Юрий Валин - Выйти из боя
Катя принялась писать варежкой на снегу, покрывающем гранитный парапет:
Тебе жалко уходить?
Да. Я словно вернулась в детство. И в свое, и в твое. С тобой хорошо. И вообще…
Мама?
Да. Ты ее береги.
Не понимаю. Почему у тебя так? Разве бывает мама плохая?
Она не плохая. Просто у нее всегда были свои дела. Я не скучаю.
А теперь будешь?
Кать, не трепи душу.
Извини. Ты не уверена. Вот, бля, — тебе хочется плакать.
Катька!
Я только с тобой. Я поняла. И на счет учебы, и на счет драк. Если не получится, ты оставайся. Мы поместимся.
Нет, Кать. Мы разные. И жизнь должна быть разная. Давай попробуем. Кстати, «насчет» в данном случае слитно пишется.
Мы попробуем. Я постараюсь.
Они зашли в аптеку и приобрели за 6 копеек скляночку валерьянки. Толстая усатая провизорша посчитала, что девочка — не кошка, и отпустить ей безобидное лекарство вполне позволительно.
Дома Катрин улучила момент, когда на кухне никого не было, строго наказала Кате рукам волю не давать, раскалила на огне кончик ножа и вывела на подставке пластикового автоматчика: «Июль 1942 г. Херсонес. Вспомнишь.»
Я туда съезжу. Маму попрошу, и мы вместе съездим.
Катька поставила солдатика на книжную полку.
Пришла мама, поужинали. Перед сном Катька прокралась на кухню, налила стакан воды. На кухню приперлась Марь-Ванна в ночной рубашке, принялась возиться с чайником. Пришлось прятать стакан за спиной и удирать в туалет. Катрин тщательно отсчитала в стакан капли валерьянки. Как бы не переборщить.
Гадость какая!
Катька зажала нос и махом выхлебала воду с успокаивающим.
Ух!
Будешь всякую дрянь по сортирам распивать или наркотиками ширяться, брошу все и найду.
А говорила, мы встретиться практически не можем.
Я попробую. Только ты меня к тому времени забудешь. Ты взрослой тетенькой будешь.
Все равно приходи. Я тебя с мамой познакомлю. От наркотиков правда так страшно умирают?
Уж можешь поверить. Пойдем, мама забеспокоится.
* * *Привычно раскачивался фонарь за окном. Снова валил снег. Уставшая мама уже спокойно дышала на своей софе. Катя совсем расслабилась. Пора, сейчас «кошачья радость» и на взрослую Напарницу начнет действовать.
«Теплая крошечная комната. Уйдешь в темноту, не вернешься. Но неужели леди-сержант чужую жизнь делить станет? Стыдно, охотница.
Все, поехали. Счастливо, Катя.
Все мысли прочь. Ориентир — Пусковая площадка „К“ — все чувства в единый клубок. Ну…»
* * *Летний душный вечер. Высокая девушка в мешковатом, продранном комбинезоне, пошатываясь, шла от пешеходного моста на Фрунзенской набережной. Почему Катрин раз за разом возвращало именно сюда, к «старому-новому» мосту, абсолютно непонятно. Сейчас вообще думать было больно. В прямом смысле больно — затылок раскалывался, волосы там намокли от клейкой крови. В ушах мучительно звенело.
До «звиздатых» ворот в/ч, за которыми устроились и скромные апартаменты отдела «К», девушка так и не добралась. Рядом затормозила патрульная милицейская машина, и через десять минут Катрин очутилась в «обезьяннике». Наркоманов здесь видели предостаточно, поэтому медицинская помощь ограничилась великодушно выделенной мокрой тряпкой и обещанием позвонить в «Скорую», как только задержанная признает, что она такое натворила. Особый ажиотаж вызвали два винтовочных патрона, завалявшиеся в кармане комбинезона. Что-то врать и доказывать у Катрин не было сил. Она лишь тупо повторяла номер телефона и бормотала, что папик деньги привезет.
Потом Катрин сидела, привалившись к стене, прижимала нагревшуюся тряпку к затылку. Думать голова не могла, и слава богу. Катрин предчувствовала, что ничего утешительного башка все равно не придумает. Менты рассосались, за столом сидел одинокий лейтенант, задумчиво вертевший в руках засаленную пилотку, изъятую у обдолбанной наркоманки.
Слова насчет папика и денег подействовали. Менты позвонили. Через полчаса прилетел майор Сан Саныч в компании компьютерного корректировщика отдела Шуры. Майор мимоходом сунул под нос дежурному удостоверение, подскочил к решетке «обезьянника».
— Жива?! Что с головой?
— Бревном двинуло, — пробормотала Катрин. — Бля, дайте же хоть аспирина.
В машине была отличная аптечка, и к отделу Катрин подъехала уже со слегка прояснившейся и элегантно забинтованной головой. Отделу «К» врач по штату был не положен, поэтому первую помощь здесь умели оказывать и собственными силами.
— Черт, мы тебя в районе ЦДХ искали. Все расчеты туда показывали. И сканер тот квадрат засек, — оправдывался Шура.
— Бывает, — пробормотала Катрин. — Я уходила под обстрелом, прямо из помещения. Сам Прыжок ни хрена не помню.
— Голова как? — спросил майор, поджидая, когда ворота КПП откроются. — Может, сразу в госпиталь?
— Нормально голова, — сказала Катрин. — Пить я хочу. И спать. Последние сутки нервными выдались.
— Можешь не докладывать. Просчитали. Объект жив. До Новороссийска добрался. Остальное — не наша забота. О деталях операции докладную потом настучишь.
— Чего уж потом? — пробурчала Катрин. — Прямо сейчас, даже сапог не сниму. Пока в отделении парилась, могла бы уже начать. Не додумалась у ментов ноутбук вытребовать.
— Извини, со встречей всегда накладки выходят. Сама знаешь. Ты точно в порядке? Что-то даже не ругаешься и не плюешься. Сотрясение мозга — вещь сложная, — майор глянул озабоченно.
— Нечему там сотрясаться, — поморщилась Катрин. — В норме я. Жрать, спать. Но сначала мыться. Сто грамм не вздумайте предлагать, — сблюю.
* * *«Детский мир» стоял на месте, остальное исчезло. Ни дома, который Катрин помнила засыпанным сугробами, ни библиотеки. На месте дома с пивной и булочной, где продавали такие чудные «калорийные» булочки, распростерлось натуральное, заросшее мудреными цветами кладбище. Ну, не кладбище, а парк искусств «Музион», но разница небольшая. В «Музионе» из газонов в изобилии торчали памятники и скульптуры — вылитые надгробия. Ничего не осталось. Красная площадь и та изменилась, о родной набережной и речи нет, — только парапет узнать еще можно. Осталась и школа, правда, ее обнесли надежным забором, и учился там кто-то, не очень похожий на школьников.
Шура пробил по базе данных Екатерину Юрьевну Любимову 1964 года рождения. Любимовых женского пола в Москве было предостаточно, Екатерин Юрьевн тоже хватало, но вот урожая 1964 года не обнаружилось ни одной. Растворилась Катька в когда-то необъятном, но тоже подтаявшем государстве. Катрин зашла и в бывший ЖЭК. Там архивов до 82-го года вообще не сохранилось. Куда кто выбыл, здесь не знали и знать не хотели.
Стоит вообще искать? Больше тридцати лет прошло. Мама Катькина умерла в 2002 году. Поговорить с ней уже никогда не удастся.
Катрин купила мороженое и пошла мимо парка к Крымскому мосту. Нужно было готовиться к следующему заданию. Время поджимало.
Через неделю одуревшая от документов времен военного коммунизма Катрин прогуливалась вдоль проспекта. Кислорода в городском воздухе было маловато, зато в изобилии водились освежающиеся пивом индивиды. То и дело приходилось ставить на место клеящихся кавалеров. Красивая блондинка в облегающих джинсах привлекала немало взглядов. Катрин послала далеко-далеко хозяина притормозившего джипа. Конечно, после многосуточной возни с документами даже такое времяпровождение можно было считать отдыхом, но лучше бы пойти на ту сторону реки, в парк. Там хоть дышать есть чем.
Катрин свернула к МДК и зашла в книжный магазин. У Шуры день рождения, на подарок скинулись, нужно открытку от себя лично приложить. Открытку с сумасшедшим компьютерщиком Катрин подобрала, потом машинально прошла между книжными стеллажами. «Военная история». Ну-ну, что здесь, к примеру, об отчаянной обороне Крыма пишут? Писали, к удивлению девушки, много. Катрин пролистала несколько альбомов, просмотрела томики воспоминаний и историческо-популярных исследований. Был даже роскошный двухтомник о подземельях города-крепости. Книги были разные и с «жовто-голубым» флажком, и с «Андреевским» стягом. Об ассортименте в магазине заботились. Катрин вытащила последний томик с военно-морским флагом и дрогнула. «Последняя бухта», авторы Р.Н. Кравец и Е.Ю. Любимова. Подзаголовок — «Хроника последних дней не последнего штурма». Фотографии авторов. «Угу, — кандидаты исторических наук. Ох, как же Катька повзрослела! Значит, не зря занял свой пост солдатик у корешка „Волшебника Изумрудного города“? Может, и сейчас какие-то монографии охраняет? Ой, Катька, Катька, как же ты со своей грамотностью на звание профессора сдавать будешь?»
