Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм
Мадс Рам говорил неторопливо и внушительно. Судья Сигурд Свенсен и государственный прокурор слушали его с явным нетерпением.
Когда Рам кончил, судья приказал его вывести. Он прождал десять минут, какового времени судье хватило, чтобы продиктовать решение суда о том, что закон против коммунистов принят на основании конституции и не противоречит оной. Следовательно, нет оснований для освобождения заключенных. После того как Мадс написал обжалование в Верховный суд, он снова был водворен в тюрьму.
— Следующий!
Следующего втолкнули в комнату, и очередь подвинулась вперед. Приблизительно через три минуты его вытолкнули и взяли под стражу как законно арестованного.
— Следующий!
Суд работал быстро. Никому не дали произнести и слова в свою защиту. Ни один протест против подтасованных сведений не был принят во внимание. Официальный защитник молчал.
Судья, улыбаясь, с явным удовольствием оглашал решение суда о заключении коммунистов под стражу и одновременно чистил ногти перламутровым ножичком.
— Желаете подать апелляцию в Верховный суд? Пожалуйста.
— Следующий!
Небольшая заминка произошла, лишь когда в комнату втолкнули депутата фолькетинга.
— Выньте руки из карманов! — строго приказал судья и на мгновение перестал чистить ногти.
Установив личность арестованного, судья начал диктовать решение.
Депутат запротестовал. Он ссылался на конституцию, по которой депутат не может быть арестован без решения парламента. Его арестовали без согласия на то парламента, а другим представителям партии силой помешали выполнить их функции. Параграф 42 конституции гласит: «Ригсдаг неприкосновенен. Посягающий на его безопасность и свободу, отдающий или выполняющий подобный приказ виновен в государственной измене». А параграф 56 конституции гласит: «Ни один депутат ригсдага не может быть обвинен или подвергнут тюремному заключению без согласия парламента, членом которого он является».
— Я протестую против правового нарушения, совершаемого судом! Прошу мой протест занести в протокол!
Защитник, до той поры молчавший, попытался тихо уговорить своего клиента не поднимать этого вопроса. Ему следует подумать о том, в какое неприятное положение он поставит ригсдаг, напомнив о своей парламентской неприкосновенности, каковой его все равно лишат.
Судья и государственный прокурор шепотом обменялись мнениями, и судья строго предложил взять протест обратно. Ригсдаг поистине окажется в чрезвычайно неудобном положении в теперешнее трудное для страны время, будучи вынужден принять официальное решение о выдаче депутатов. Следует уберечь парламент от этой неприятной обязанности. К тому же вряд ли интернирование следует ставить на одну доску с заключением.
— В конституции сказано, что депутат ригсдага не может быть подвергнут никакому тюремному заключению.
На мгновение показалось, что Сигурду Свенсену испортили настроение. Он снова пошептался с государственным прокурором. Затем пожал плечами и объявил дело отложенным. Депутату фолькетинга придется подождать несколько дней, пока его арест не будет оформлен по закону.
— Следующий!
Очередь перед административным зданием быстро подвигалась вперед. Суд все ускорял темп. Каждое дело решалось менее чем в три минуты.
Никому более не разрешали говорить. Как только устанавливалась личность заключенного, судья быстро диктовал все то же решение. Все шло по заранее намеченному плану. Возможно, судья Сигурд Свенсен не знал, что некоторые из его быстро принятых решений означали смертный приговор.
— Следующий!
— Следующий!
— Две с половиной минуты, — сказал Мартин Ольсен. — Точно две с половиной! Я смотрел на часы. Мне вообще не дали сказать ни слова, а я обдумывал свою речь два месяца. И тот, кто сидел перед столом и изображал из себя защитника, тоже не промолвил ни слова. «Он желает обжаловать решение в Верховном суде», — сказал судья, не дав мне и рта раскрыть, и засмеялся, свинья.
— Говорят, судья Сигурд Свенсен — веселый человек, — сказал Мадс Рам.
— Он глупая свинья. Я злюсь на себя, что не сказал ему этого.
— Но, во всяком случае, ты предстал перед судьей. Ведь ты добивался этого в течение двух месяцев.
— Ну и наглый же дьявол! Грязное животное! Сидит и хохочет. Он нацист?
— Не думаю. Но если немцы победят, он, несомненно, станет нацистом. Сигурд Свенсен всегда и во все времена будет на стороне власти. Он никогда не выносил приговоров против власть имущих.
— А если власть сама противозаконна?
— Если власть противозаконна, судья сделает ее законной. И противозаконная власть решением суда становится законной.
— А когда немцы потерпят поражение, что станет с Сигурдом Свенсеном?
— К тому времени он перейдет на сторону сильнейшего. Слабый всегда попадает на скамью подсудимых. Сильнейший всегда обвиняет. Когда нацистов и предателей родины разоружат и отдадут под суд, судья Сигурд Свенсен станет истым датчанином и строго их осудит.
— А этот идиот защитник! — воскликнул Мартин. — Он и рта не раскрыл. Скажи, пожалуйста, такой тип получает почасовую оплату за то, что сидит словно воды в рот набрал, или же сдельно?
— Защитник получает гонорар за каждое слово, — объяснил Рам.
— Прекрасная работа! Не пошевельнуть пальцем и на издать ни звука.
— В Верховном суде у тебя будет настоящий защитник, — утешал Рам. — Он один из лучших адвокатов. То, что происходит здесь, не так уж важно. Борьба развернется в Верховном суде.
Старший учитель Магнуссен вернулся из зала суда несколько обескураженным.
— Все произошло в мгновение ока, — сказал он. — Раз, два, три. Констатировали, что я, Торбен Магнуссен, родился и был крещен, и судья прочел решение об интернировании. Я попытался что-то сказать, но судья махнул рукой. «Спасибо. Все это нам известно», — сказал он, а ведь он не мог знать, что я собираюсь говорить. Потом он продиктовал секретарю, что я обращаюсь с апелляцией в Верховный суд. «Откуда вы это знаете? — спросил я. — «Этому вас научил Мадс Рам», — ответил он, И мне не дали больше говорить.
В спешке ошибки неизбежны. Не все сведения Отделения «Д» были верны, имели место недоразумения, описки. Но их не исправляли. Документы не проверялись. Судья не принимал во внимание возражений. Все решения об интернировании были утверждены. Без исключения. Одинаково для всех.
Мадса Рама окружили возмущенные товарищи.
— Государственный прокурор дал ложные сведения. Но судья не хотел меня слушать!
— Я пытался объяснить, как все произошло. Но судья меня прервал!
— Я протестовал, но судья только смеялся!
— Мне не дали ничего сказать!
— Мне не разрешили защищаться от обвинений!
— Все было решено до того, как я открыл рот!
— Что за цирк!
— Сплошная комедия!
Рам пытался успокоить товарищей.
— Да, здесь происходит комедия! Но будьте уверены, что в Верховном суде все будет иначе.
— Дадут нам что-нибудь сказать? Сможем ли мы защищаться? Выслушают ли нас судьи? Будет ли защитник говорить?
— У нас будет самый лучший защитник, какого только можно себе представить, товарищи. И, конечно, при рассмотрении дела будет изложено все, что можно сказать в нашу пользу. В Верховном суде у нас непременно будет fair play[33].
— Ты, может быть, думаешь, что нас выпустят? — спросил судостроительный рабочий из Хельсингёра.
— Этого я как раз не думаю. Но надеюсь, 4то Верховный суд подтвердит, что интернирование противоречит конституции.
— Ну, мне наплевать на то, что они там подтвердят, если меня все равно расстреляют, — сказал судостроитель.
— Дело в том, что мы заложники, — вступил в разговор моряк. — Поэтому очень важно, чтобы нас защищал хороший адвокат. То, что здесь делается, — это настоящий цирк.
За четыре часа суд рассмотрел сто семь дел и интернировал сто семь человек.
Рабочий день окончился. Весело беседуя, члены суда направились к ожидавшему их автомобилю. Судья, государственный прокурор, секретарь и защитник. Судья громко рассмеялся на забавное замечание государственного прокурора. Инспектор Хеннингсен в своем клетчатом костюме провожал господ, кланяясь и улыбаясь.
Группа заключенных стояла у ворот концентрационного лагеря. Господа судьи прошли мимо, не взглянув на них.
Заключенные запели «Интернационал». Члены суда остановились за воротами, обернулись. Улыбка исчезла с лица судьи Сигурда Свенсена. Он сжал кулаки и полным ненависти взглядом окинул людей, стоявших за колючей изгородью.
Маленький инспектор Хеннингсен подбежал к Раму.
— Я уже говорил о вас с государственным прокуроров— закричал он. — Я имею полномочия отправить вас в тюрьму Вестре, если вы не исправитесь!
62
