Отто Рюле - Жертвы Сталинграда. Исцеление в Елабуге
— Точно — пять, — сказал кто-то.
— Тогда быстрее, нас ждут в лагере. А то еще дежурный объявит тревогу по всей школе!
Вскоре болото осталось в стороне. Лишь бы только не отправили людей на наши поиски!
— Послушайте, товарищи, — обратился я к тем, кто шел поближе. — Вон видите бревна? Два человека свободно могут нести одно бревно. Если уж опоздали, то хоть давайте сделаем коменданту подарок. Может, не так сердиться будет…
Сказано — сделано! К проходной мы подошли только в семь часов. У ворот нас встретил сам дежурный. По его лицу нельзя было сказать, чтоб он очень нам обрадовался.
Собрав весь свой запас русских слов, я обратился к нему:
— Товарищ комендант, извините, пожалуйста, за опоздание. Дрова есть…
Казалось, что сейчас на наши головы обрушится брань. Однако, увидев, что мы принесли тринадцать бревен, комендант сменил гнев на милость.
— Ничего, бросайте бревна сюда… — сказал он.
Все сошло как нельзя лучше.
Через несколько недель после этого случая я с товарищами снова бродил по болоту. Теперь мы собирали на болоте ягоды. Было это в начале ноября, по первому морозцу.
Походы за грибами и ягодами, работы по уборке картофеля, на заготовке дров и прочее шли нам только на пользу и укрепляли нас физически.
Широкий размах получила у нас и культурно-массовая работа. Все мы посмотрели знаменитые фильмы Эйзенштейна «Броненосец «Потемкин»» и «Десять дней, которые потрясли мир». Видели мы и фильмы о таких выдающихся личностях русской истории, как Иван Грозный, Петр Первый, Суворов. С большим интересом смотрели мы фильмы о Ленине, кинохронику о Великой Отечественной войне и повседневной жизни советских людей.
Но мы увлекались не только фильмами. На нашем курсе был организован хор. Руководил им профессиональный хормейстер. Был у нас и свой инструментальный оркестр. Наш драматический коллектив, в который вошли и несколько настоящих артистов, поставил «Коварство и любовь» Шиллера, «Медведя» и «Свадьбу» Чехова, «Матросов из Катгаро» Вольфа. Эти спектакли с восторгом встретили наши зрители. Профессиональный артист из Бад-Ойнхаузена с таким блеском сыграл роль прелестной вдовушки Поповой, что присутствовавшие на нашем представлении в качестве гостей красноармейцы после спектакля пошли за кулисы, чтобы лично убедиться, что это мужчина, а не женщина.
Культурные мероприятия, проводимые немцами, помогали прокладывать «мостики» к сердцам пленных других национальностей: итальянцев, венгров, румын, австрийцев. Они, в свою очередь, стали приглашать нас на свои спектакли.
Как первый ассистент, я возглавлял весь коллектив помощников преподавателей. Не раз меня выбирали в президиум различных собраний других национальных секторов. И хотя я мало что понимал из речей на этих собраниях, все равно это помогало нам сдружиться. А свое хорошее отношение можно было выразить громкими аплодисментами. Сближению пленных различных национальностей помогали и шахматные турниры. Так незаметно между бывшими солдатами вермахта и солдатами других национальностей родилась дружба на совершенно новой основе.
* * *Из газет мы узнали, что Вильгельм Пик выступил с речью перед крестьянами и батраками семидесяти пяти общин о необходимости проведения земельной реформы. А через несколько дней, 3 сентября 1945 года, в Саксонии был опубликован специальный закон.
Представителем от КПГ в Саксонии работал наш бывший руководитель сектора Бернард Кенен. Читая «Теглихе рундшау», я думал о том, что Кенен, конечно, сыграл немаловажную роль в проведении этого закона, оказав тем самым своей партии и всему антифашистскому демократическому блоку большую помощь.
По этому закону все юнкерские земельные участки свыше ста гектаров реквизировались и передавались в общий фонд. Независимо от размеров реквизировались все земельные наделы военных преступников и нацистских руководителей. Такие мероприятия проводились во всех пяти районах советской зоны.
Демократическая земельная реформа нанесла тяжелый удар по тем силам в Германии, которые в течение столетий поставляли кадры офицеров и генералов прусскому государству для ведения захватнических войн.
Из лекций по истории, прослушанных в Красногорске, я узнал, что к началу Первой мировой войны все генерал-фельдмаршалы, генерал-полковники и генерал-лейтенанты Германии были выходцами из дворян. А это значит, что юнкеры составляли руководящее ядро армии. В годы Второй мировой войны среди фельдмаршалов и генералов вермахта было полным-полно дворян. Я назову лишь таких, как Манштейн, Рундштедт, Бок, Лист, Шверин, не упоминая здесь многих других, верных слуг Гитлера, тех, кто разрабатывал для него военные планы.
Демократическая земельная реформа выбивала из-под ног германского милитаризма одну из важных позиций. Реформа, кроме того, вела к демократизации деревни. Исполнилась заветная мечта крестьян и безземельных батраков о своем земельном участке.
Но будет ли проводиться такая же земельная реформа в западных зонах? Я видел деревни западных районов в 1936–1937 годах во время маневров вермахта. Князья, графы и бароны владели тогда огромными земельными участками.
У нас в школе не было ни одного человека, кто бы не приветствовал земельную реформу. Те, кто до армии был крестьянином или батраком, по собственному опыту знали, как тяжела жизнь земледельца. Промышленные рабочие, которые не имели ничего, кроме собственных рук да кучи детишек, тоже хорошо понимали интересы крестьян. Бывшие служащие или интеллигенты видели в земельной реформе проявление гуманизма. Ну, а что касается крупных землевладельцев или монополистов, то их в антифашистской школе не было.
Таким образом, среди нас не могло быть заядлых противников демократических преобразований на селе. Зато в самой Германии, где проводилась реформа, их было довольно много. Об этом мы узнавали из газет. Земельная реформа проходила в условиях острой классовой борьбы…
* * *За учебой незаметно летели дни и недели. Вот уже восемь недель, как начались занятия на новом курсе. Это был третий курс, на котором я работал ассистентом.
Снова приближалось Рождество — первое после окончания войны. В такие дни невольно вспоминаешь родину, родных.
Интересно, получила ли Эльза мою открытку? Может быть! Если получила, вот обрадуется! Смогла ли она купить елку, свечи? Самое главное — чтоб жена и сын были живы и здоровы. Но когда я об этом узнаю? И чем с большим нетерпением ждал я то время, когда можно будет вернуться домой, тем сильнее росло во мне чувство большой ответственности за родину, за своих близких. Теперь для меня любовь к родным сливалась с любовью к человечеству вообще.
Утром 1 января наши комнаты обошли педагоги, крепко пожимая нам руки и желая счастливого 1946 года.
О скорой поездке домой никто не говорил. Никто не знал, когда это будет. Для ассистентов антифашистской школы еще хватит работы…
И вдруг пришла почта. Ее принесли от начальника сектора. Одно из писем было адресовано мне. Эльза и Хельмут живы и здоровы, родители и брат — тоже. Все с нетерпением ждут моего возвращения.
Возвращение! Вот уже несколько лет миллионы людей на земле ждут своих родных. Когда шла война, жены и дети, матери и невесты с нетерпением и страхом ждали почты, чтобы узнать, жив ли он, их дорогой. Приедет ли когда-нибудь в отпуск? И вообще когда наконец кончится это светопреставление?
Солдат на фронте точно так же ждал писем, отпуска, окончания войны.
Война кончилась, но миллионы солдат находились в плену, и их продолжали ждать дома. Тяжелее всего было в первое время, как только смолкли пушки. Неизвестность всегда тяжела. И долгие месяцы матери, жены и дети с трепетом подходили к своим почтовым ящикам в надежде получить весточку, обрести надежду на возвращение отца, сына или мужа. И вдруг — первое письмо из какого-нибудь лагеря!
Однако чаще всего никаких известий не приходило. Это значит — пропал, погиб неизвестно как и где.
Родные могли ответить военнопленным только в том случае, если получат от них весточку. Но чаще всего никаких известий не было.
Счастливый, я написал домой ответ и через одиннадцать недель снова получил письмо. Постепенно письма стали приходить через месяц.
Моя жена перебралась к своему отцу. Он жил неподалеку от Штутгарта, то есть в американской зоне. А в нашей квартире поселился какой-то французский врач.
Отец писал, что сейчас умы людей заняты не политикой, а поисками хлеба насущного. Меня это взволновало. А не получится ли опять разрыв между политикой и повседневной жизнью, что и привело Германию к катастрофе? Все свои опасения я изложил в пространном письме, которое передал солдату, отпущенному на родину. Через несколько недель я получил ответ на это письмо.
