла на лестницу и позвонила в соседнюю квартиру.
— Кто там? — послышалось из-за двери. Это был его голос.
— Это я, Тоня.
Двери сразу отворились. В них стоял Толик. Он заулыбался и сказал скороговоркой:
— Ой, как хорошо, что ты пришла! Хочешь, я буду играть тебе сколько хочешь?
Тоня вздохнула. Она подумала о том, что потом опять придет его мама и Толик перестанет играть, а ей надо будет уходить. И она сказала:
— Идем лучше гулять.
Толик подумал и вдруг решительно кивнул:
— Ладно, пойдем. Согласен. Мне надоело дома. Сейчас надену калоши.
Он выскочил на лестницу в криво надетом беретике и пальто нараспашку.
— Застегнись как надо, — сказала Тоня и поправила ему берет.
Когда они с Толиком появились во дворе, все, кто там был, очень удивились. Кое-кто даже поглядывал, не идет ли за Толиком мама. Но мама не шла.
Тоня сказала:
— Давайте играть все вместе. С Толиком.
Но немедленно выступила Лера:
— Во что с ним играть? — Она презрительно сжала свои тонкие губы. — Он не умеет играть. Он только с мамой своей гуляет.
