Сергей Поляков - Партизанская искра
Сжав в руке наган, Карп Данилович бросился к отверстию. Но будто кто-то непомерно сильный схватил его за руку и удержал. Ведь спрыгни сейчас вниз, он обнаружил бы каморку на чердаке. А там оружие, боеприпасы, знамя.
«Нельзя», — подумал он.
Стиснув до боли зубы, Карп Данилович опустил наган в карман и слушал, как удалялись по хрустящему снегу шаги, и через несколько минут все стихло. В голове стоял звон, рябило в глазах. Он упал ничком на перебитую солому и долго лежал с широко открытыми глазами и плотно стиснутыми зубами. Слова Щербаня-«твои бандиты сами придут» — говорили о том, что Парфентий на свободе. Это облегчало его страдания.
Через некоторое время он успокоился и стал думать, правильно ли поступил, что не вышел к жандармам сам. Тогда бы жена и дочь, может быть, остались дома и не подвергались бы мучениям. А что же дальше? Его схватили бы как партизана и отца главаря подпольной организации. Все равно мать и дочь жандармы не оставили бы в покое. Он не допускал мысли, что неповинную женщину и девочку могут наравне со всеми пытать и подвергать всяким мучениям. Подержат в камере, постращают и выпустят. Ведь не весь же народ они будут сажать в тюрьмы и убивать.
Карп Данилович сошел вниз. В углу сарая тихо и грустно промычала корова.
«Одна остается, без присмотра», — подумал хозяин и, достав большую охапку сена, набил в ясли.
— Ешь. А уж насчет пойла придется потерпеть. Может, хозяйка твоя вернется, — Карп Данилович надеялся, — что жену с дочерью выпустят.
Осторожно он прошел в сени. Все двери были настежь распахнуты и в хате гулял холод.
— Ишь ведь, как скоро уходит тепло, когда нет в жилье человека, — с грустью подумал он, закрывая дверь.
Карп Данилович вспомнил, что не курил с самого утра, не было с собою огня. В углу на печи были разостланы для просушки листы табаку. Он достал их и, раскрошив, набил полный кисет. Потом свернул огромную цыгарку. Спички он нашел в обычном месте за грубой и прикурив, с жадностью глотнул большой комок дыма. От крепкого табака закружилась голова. Не отрываясь, он делал одну затяжку за другой, будто спешил накуриться на всю жизнь. Докурив цыгарку до конца, он растоптал на полу окурок и тихо, будто спрашиваясь у кого-то, промолвил:
— Ну, я пойду.
У порога под ногами прошмыгнул белый комочек. Он ласково потерся о голенище хозяина и стал проситься на улицу.
— Посиди дома, Мурчик, хозяйки скоро вернутся.
Карп Данилович вышел, закрыл снаружи дверь на замок и ключ спрятал в условленном месте.
Над селом опускался вечер. В лесу за рекой стояла настороженная тишина. Жандармы покинули свои засады. По земле, обвивая стволы деревьев, тихо шуршал снег унимающейся поземки.
Карп Данилович перешел по заснеженному льду речки и направился вглубь леса. Сначала он ступал осторожно, от дерева к дереву, поминутно останавливался, вглядываясь в темные проемы между стволами. Он еще опасался, что может наткнуться на кого-нибудь. В этот день не мудрено было встретиться с жандармом или полицаем, рыскавшими по селу и вокруг села. Но, по мере углубления в лесную чащу, эти опасения проходили, и он шел по глубокому ровному снегу, думая о семье, о покинутой хате, о сыне, которого по своему предчувствию надеялся теперь встретить.
Глава 12
В САВРАНИ
После арестов членов «Партизанской искры» и их соучастников жандармские власти опасались, как бы это событие не вышло за пределы Крымки. Капитан Анушку боялся внезапного нападения партизан на жандармский пост, где находились сейчас все арестованные. Он попросил префекта оставить в Крымке жандармский отряд из двадцати человек.
Теперь у здания жандармерии дежурило попеременно по десять часовых. В селе был введен суровый режим.
Жителям под страхом смерти запрещалось отлучаться из села. Даже за появление на улице без разрешения грозили арестами и тюрьмой. Было объявлено: за подход к зданию жандармерии жители будут расстреливаться на месте без предупреждения.
Но нельзя наложить запрет на справедливый гнев и на святую ненависть к врагам.
Внешне село стояло окутанное зловещей тишиной. На его улицах, кроме жандармов и полицейских, рыскающих повсюду, не видно было ни одного сельчанина, не слышно ни-единого звука.
И неведомо, какими путями, по каким улицам и переулочкам вырвалась из Крымки страшная весть. Вырвалась и понеслась, круша жандармские преграды. От села к селу, от района к району все шире и шире расходилась молва. Будто вместе с поземкой катилась она по степи и докатилась до савранских лесов — партизанского гнездовья Одесщины. О провале «Партизанской искры» и аресте ее членов в тот же день узнал Савранский подпольный комитет.
В маленькое заиндевевшее оконце слабо проникает свет. Облокотившись на стол, сидят друг против друга Шелковников и Моргуненко. Они вполголоса ведут разговор. В углу, в открытой топке чугунной «румынки» бьется живое пламя. Мальчик, ссутулившись и подобрав под себя ноги, поминутно просовывает в маленькое отверстие печки сухие дубовые ветки. Пламя быстро облизывает их, и они горят жарко, ровно, без треска. Время от времени мальчик отворачивает от огня раскрасневшееся лицо и слушает, что говорят двое взрослых.
— Нужно срочно принимать меры, — произнес Шелковников. Лицо его внешне спокойно, и только одна, пролегающая поперек лба прямая, резкая морщинка говорит о большой внутренней тревоге. Морщинка то углубляется, становясь темнее, то расходится до едва заметной черточки.
— Да, тяжелая весть, — глухо отозвался учитель. Было мучительно думать, что подпольная организация, созданная им, раскрыта, и его ученикам, может быть, грозит неминуемая гибель.
— Что ты думаешь на этот счет, Владимир Степанович?
— Я думаю, одних слухов недостаточно, Алексей Алексеевич. Нужно выяснить точно, что произошло в Крымке.
Моргуненко был заметно взволнован. Он часто проводил рукой по усам, теребил пальцами густую, окладистую бороду.
— А как это сделать?
— Нужно немедля послать туда человека и все выяснить. Без этого, мне кажется, невозможно что-либо предпринять.
— Согласен, Владимир Степанович, но время… это отнимет много времени и мы рискуем не успеть что-либо сделать, — заметил Шелковников. — Это нужно срочно.
— Сейчас же, не теряя минуты. Нам, в первую очередь, нужны точные сведения о событиях и обстановке. А вопрос с боевой операцией, если она потребуется, придется решать отдельно.
— Кого же послать? — задумчиво произнес Шелковников, мысленно подыскивая подходящего человека. — Я думаю… — тихо сказал он и посмотрел в угол.
Моргуненко понял, о ком думает Шелковников, и, посмотрев на сгорбившегося мальчика, согласно кивнул головой.
И оба они посмотрели на маленького человека, на его собранную в комочек фигурку, на огонь, будто для него весело плясавший в топке. Мальчик сидел не шевелясь.
— Это лучше всего, — прошептал Моргуненко, — сейчас в Крымке напряженная обстановка, кругом, небось, шныряют жандармы и полицаи. И ясно, первый же взрослый человек со стороны сразу вызовет подозрения.
Шелковников согласно кивнул головой и повернулся к печке.
— Василек, — тихо позвал он.
Мальчик повернул раскрасневшееся лицо.
— Подойди сюда.
Василек проворно встал и подошел к столу. От него пахло дымком и дубовой корой.
— Как ты себя чувствуешь? — ласково, по-отечески спросил Шелковников.
— Хорошо, — Василек уставился на Алексея Алексеевича смышленными синими глазами.
Алексей Алексеевич взял мальчика за руку и легонько притянул к себе поближе.
— Поручение тебе есть, Василек. И очень серьезное.
— Какое?
— Нужно сейчас же отправиться в Крымку. Подробно тебе все объяснит Владимир Степанович.
— Слушай, Василек, в Крымке жандармы арестовала многих хлопцев и ты должен отправиться туда.
— Скоро?
— Сейчас же.
Василек подтянулся. Лицо его стало строгим, сосредоточенным.
— Хорошо, дядя Володя.
— Как только явишься туда, первым делом постарайся увидеть дедушку Григория. Ты знаешь, где он живет?
— Знаю.
— Через него узнай — кто из комсомольцев арестован, где находятся арестованные. Выведай, во что бы то ни стало, когда и куда их собираются отправлять из Крымки и велик ли конвой. Да обязательно узнай, что с Парфентием, арестован ли он.
— Тебе все понятно, сынок? — спросил Шелковников.
— Еще как! — твердо ответил мальчик.
— Все-таки повтори, — попросил Владимир Степанович.
Василек в точности повторил все, что говорил ему учитель.
— У него хорошая память, я знаю, — подмигнул Моргуненко.
— И опыт огромный, — добавил Алексей Алексеевич.
Мальчик улыбнулся. Улыбнулись и Моргуненко с Шелковниковым. И от этой теплой улыбки старших Васильку, стало хорошо и радостно. Он был сейчас преисполнен гордости за то, что ему доверяют выполнить задачу, которую не могли доверить взрослому человеку.
