Кровавая Земля (ЛП) - Корнуэлл Бернард
Первым побуждением Дилейни было скрыться от этого ужаса, но затем неодолимый порыв жалости принудил остаться. Он разносил солдатам чашки с водой и придерживал головы, пока они пили. Один солдат забился в агонии и укусил край чашки так сильно, что фарфор вдребезги разлетелся. Дилейни держал за руку другого, пока тот умирал, вытирал пот со лба офицера с забинтованными глазами, который больше никогда не сможет видеть. Раненым помогали шесть или семь женщин из деревни, и одна из них, передвигаясь по саду среди крови, блевотины и зловония, вызывающе носила небольшой звездно-полосатый флажок янки, приколотый к переднику. Джордж сидел на корточках рядом с сержантом из Южной Каролины и пытался остановить кровь, толчками выходившую из наспех перебинтованной раны на поясе. Солдат умирал и требовал заверений, что сражение, а вместе с ним и война будут выиграны, и Джордж бесконечно повторял в утешение, что мятежники наступают, и победа неминуема.
- Хвала Господу, - произнес сержант и умер.
Один солдат попросил Дилейни разыскать дагерротип своей жены на дне патронташа. Дилейни высыпал патроны, и под ними лежал драгоценный прямоугольник из меди, обернутый в кусок ситца. У женщины была тяжелая челюсть и мрачное выражение глаз, но лишь один взгляд на ее лицо принес умирающему умиротворение.
- Вы напишете ей, сэр? - спросил он Дилейни.
- Напишу.
- Доркас Бриджес, - сказал солдат, - Дерборн-стрит в Мобиле. Скажите, что я никогда не переставал ее любить. Вы запишете это, сэр?
- Вы поправитесь, - пытался приободрить его Дилейни.
- Со мной все будет отлично, сэр. Прежде чем закончится этот день, сэр, я буду со своим Господином и Спасителем, но Доркас, теперь ей придется управляться без меня. Вы напишете ей, сэр?
- Напишу, - у Дилейни с собой был огрызок карандаша, и он тщательно записал адрес Доркас на обрывке газеты.
Дилейни собрал дюжину других имен и адресов и пообещал всем им написать. Он и напишет, и в каждом письме будет говориться об одном: что их мужья или сыновья умерли спокойно и смертью храбрых. Вот только правда заключалась в том, что все они умерли в страшных мучениях. Счастливцы потеряли сознание, а тех, кому не посчастливилось, боль терзала до последнего вздоха. В задней части дома, где находился огород, росла груда ампутированных конечностей. Ребенок, держа палец во рту, смотрел на нее, вытаращив глаза.
А в это время на возвышенности не переставая громыхали орудия.
***
Старбак обнаружил остатки роты Поттера, чудесным образом еще державшиеся вместе. Они находились неподалеку от тела Ротвела, выстроившись цепью на краю Восточного леса и стреляя по марширующим на юг янки. В шеренге мятежников стояла пестрая компания оборванцев. Тут были солдаты из Джорджии, Техаса, Виргинии, Алабамы, и почти все потеряли связь со своими офицерами и просто присоединились к ближайшей шеренге мятежников, продолжая сражаться. Звуки в лесу оглушали. Янки подтянули свежие орудия, которые лупили картечью по лесу, тут были и застрельщики северян, прятавшиеся на вспаханных полях за выходами известняка, и всё это время сражение на кукурузном поле набирало свою прежнюю ярость.
Янки наступали, построив роты колоннами и превратив себя в заманчивую мишень для стрелков мятежников.
- Вот бы нам пушку, - прокричал Поттер Старбаку и спустил курок. Траслоу мрачно и неторопливо стрелял, каждая пуля влетала в кучу синих мундиров, упорно идущую вперед, хотя чем больше приближалась атака, тем больше неразберихи возникало в ее передних рядах. Среди деревьев появился полковник Мейтленд, с пьяными воплями размахивая саблей, призывая убивать свиней. С юга через лес прибежал Свинерд и встал на колено рядом со Старбаком у опушки. Он подождал, пока Старбак выстрелит.
- Они опять в лесу, - прокричал Свинерд, указывая на север.
- Сколько их?
- Тысячи!
- Дерьмо, - выругался Старбака и засыпал в ствол порох, сплюнул пулю, схватил шомпол и яростно загнал его в ствол. Его правая рука устала, и плечо нестерпимо ныло от отдачи винтовки. - Кто их сдерживает? - спросил он Свинерда.
- Никто.
- Хрень Господня, - опять чертыхнулся Старбак. Он подождал, пока рассеялся дым, и прямо перед собой увидел верхом на лошади офицера янки. У него была седая борода и вышитый позументом мундир, и он отчаянно кричал на шагавших северян, шарахавшихся от стрельбы из леса. Старбак задумался, а не генерал ли это, и прицелился в заманчивую мишень. По крайней мере с дюжину мятежников заметили офицера, раздался треск выстрелов, а когда пороховой дым рассеялся, осталась лишь лошадь без всадника.
Стрельба на кукурузном поле достигла нового пика. Свинерд похлопал Старбака по плечу.
- Оглянитесь, что творится, Нат. Я не хочу, чтобы нас тут окружили.
Старбак побежал через лес. Над ним жужжали пули и со свистом прошивала листья картечь, вызывая непрерывный ливень листвы. В глубине леса было пусто, никого кроме мертвых и раненых, но ближе к западной кромке опять появились мятежники. Они стреляли по единственному полку янки, похоже, ринувшемуся в одиночную атаку через побитое кукурузное поле. Янки выглядели сбитыми с толку и брошенными, так как другие батальоны не поддержали их наступление, и теперь, окруженные мятежниками, они сбились в плотную кучу, которая напрашивалась на суровое наказание со стороны мятежников. Один из синемундирников размахивал знаменем Нью-Йорка, пытаясь ободрить своих собратьев, но затем прямо над флагом с треском разлетелась в дыму шрапнель, и знамя тут же упало. Янки начали отступать, и воодушевленные небольшой победой конфедераты опять рванули вперед, к кукурузному полю. Старбаку показалось, что каждый мятежник в Мэриленде перешел в наступление в одной последней и отчаянной попытке удержать позицию. Солдаты выбегали из Восточного леса, вливаясь в шеренгу, которая грузно мчалась к кукурузному полю. Там был капитан Пил вместе выжившими из батальона Старбака, и Нат побежал к ним. Земля на кукурузном поле покрылась буграми из-за побитой кукурузы и обилия пуль от картечи и шрапнели, усеявших землю. Завеса дыма на поле поднялась почти до уровня груди, как повсюду стояли лужи крови, валялись изодранные останки людей и осколки снарядов, над ними роились мухи..
Шеренги мятежников наступали по кукурузному полю, но на северном краю их остановили ряды поджидавших янки, чей сокрушительный залп обрушился на наступающих южан. Пушки выплевывали картечь, батальоны вели залповый огонь, но мятежников охватило безумие сражения, и они упрямо вели ответный огонь по янки вместо того, чтобы отступить под градом вражеского огня. Старбак сгреб в сумке последние патроны и прислушался: над головой с жутким свистом проносилась картечь, смахивая поваленную кукурузу, и глухо шлепали пули, попадая в цель. Некоторые солдаты приседали на колено, кто-то - лежал на земле, вглядываясь в сгущающийся дым.
Казалось, сражение длится бесконечно, но Старбак, пересчитывая боеприпасы, понимал, что прошла всего пара минут. Хоть сам он этого и не слышал, но охвативший его ужас вызывал из его груди жалобные стоны, похожие на причитания. По обе стороны от него падали солдаты, каждую секунду он ожидал, как его оглушит попавшая в тело пуля. Но он по-прежнему стоял на месте, заряжал и стрелял, пытаясь отсечь вопли, выстрелы и пушечные залпы, напевая неизменную мелодию. Оглушенный хаосом сражения, он действовал медленно, тщательно продумывая каждое свое движение. Сгоревший порох забивал нарезы ствола, с трудом позволяя шомполу забивать пулю. Старбак заткнул шомпол за пояс, чтобы было легче вытаскивать его, но шомпол постоянно падал в кукурузу, и, каждый раз, наклоняясь и поднимая его, Старбак хотел лечь и больше не вставать. Старбак готов был оказаться где угодно, лишь бы подальше от этого царства смерти. Он в очередной раз заряжал, когда увидел одного из своих солдат, скрючившегося на земле и с трудом дышащего. Еще один солдат с перебитой ногой на локтях пытался выползти с поля, с каждым движением оставляя позади кровавый след. Барабан янки валялся там же, простреленный пулями. Кое-где тлела кукуруза, подожженная пыжами. Офицер из Джорджии стоял на коленях, прижимая руки к паху, тяжело дыша, и уставился на кровь, стекающую на бедрам. Он поднял голову и перехватил взгляд Старбака:
