Zа право жить - Коллектив авторов
Везли их в разных машинах, чтобы не было возможности мимикой или жестами что-то друг другу подсказать. Идиоты! Вместо наручников руки скручены жесткими пластиковыми лентами, рты заклеены скотчем и с мешками на головах!
Но Вера не знала, что схватили и мужа. Она только себя видела преступником новой непонятной войны.
***
Следователь был милым, услужливым, с вкрадчивой речью. Психолог еще тот. Когда ему надоело видеть, как Вера делает из него полного идиота, он тут же перешел на запугивание.
– Ты знаешь, кто тебя выдал?
– Понятия не имею.
– А вот это видела? – потряс перед лицом листами с распечаткой мобильных разговоров.
– Покажите. Я не вижу, с кем разговаривала.
– А о Дарье имеешь понятие?
Тут все сразу срослось. Не хотелось верить в эту мерзкую правду, но следователь гнал сюжет за сюжетом из жизни, полной приключений, связанных с доставкой продуктов ополченцам, с подсчетом боевой техники, оружия, солдат, нашивок на боевой форме, о месте дислокации укров и своих ополченцев.
«Сдала, сука», – пролетело в голове Веры, и она свалилась со стула с полным ртом крови. Только потом, в камере, потихоньку освободив рот от скотча, она языком нащупала дыры во рту, – нескольких зубов не было.
Ей снова надели мешок на голову и поволокли куда-то, словно она сама не могла дойти. Колени содрались о бетонированный пол и куски еще кое-где живого линолеума. А в это время мимо нее проволокли Дашку. Вера не видела ее, только слышала, как из кабинета следователь гаркнул Дашкино имя.
С Дашей все было намного страшнее. Если бы она молчала. Если бы у нее хватило смелости притвориться тупенькой и беспомощной. Неужели в такой ситуации ничего нельзя придумать?
Когда Даше в первую минуту берцами раздавили кость на правой руке, она потеряла сознание
– Что, сука, очухалась? – услышала она. – Будешь молчать – пустим по кругу твою дочь. Думаешь, не знаем, что у тебя есть девятнадцатилетняя стерва?! Говори: куда возила медикаменты?
– Это не я возила, а Верка.
– А ты в стороне стояла? Платочком ей махала на прощание?
Кто-то подошел сзади, обхватил Дашину голову крепкой рукой и двумя пальцами раздавил челюсть, чтобы она открыла рот. От боли Даша снова потеряла сознание. Очнулась она в холодной камере, на полу. Ее пристегнули наручниками к трубе и снова натянули мешок на голову. Выла она от боли, бессилия, несправедливости. Кровь струилась изо рта. Что-то там порезали, двух зубов нет, язык распух. Не выдержала таких издевательств молодая женщина. Рассказала все, что знала и что могла придумать, чтобы отпустили живой.
Их бросили в одну камеру – Дашку и Веру. Вера, как медик, видела раны, ушибы и ссадины приятельницы. Но именно потому, что медик, могла быть хладнокровной в экстремальной ситуации. Когда охранник отстегивал их от трубы, Вера тут же попыталась помочь Даше.
– Вы что делаете? – услышала она голос позади себя.
– Я ничего не делаю, – отскочила в сторону Вера.
– Она вас всех с потрохами выдала, а вы ее жалеете.
– А ты кто такой, чтобы меня учить?
– Я Илья. Я просто хочу разобраться в этой войне.
– Ну и как? Разобрался?
– Похоже, разобрался.
– А ты думаешь, что женщина может выдержать такие пытки?
– Но вы же выдержали.
– Я – это другое дело. Не надо быть дурой.
– Я и заметил, что вы не дура. Вы почему боретесь против армии?
– Я не против армии, я за свободу. Свободу выбора, свободу своих поступков и взглядов. Я против кровопролития. У меня два сына, и я не хочу, чтобы они пошли с автоматом на своего отца.
– Кстати, о сыновьях. Вам их надо спрятать. Вас могут шантажировать ими. Просто могут при обыске подбросить пару гранат и сделать вид, что они в вашем доме их нашли.
Вера знала, что старший уже уехал в Донецк, а младший, Данька, с бабушкой остался. Как он там? На его глазах избивали отца. Отца… Стас еле двигается. Из него кабачок сделали. Бедный, как помочь?
– Вас завтра повезут в СБУ. Вот вам немного денег, они спрятаны в носовом платочке, корвалол и немного теплых вещей. А это обезболивающее для вашего мужа. Прячьте, – прошептал Илья, пытаясь тут же уйти.
– Ты это серьезно? Что там с мужем?
– Серьезно. Я понял, что ополченцы правильно делают, что защищают Донбасс. Да, хочу предупредить, что там вас бить не будут, но морально достанут. Держитесь. А с мужем… там все намного сложнее. Не хотелось бы рассказывать о…
– Не хотелось? Ты говоришь это серьезно? Что с мужем?!
– Там лопнули барабанные перепонки.
– Почему? Его били?
– Его на дыбу подвешивали…
– Господи, звери! Вы не просто звери, вы садисты.
– Это не я.
– А ты где был?
– В коридоре. Я слышал. У него разбиты колени и голеностопы. Он не может передвигаться.
– Еще что? – медленно спросила Вера.
– Еще ребра…
– Он жив?
– Жив. Он не просто жив. Ваш муж настоящий герой.
– Я знаю, – машинально ответила женщина. – Как ему помочь?
– Думаю, теперь уже получится. Только не нарывайтесь на скандалы. Не уверен, но вы можете там встретиться. Его на носилках понесут.
– Нас решили отпустить?
– Не уверен. Может, обмен? Но это только предположение.
– И потом домой?
– Не мечтайте. Потом – концлагерь, скорее всего, или СИЗО.
Их действительно больше не били. Как оказалось, должен быть суд, на котором не хотели показывать следы истязаний.
***
Суд прошел быстро. Впаяли Вере, Даше и Стасу 258-ю статью – «Финансирование терроризма организованной группой». Впервые за много дней Вера увидела мужа только на суде. Хоть бы обнять его, хоть бы потрогать ссадины и ушибы и хоть чем-то помочь…
А потом закрутилось колесом – не остановишь. Сутки были на базе у «Днепра», четверо суток в одиночках СИЗО в Мариуполе, потом перевезли в Каменку, потом под Днепродзержинском в общей камере, где вмещалось двадцать пять человек со всей Украины и по разным приговорам, а после всего переправили в Харьков.
Есть практически не давали. Одну пачку «Мивины»[15] в сутки заливали кипятком. Вера просила давать ей сухую пачку, без воды – в туалет выводили раз в сутки, а организм не обманешь.
