Аркадий Минчковский - Мы еще встретимся
Прошла неделя с тех пор, как Петр Васильевич так неладно расстался с Тоней-Жульеттой. Дни в театре шли хлопотливые, беспокойные. По горло занятый Рябиков старался не вспоминать о девочке — не потому ли, что сознавал: сложностей на пути к осуществлению его мечтаний было бы чересчур много. Постепенно он все тверже приходил к выводу, что Ане, а в особенности ему, поздно менять жизнь.
Убеждал он себя в этом и по ночам, когда докуривал перед сном сигарету, глядя на спокойно прикрывшую глаза, такую милую и близкую ему жену. Думал, гнал всякие навязчивые мысли и решал, что жить должен по-прежнему.
В следующее воскресенье на утреннике опять шел «Тараканище». В этот день многое не ладилось. Внезапно перегорели лампы в одном из верхних софитов. Еще утром Рябикову по телефону домой сообщили, что его помощник внезапно заболел, на работу не выйдет. Пришлось заменить его молодым, недостаточно опытным осветителем.
Кое-как справившись со всеми бедами, Петр Васильевич уже снимал чехлы с реостатов, когда ему позвонили и сказали, что его срочно требуют на вахту.
Рябиков никого не ждал и ни с кем не уславливался. Однако подумал, что мог и позабыть. До начала спектакля оставалось двадцать минут, и он торопливо направился к служебному выходу.
В освещенной слабым верхним светом вахтерской, у двери, жалась группа девочек разного роста, но чем-то схожих, а впереди них — это Рябиков сразу разглядел — стояла Тоня. Увидев Петра Васильевича, она виновато и счастливо заулыбалась, а темные зрачки засияли тревожно и просительно.
— Здравствуйте, это мы пришли, — еще издали закивала она. — Это мои подруги, я им рассказала про Тараканищу, и они тоже очень хотят посмотреть. Пустите нас к себе.
— Всех?! — Петр Васильевич был сражен.
— Да, — заторопилась Тоня. — Это всё мои подруги. Мы из разных классов. Нас отпустили гулять до обеда, а я их привела. Вы пустите?
— Тоня, но ведь… Нужно было хотя бы раньше договориться.
— Это верно, — вздохнула она. — Я рассказала, и им так захотелось… А потом мы узнали по радио, что сегодня «Тараканище», вот и пришли… Вы не думайте, мы будем тихо-тихо… Нельзя, да?
Четыре девочки, которых притащила с собой Тоня, с такой мольбой и надеждой смотрели на Рябикова, что казалось, от того, попадут они сейчас на балет или не попадут, зависит, жить ли им дальше на свете.
И Петр Васильевич не выдержал.
— Ждите тут, — скомандовал он и, оставив девчонок, кинулся внутрь театральных лабиринтов.
Что было делать?
Рябиков побежал к администратору. Тот сидел в своей крохотной, обвешанной афишами каморке, возле кассы, и, как нельзя некстати, говорил по телефону. Администратор кому-то очень мягко и очень обстоятельно в чем-то отказывал. По-видимому, человек, с которым он говорил, был тоже не из тех, что легко отступают, разговор грозил затянуться надолго.
Некоторое время понаблюдав за Рябиковым, который в нетерпении переминался с ноги на ногу у его стола, администратор сказал в трубку: «Подожди одну минуту» — и, прикрыв рукой мембрану, спросил:
— Что тебе, Петр Васильевич?
— Илья Маркович, — Рябиков молитвенно сложил свои жесткие ладони, — Христом-богом умоляю: устрой куда-нибудь детей! Пришли, понимаешь… Через десять минут начинаем.
— Минуточку, — повторил Илья Маркович в трубку и положил ее на стол. — Твои, что ли? — Он взял вечное перо и потянулся к маленькому блокнотику.
— Пятеро их, — выпалил Петр Васильевич.
— Что?!
Администратор положил перо.
— Все детдомовские, — поторопился разъяснить Рябиков.
— Детдомовские?! Откуда у тебя пятеро детдомовских? Ничего себе… Что вы хотите от меня, товарищи?!
У Ильи Марковича была такая привычка. Когда он отказывал в контрамарке кому-нибудь из сотрудников, он обращался к нему, как к осаждающей толпе.
— Вы что смеетесь, товарищи! — Администратор опять поднял трубку.
— Илья Маркович, прошу тебя! — хрипло проговорил Рябиков. — Девять минут осталось… Свои бы, не просил… Детдомовские!
— Детдомовские ходят организованно!
Петр Васильевич оперся руками о стол Ильи Марковича и навис над ним всем своим худощавым телом:
— Я тебя прошу. Слышишь, один раз так прошу… И не уйду. Не могу уйти… Нельзя мне их прогнать назад. Понимаешь, нельзя!..
Администратор снова прикрыл рукой мембрану и поднял голову. Никогда он еще не видел таким покладистого Рябикова. Илья Маркович понял — это уже не просьба. И Илья Маркович сдался.
— Под суд вы меня отдадите, товарищи! Пять штук, — плачущим тоном произнес он и снова взялся за перо. Лысина администратора почти уперлась в грудь Петра Васильевича. — В ложу дирекции… Скажешь, я велел посадить. Выговор я за вас всех схлопочу, товарищи.
Но Рябиков уже не слышал привычных причитаний. Схватив спасительную бумажку, он спешил к служебному выходу. Пять пар девчоночьих глаз встретили его единым молчаливым и тревожным вопросом.
— Бегите скорей кругом, раздевайтесь! — Он сунул бумажку Тоне. — Покажете контролеру. Она вас посадит.
— Я вам говорила! — вырвалось у Тони. — Побежали!
— Тоня! — Рябиков на секунду задержал девочку. — Когда окончится, подождите меня у входа.
— Хорошо! — крикнула она и исчезла в дверях вслед за своими подругами.
В регуляторскую он влетел за три минуты до начала. Отчаянно мигал сигнал вызова.
— Все в порядке, я на месте, — сообщил Рябиков в микрофон ведущему спектакль.
— Фу ты. — Слышно было, как помреж шумно вздохнул. — Где тебя носит? Тут уже не знаю что и делать… Предупреждать надо.
— Срочно был вызван начальством, — засмеялся Рябиков, устраиваясь на своей треноге. Он заглянул в глазок с правой стороны будки.
В полумраке директорской ложи у барьера появилось пять детских головок, и одна из них на тоненькой шее очень знакомая.
В антракте он купил апельсин, чтобы отдать его после спектакля Тоне.
Девочки ждали его на улице у служебного входа.
— Спасибо, спасибо!.. Вот так спасибо!.. — заплясав, стали визжать они на разные голоса, как только Рябиков, застегивая на ходу пальто, показался в дверях.
Пошли всей толпой, шумно обмениваясь впечатлениями.
Тоня была ближе других. Она все время поднимала голову и смотрела в глаза Петру Васильевичу.
— А почему, — вдруг спросила Тоня, — лягушка, когда испугалась, прыгала, прыгала, а потом взяла и пошла, как все люди?
Петр Васильевич рассмеялся.
— Так ведь это уже за сценой. Там артисты всегда так.
— Значит, они все по-нарочному? — обидчиво протянула одна из девочек. — А мы думали, она и правда боится Тараканищу.
Свернули на улицу, где находился детский дом. Стало совсем пасмурно, начался мелкий дождь.
— Побежали, девчонки! — предложила Тоня.
Петр Васильевич решил, что и ему придется бежать вместе с ними, но Тоня хитрила. Только девочки бросились наперегонки к дому, она сжала ему руку.
— А мы пойдем тихо.
Это уже было похоже на маленький заговор. Вдруг она спросила:
— А почему вы за мной не приходили? Не было детских спектаклей, да?
— Я был очень занят, Тоня, — не очень-то находчиво ответил Петр Васильевич.
«Почему не приходили?» Значит, она ждала его. Нет, не простой была его затея. Вот и теперь… С той минуты, когда он увидел ее сегодня в вахтерской, его опять упрямо потянуло к ней.
Подошли к дверям, за которыми уже скрылись Тонины подруги. Следовало прощаться, но Тоня, кажется, не спешила. Не торопился и Петр Васильевич.
— Вы теперь домой? — спросила она.
— Теперь домой. Пора.
— А что будете делать? У вас есть дети?
— Нет.
— А почему? У других есть.
Он не знал, что ответить, а Тоня продолжала допрашивать:
— Вы живете один?
— Нет, вдвоем.
— С мамой?
— Что ты, я уже старый.
Тоня о чем-то задумалась, и тогда он спросил:
— А ты бы хотела жить с мамой?
— Да, когда она приедет и заберет меня к себе. — Она помолчала и добавила: — И папа, наверно, приедет.
Дождь пошел сильнее, но они не обращали на него внимания, как влюбленные, которым трудно расстаться, хотя уже пришло время.
— Тоня, — спросил Рябиков, — а тебе нравится со мной?
Она кивнула.
— Ты бы хотела бывать со мной часто?
Девочка подняла голову и в свою очередь вопросительно посмотрела в лицо Рябикову.
— Я пойду. — Тоня внезапно сорвалась с места и, вбежав по ступенькам, приоткрыла дверь. Потом она крикнула: — А больше детских спектаклей нет! Я знаю, — и исчезла за дверью.
Дождь пошел ровно и длинно, как идут осенью в Ленинграде. Не было никакой надежды на то, что он приостановится хотя бы на несколько минут. Рябиков поднял воротник и двинулся к дому.
Об ногу его бил апельсин, который он забыл отдать Тоне.