Богдан Сушинский - Французский поход
– Я понял, что вы клоните именно к этому, – ответил ей такой же открытой, искренней улыбкой полковник, давая понять, что воспринимает предложение королевы в виде «коронной» шутки.
– Кто же командует казаками, кто ими правит?
– Гетманы. То есть главнокомандующие, полководцы. Запорожские казаки избирают их из наиболее достойных воинов. Извините за столь пространное объяснение. Но коль уж судьбе было угодно, чтобы казачьи полки сражались вместе с вашими войсками против врагов Франции, то для нас важно, чтобы при дворе его величества лучше представляли себе, кто мы, какой народ стоит за нами и каковы наши отношения с польской короной. Это тем более важно, что, как нам известно, королева Польши принадлежит к королевскому роду Франции.
– Истинно так, – чинно поддакнул Сирко, нисколько не заботясь о том, доводит ли переводчик его мнение до слуха королевы, – истинно…
Анна Австрийская хотела то ли возразить, то ли о чем-то спросить, но неожиданно запнулась и, слегка наклонившись, чтобы получше видеть лицо Мазарини и де Конде, выжидающе посмотрела в их сторону.
«Я решительно ничего не понимаю», – говорил ее взгляд. Она готовилась к приему подданных польского короля Владислава IV и королевы Марии Гонзаги. Но оказалось, что перед ней предстали враги короны или просто заговорщики. Хотя, как докладывал ей принц де Конде, Хмельницкий является одним из лучших казачьих полководцев Польши, проявлял себя в боях и всячески обласкан королем.
Немало порассказал ей и кардинал Мазарини. Однако после всего, что королева услышала из уст польского генерала, а ныне командующего казачьим корпусом во Франции, получалось, будто бы она совершенно не готова к беседе с ним. Хотя и стремилась подготовиться. Во всяком случае, успела немало наслышаться об этих степных воинах, уже названных при дворе «степными рыцарями кардинала».
– Господин Хмельницкий всего лишь объясняет общую ситуацию в Украине, – пришел ей на помощь Мазарини. – Казаки, не находящиеся на службе у польского короля, действительно считают себя независимыми и часто выступают против польских войск с не меньшим рвением, чем против войск Порты или крымского хана. – Кардинал встретился взглядом с Хмельницким, как бы предупреждая его: «Если понадобится – поддержи», и добавил: – К тому же многие польские аристократы, имеющие большие владения в Украине, пытаются править так, как им заблагорассудится. Не согласуя свою волю ни с законами, ни с волей польского короля.
– Совсем как у нас во Франции, – резко бросил де Конде, подбоченясь и глядя в сторону рыцарского стола. – И с этим пора кончать.
– Принц, – укоризненно молвила Анна Австрийская, возвращая его к условностям аудиенции.
– Согласен, главное для нас – получить испытанных в боях, не изнеженных казармами и домашними перинами воинов, – неохотно подчинился главнокомандующий. – Все остальное пока оставим политикам.
– Вы правы, господа, – уже более уверенно подтвердила Анна Австрийская. – Не будем выяснять все сложности политической жизни столь дружественного нам государства, как Речь Посполитая. – Не время.
46
Объяснения Мазарини пришлись королеве по душе. Они освобождали ее от сомнений в том, кто же перед ней на самом деле. Стало ясно, что она имеет дело с командующим казачьими войсками, нанятыми в Речи Посполитой. Ни Мария-Людовика Гонзага, ни ее супруг не смогут обвинить ее в том, что она не отреагировала должным образом на речи клятвоотступников короны. Об остальном пусть заботятся главнокомандующий и первый министр.
Да, объяснения Мазарини пришлись ей по душе, как и реплика принца. Что случается крайне редко. Обычно его реплики прямолинейны, громогласны и по-варварски безжалостны, словно приказы на поле брани. Но он прав: стоит ли удивляться неповиновению казаков-украинцев, если свои, французские, герцоги и графы в любую минуту готовы выставить против Парижа целую армию?
– А вы, князь Одар, как нам сказали, не украинец и не поляк. Однако тоже стали полковником казачьего войска.
– Очевидно, стану им, – вежливо уточнил Гяур. – Мои предки с Украины-Руси. В моих жилах течет кровь князей из племени уличей. Одного из тех племен, из которых формировался украинский народ и которые стали частью этого народа, как во времена древней Франции галлы стали частью французского народа.
– Племя сие – уличи – нам неведомо, – вновь простодушно и холодно призналась Анна Австрийская, почувствовав, что ее опять пытаются втянуть в какие-то исторические экскурсы. – Однако же замечу, что вы прекрасно владеете французским.
Стоявший рядом с переводчиком секретарь ее величества приблизился к королеве и что-то прошептал.
– Вот как? – все с тем же простодушием удивилась Анна Австрийская. – Вы получали образование во Франции?
– Считаю эту землю второй своей родиной.
– Мы рады слышать это. Быть может, она действительно станет для вас второй родиной, а, господа? – улыбнувшись, посмотрела она на кардинала и принца.
– У князя будет возможность подумать над своим будущим, воюя во Франции, – заверил королеву кардинал.
– Кстати, полковник холост, а посему его решение может зависеть от настойчивости французских дам, – с присущей ему грубоватой прямотой вставил принц де Конде.
И сам же рассмеялся своей шутке. Хотя в данном случае она прозвучала довольно двусмысленно.
– «Теперь я понимаю, что именно графиня де Ляфер называет «походно-бивуачным воспитанием», – мстительно взглянул на него Гяур. Но тотчас же спохватился: Господи, да ведь, заведя разговор о второй родине и дамах, королева и главнокомандующий предоставили ему тот самый, возможно, единственный шанс!..
– То, о чем вы соизволили сказать, ваше величество, очень близко и моему желанию. Я готов добывать себе славу на полях Франции. Позволю себе заметить, что и невеста моя – француженка.
– Ну, что я говорил? А все решили, что я неправ! – снова хохотнул де Конде.
– Хотя она и вынуждена пребывать сейчас за пределами Франции, – продолжал Гяур, делая вид, что ничего не слышал. – Позвольте, воспользовавшись вашей милостью, передать прошение о вашем королевском снисхождении к ней. А если это возможно, то и о покровительстве.
Хмельницкий, который до сих пор терпеливо выслушивал весь этот разговор, оглянулся и удивленно уставился на Гяура. Он даже предположить не мог, что князь способен обратиться к королеве с подобной просьбой, и теперь растерялся, не зная, как ему реагировать.
– К тому же он не мог понять, с какой стати князь скрывал, что у него есть невеста. И что она француженка, вынужденная искать убежища где-то за пределами Франции. Ведь всю эту историю можно было бы предварительно обсудить с Мазарини и принцем. Только так и следовало поступать. А уж они…
«Да он и поехал-то сюда только ради этого прошения королеве! – вдруг открыл для себя Хмельницкий и, прозрев, сразу же почувствовал себя грубо обманутым. – Интересно, кого я должен благодарить за этого жениха-полковника: Сирко, де Брежи? Нет? Неужели королеву Польши? Тогда это меняет дело. Но все равно, князь всех нас поставил в глупейшее положение. Всех!»
Сирко, стоявший все это время с совершенно невозмутимым, почти каменным лицом, так и не понял до конца, о чем это вдруг разговорился Гяур.
Но даже его абсолютного незнания французского хватило для того, чтобы сообразить: происходит нечто невероятное. Он уловил это уже хотя бы по поведению королевы, не говоря уже о поведении Мазарини и де Конде. Те просто-напросто опешили.
Однако Гяур ни на кого из них не обращал внимания. Он приблизился к королеве, преклонил колено и подал ей свиток.
Секретарь попытался перехватить его, но Гяур успел ткнуть письмо прямо в руку тоже слегка растерявшейся королевы. Правда, Анна Австрийская не стала читать прошение, а сразу же передала его секретарю, однако Гяур покорно смирился с этим. Для него важен был сам факт: письмо вручено лично королеве. И тому есть свидетели.
Князь поднялся с колена и отступил на свое место чуть позади Хмельницкого.
– И кто же эта пылкая француженка, покорившая сердце столь доблестного юного князя? – это спрашивала уже не королева, а женщина. Спрашивала с чисто женским любопытством, которое даже не считала нужным скрывать. – Но самое главное: что заставило ее покинуть Францию? – почти осуждающе посмотрела она на Мазарини.
– Уж он-то, по ее разумению, должен был знать о невесте князя и, конечно же, предупредить. А еще лучше – не доводить дело до прошения на имя королевы, а разрешить возникшее у князя-посланника затруднение, исходя из полномочий, которые даны ему как первому министру Франции.
– Не томите нас, полковник, – вполголоса посоветовал Мазарини, давая понять, что, в принципе, он союзник.
– Речь идет об известной вам графине де Ляфер. Диане де Ляфер.
Глаза королевы округлились. Она уставилась на Гяура с полураскрытым ртом. Точно так же, как только что уставился Мазарини. Она хотела что-то сказать, или, возможно, воскликнуть. Но, схватив ртом воздух, запнулась на полуслове.
