Богдан Сушинский - Флотская богиня

— Когда-нибудь на этом месте установят стелу, которая известит мир, что именно здесь санинструктор Корхов в неравном бою подстрелил своего первого и последнего фашиста.

Ефрейтор вновь собирался зардеться и обидеться, но в это время у пригорка остановилась легковая машина, откуда вышли комбриг и начальник особого отдела бригады майор Силин. Вслед за ними ворвался на пригорок мотоциклист.

— Вы почему прохлаждаетесь, ефрейтор Корхов? — на ходу грозно спросил полковник, решительно направляясь к самоходке. — Накажу по всей строгости устава.

— Никак нет, не прохлаждаюсь. Вот, снайпера нашего из-под самоходки извлек. Землей был засыпан и контужен.

— Сам ты контужен, — проворчала Евдокимка: терпеть не могла этого определения, да еще и применительно к себе.

— А! Так это ты, храбрец, половину роты противника на подступах к самоходке уложил? — взяв Евдокимку за предплечье, комбриг придирчиво осмотрел ее, пытаясь лично убедиться, что руки-ноги целы. И тут же приказал санинструктору отправляться для дальнейшего осмотра поля боя.

— Половины роты не наберется, не приписывайте, — с грустью глянула Гайдук вслед поспешно удаляющемуся «степному эллину». — Но не менее тридцати пяти, включая одного офицера…

— Видал скромника? — оглянулся полковник на особиста. — Более взвода врагов еще на подходе к нашим позициям уложил, и лишнего просит не приписывать.

— О тебе, сержант Гайдук, скоро легенды слагать будут, — с любопытством осмотрел Евдокимку майор-особист. — Кстати, я как раз по твою душу. Во-первых, утром пришла радиограмма, где сообщили, что, среди прочих, тебе присвоили звание сержанта. А теперь — еще одна новость…

— Уже сегодня мы вынуждены будем переправить тебя на тот берег, сержант, — поддержал комбриг. — Жаль! Считай, боеспособность всей бригады ослабляем.

Понимать, когда полковник говорит всерьез, а когда, с той же мрачной миной на лице, шутит, Евдокимка так и не научилась.

— Почему… переправить? Что, только меня одного, что ли?

— К сожалению. Остальным нужно будет с боем прорываться. Тебя же, — взглянул он на часы, — через полчаса в устье лимана подберет шлюпка и переправит на бронекатер, который, в свою очередь, доставит до ближайшего приморского аэродрома, где тебя будут ждать те, кто в тебе заинтересован.

— А кто во мне… заинтересован?

— Разведка, естественно, кто же еще? — объяснил особист.

— Но в связи с чем?

— У меня приказ обеспечить твою доставку в разведотдел штаба фронта, для выполнения особого задания. Это все, что мне известно, сержант.

Услышав все это, Евдокимка почувствовала себе так, словно ее коллективно самым бессовестным образом разыгрывают.

— Это… что, шутка? — с ухмылкой на лице спросила она у полковника.

— Да нет, приказ из самого верха. Все, сержант! Поступаете в распоряжение начальника особого отдела, — майор тут же указал ей на заднее сиденье мотоцикла, сам уселся в коляску и только тогда заметил: — И запомни, сержант, есть два учреждения — морг и особый отдел, сотрудники которых не шутят даже тогда, когда шутят! На сборы у тебя пять минут. В пакете увезешь характеристику на себя и кое-какие важные документы.

39

В Азовск Анна Жерми и подполковник Гайдук прилетели под вечер.

Это был типичный южнорусский городок, чьи пыльные окраинные закоулки незаметно переходили в лиловый булыжник центральных улиц. Старинные двух— и трехэтажные здания у площади вокруг поруганного местными безбожниками собора еще грезили чопорностью дворянских собраний, офицерскими балами и разгульными купеческими попойками. Линия фронта уже находилась в пятидесяти километрах, однако в городке пока не заметно было ни особых разрушений, ни паники. Единственным признаком близости войны в эти предвечерние часы служило какое-то странное безлюдье, но и оно, казалось, охватило город из-за господствовавших в нем осенних ветров, устилавших листвой искореженные временем и бесхозяйственностью тротуары.

— Было решено, что вы пару дней поживете в семье местных аристократов, для адаптации, — молвил Гайдук, помогая Анне выйти из машины.

— В этом городе и в нашем государстве — речь идет об аристократах? — хищно улыбнулась Жерми. — Опомнитесь, подполковник! Вы ведь давно истребили всех аристократов, как перепелов на весеннем лугу.

— Понимаю, что вы уже вошли в роль дочери белогвардейского генерала, пережившего «окаянные дни» в Париже, но все же не забывайтесь, тем более что в машине водитель, — сквозь зубы, вполголоса проговорил энкавэдист и, захлопнув дверцу салона, поднял глаза на второй этаж красивого особняка, у которого они остановились.

Выстроенный в виде уменьшенной копии дворца некоего британского лорда, особняк эдаким пережитком буржуазного прошлого русской архитектуры возвышался теперь в глубине заброшенного парка, за литой чугунной оградой.

— Кто же эти люди?

— Профессор медицины Корчевский. Хирург. Из дворян, само собой. По матери происходит из графского рода, по отцу тоже не из пролетариев… Обучал медиков в Ростове-на-Дону. Консультировал не только больных, но и хирургов. Оба его сына, тоже медики, погибли в Гражданскую.

— В подвалах ЧК?

Гайдук недовольно покряхтел, повертел головой, словно ворот френча вдруг стал ему слишком тугим:

— Одного из них, в самом деле, казнили в екатеринбургском ЧК. Очевидно, не разобрались как следует. Впрочем, служил он не в «красном», а в деникинском госпитале.

— Но, по классовой наивности своей, хирург считал, что и те и другие его коллеги спасают от гибели просто русских.

— Это мы сейчас можем умничать по этому поводу, а тогда шла Гражданская война и классовая борьба. Я вот уже стал задумываться, а стоит ли вас, графиня Подвашецкая, отправлять в германский тыл; не поторопились ли мы?

— Пристрелить конечно же проще.

— Намного проще, — язвительно признал подполковник.

— Но тогда придется свести на нет столь глубокомысленно задуманную операцию «Поцелуй Изиды», — в том же тоне подыграла ему Анна. — И потом, я ведь прямо сказала вашему генералу Шербетову, что готова идти на это задание не ради коммунистических идеалов, а ради того, чтобы Россия не досталась германцам. Так что я, подполковник, играю «в открытую».

— Тогда считайте, что слышали всего лишь рассуждение вслух. Что же касается второго сына профессора, то он был смертельно ранен осколком снаряда и застрелился.

— Самого же профессора, отца двух белогвардейских офицеров, тоже арестовало ЧК?

— К его счастью, понадобилась операция одному из местных командиров, и сделать ее мог только профессор Корчевский. Правда, под дулом револьвера не в меру ретивого чекиста. Вам-то зачем все эти подробности?

— Хочу знать, с кем имею дело. Что в этом противоестественного? Неужели ему оставили весь особняк?

— Три комнаты на втором этаже. На двоих с женой. Сами понимаете, это еще по-божески. Учли, что одна из комнат должна служить кабинетом и библиотекой. Вам выделили соседнюю с профессорской квартиру генерала. Нет-нет, на сей раз — нашего, фронтового, семью которого только вчера эвакуировали. Так что стеснять профессора вы не будете.

— Коль уж мы говорим об аристократизме, то это принципиально важно.

— Белье и туалетные принадлежности туда уже завезли. Телефоны в обоих апартаментах проверены.

— Что уже достойно похвалы.

Прежде чем войти в подъезд, Анна решила обогнуть правое крыло здания. За ним прощался с листвой небольшой старый парк — с едва приметными тропинками, полуразрушенной беседкой и миниатюрным прудом.

— Понимаю, навевает воспоминания о классическом дворянском гнезде…

— Увы, господин подполковник, возрождать подобные воспоминания — не с вашим происхождением. Не боитесь, что профессор ненароком раскроет наше с вами сотрудничество?

— Ему ничего, кроме имени Анна, о вас не известно. Поживете у него под фамилией Салматиной. Помощь деньгами и продуктами профессору оказана, так что, особой стеснительности не проявляйте.

— Профессора потом эвакуируете или же в расход?

— Анна Альбертовна! — возмутился Гайдук. — Не спорю, у нас, по чекистской линии, были некоторые перегибы… Но сейчас-то время другое.

— Хотелось бы верить.

— Кстати, профессор уже не практикует и не преподает; лишних вопросов задавать не станет, поскольку, по природе своей, человек он замкнутый. Однако какое-то время профессорская чета жила в Петербурге и там познакомилась с генералом Подвашецким и его супругой, вашей матушкой, — подполковник взглянул на Анну, пытаясь выяснить, какую реакцию вызовет это сообщение.

Лицо женщины осталось невозмутимым.

— А меня профессорская чета когда-нибудь видела? — поинтересовалась Анна после непродолжительной паузы.