Ибрагим Абдуллин - Прощай, Рим!
— Нашелся шпион, который донес немцам, что Джулия помогает партизанам.
Петр замолчал. Вышел из пещеры, сел на белый камень. Сквозь разрывы туч в темном небе замерцала голубая звезда. Будто издалека, с высоты, Джулия смотрела на такую жестокую и такую прекрасную в эту весеннюю ночь землю. Смотрела, искала любимого. Первого и — последнего. Но не нашла. Небо снова затянуло от края до края.
С той ночи озорной, а подчас и сумасбродный Петр Ишутин стал как булатная сабля. Сходясь лицом к лицу с врагом, дрался беспощадно, но расчетливо. Прежде чем погибнуть, ему хотелось сполна рассчитаться за страшную судьбу Джулии.
16
Союзники готовились к генеральному наступлению, а Итальянская коммунистическая партия накапливала силы для восстания в Риме. Приближались самые драматические и решающие дни в почти трехтысячелетней истории Вечного города.
Россо Руссо через своих связных предупредил Колесникова: «Согласовано с руководителями восстания. Вы тоже примете участие. Будьте наготове!..»
Эта весть взбудоражила бойцов отряда «Свобода». У всех на устах было одно слово — Рим. Рим… Им не суждено было на родной земле бить немцев в славных сражениях за наши большие города, так хоть бы здесь, пусть на чужой земле, в чужой стране, сделать что-то такое, что бы могло ускорить победу.
— Потом детям своим, внукам своим расскажем, пусть знают, что и мы не в игрушки играли, а отвоевали Рим у фашистов, — сказал Ильгужа, обычно сдержанный и не очень-то склонный выражать свои задушевные мысли вслух.
— А Вася так мечтал пощупать собственными руками гранит Колизея и мрамор древних колонн! — вздохнул Петр Ишутин.
Подобрел и генерал Александер, до сих пор пытавшийся ограничить деятельность партизанских отрядов отдельными террористическими актами, и начал помогать им оружием, продовольствием и медикаментами. Дело, пожалуй, было не в том, что у генерала характер стал лучше, а в том, как изменилось военное и политическое положение в мире.
Советские войска успешно продвигались на запад на всех фронтах. Десятого апреля бойцы 3-го Украинского фронта выбили немцев из Одессы, из последнего опорного пункта противника на юге страны, и вскоре было очищено от фашистских захватчиков все Черноморское побережье.
Обстоятельства вынудили и фельдмаршала Кессельринга пересмотреть тактику. Не увенчалась успехом попытка массовым террором раздавить движение Сопротивления в Риме и нагнать страху на итальянцев. Поэтому Кессельринг решил подкупить население, раздавая бедным, исстрадавшимся от голода семьям муку и рис, конфискованные у спекулянтов на черном рынке. Но эти подачки никого не могли обмануть, да и были они каплей в море: римляне, особенно жители предместий, маялись от нехватки хлеба и воды. Двуличничая, гитлеровцы разрешили печатать республиканские воззвания с портретами Гарибальди и Мамели [11], а в то же время 27 мая вблизи площади Болонья палачи Коха убили главного редактора газеты «Аванти» Эудженио Колорни.
Чувствуя, что с часу на час может грянуть восстание, зная, что вот-вот союзники перейдут в решающее наступление, немцы лихорадочно возводили в окрестностях Рима укрепления, чтобы иметь возможность вести арьергардные бои, если возникнет угроза окружения отступающих войск, и намечали в городе объекты для взрывов.
…Через глубокую пропасть в двадцати километрах от пещер, где располагались колесниковцы, был перекинут длинный мост, по которому круглые сутки проходили на фронт сотни вражеских машин. Американские летчики несколько дней пытались разбомбить этот мост, однако или не попадали в цель, или их еще на подступах к ней встречали немецкие истребители.
Для исхода предстоящих сражений мост имел огромное значение, поэтому партизанам отряда «Свобода» поручили вывести его из строя. На диверсию отобрали самых смелых и сноровистых: Таращенку, Ишутина, Муртазина, Корякова, Дрожжака, Логунова… Всего пятнадцать бойцов. Нагрузили толом рюкзаки. Как всегда, в дорогу вышли, когда уже стемнело.
Если идешь налегке, двадцать километров можно одолеть за четыре часа. Но рюкзаки оказались такими тяжелыми, что прошагали больше пяти часов. Да и дорога прескверная — то узкая тропа в зарослях, то свежевспаханное поле. В эту ночь нечего и думать было о решительных действиях. Во-первых, устали. Во-вторых, уже светает, а мост охраняют два пулеметчика. Один на вышке, другой внизу — в бетонированном колпаке.
То же самое и на другом берегу.
— Да-а, — протянул Ишутин. — Не убрав часовых, близко не подступишься к мосту, не то что взрывчатку заложить.
На день пришлось надежно спрятаться. По мосту туда и обратно шли потоки автомашин. По очереди отсыпались и вели наблюдение за охраной. В сумерках приступили к делу. Оставили рюкзаки с толом в кустах, взяли с собой гранаты и кинжалы и, подождав, пока Таращенко со своей группой переберется по крутым склонам на тот берег, ползком двинулись к вышке. Надо было обоих пулеметчиков — и того, что наверху, и того, что в доте, — убрать одновременно.
До часовых осталось метров пятнадцать. Опять притаились — ждали сигнала, который должен был подать Ишутин. Раздался птичий посвист, и они снова поползли вперед. Были уже у самой цели, когда немец на вышке заглянул вниз и окликнул другого пулеметчика, вылезшего из дота подышать свежим воздухом. Этот задрал руки кверху, потянулся, громко зевнул и закурил.
— Какая чудесная ночь, а, Иоахим?..
И в то же мгновение Дрожжак навалился на этого самого Иоахима, Ильгужа нырнул в дот, чтобы посмотреть, нет ли там еще кого-нибудь, а Колесников взбежал на вышку.
— Иоахим, ты? — испуганно крикнул фриц, восторгавшийся красотой итальянской ночи, и мешком упал на пол.
Однако на той стороне не обошлось так гладко. Леонид приказал Касьянову привязать взрывчатку к опорам моста, а сам в сопровождении Ильгужи побежал вперед — на подмогу Таращенке. Между тем на другой вышке застрочил пулемет.
— Эх, не удалось без шума! — буркнул Леонид, пригибаясь. — Муртазин, ты беги обратно, поднимись на вышку, а Дрожжак пусть в доте засядет. Если подскочат немцы, открывайте огонь.
— Есть!
— Смотрите, пока у Таращенки не будет порядок, ни шагу назад.
— Есть!
Немцы, обычно такие оперативные в случаях тревоги, на этот раз запоздали. Когда на шоссе с обеих сторон показались огни фар, приглушенные маскировочной сеткой, Касьянов уже справился с заданием. Только машины въехали на мост, враз прозвучала очередь из пяти автоматов — стреляли по взрывчатке, привязанной к пяти столбам. Ослепительная вспышка, и подрывники со всех ног кинулись бежать. А затем прилетели американские бомбардировщики. На шоссе скопилась пропасть машин. Ни вперед проехать, ни назад развернуться.
Партизаны, пробежав километра два, залегли в виноградниках, отдышались и поднялись на взгорье. Одно удовольствие было смотреть на столпотворение у не существующего теперь моста. Наконец американцы отбомбились и улетели.
— Странно устроен человек, — заговорил Сережа Логунов, охотник пофилософствовать. — Оказывается, он испытывает радость не только когда строит, создает, но и когда поджигает, разрушает…
— Истинно так, — согласился колхозный плотник Сажин, чувствующий себя необыкновенно бодрым после недельного лечения в доме архитектора Полотто. — Мост-то этот, говорю, тьма людей месяцами, а может статься, и годами строила. Трудились, пот свой проливали… Но вот пришли мы и за минуту в прах все разнесли. Сколько сил и денег на ветер пошло…
На такие речи ответ один:
— Что поделаешь — война!
— Да, война, — сказал Сережа. — И когда-то люди научатся жить без войны?
— Когда во всем мире коммунизм победит.
— Правильно рассуждаешь, Сережа! — порывисто подхватил Дрожжак. — А не скажешь ли ты, кстати, скоро союзники Рим возьмут?
— Хоть и возьмут, война на том еще не кончится.
— Для нас-то, пожалуй, на какой-то срок она будет кончена.
— Так ты думаешь, что нас сразу домой, в Россию, отправят или…
— Не отправят — будем в союзнических частях воевать.
— Нет! Мне хочется дома в Красной Армии — хорошо бы в своей дивизии — драться.
— Говорят, теперь и у наших погоны.
— Интересно!
— А союзники все тянут со вторым фронтом.
— Может, они за второй фронт топтанье на месте в Италии считают?
— А ну их к богу, этих союзников! Говорят же, ворон ворону глаз не выклюнет. Так и они, капиталист везде капиталист!..
Одиннадцатого мая союзники перешли в генеральное наступление в районе города Кассино. Несмотря на огромный перевес в людях и в технике, за четырнадцать дней боев им удалось одолеть всего шестьдесят километров. И только 25 мая они наконец пробились к плацдарму, захваченному еще раньше у города Анцио.
