Андрей Константинов - Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
И кому охота на проклятом автомобиле разъезжать? Чтобы он заглох в самый неподходящий момент? Или разбился, потеряв управление? Горных-то дорог хватает… Спасибо, дураков нет…
А Глинскому как раз подогнали очередную «тачку» — джип «лендровер», причем не очень старый и вообще «богатый». С салоном, украшенным всякими ковриками, плетёнками, чётками и ещё чёрт знает чем. Эта машина принадлежала какому-то местному «раису»,[96] дружившему с Азизуллой, и тот ему похвастался, что есть, мол, у него в крепости волшебный Мастери — всё что угодно отремонтировать может. А в джипе этого «раиса» как раз электрика «заглючила». Ну ясное дело, припахали Абдулрахмана. Он возился с этим «лендровером» с утра, но устранить неисправность никак не получалось. А машину нужно было вернуть хозяину обязательно в четверг. Видимо, Азизулла так наобещал, потому что он уже дважды приходил посмотреть, как идут ремонтные работы и вообще злился и нервничал.
Наконец, он заявился в третий раз, понял, что «воз и ныне там», и ужасно разорался. Видимо, обиделся. Он орал, что Абдулрахман не ценит хорошего отношения, что он обленился и обнаглел, и ещё по-всякому его обзывал. Так разошёлся, что даже Абдуллу зачем-то приплёл, мол, Мастери не делом занимается, а с «бачой» шутки шутит, кокетничает мягко говоря. И заодно врезал своим стеком по голове Абдулле, помогавшему Глинскому. Следующим — в очереди на экзекуцию должен был стать сам Абдулрахман. Но вместо того, чтобы присесть и съёжиться в ожидании удара, Борис сам чуть ли не «наехал» на Азизуллу:
— А как я тебе её сделаю этими инструментами?! Ими только в жопе у ишака ковырять! Знаешь, что такое — жопа? Здесь же электрика, это дело тонкое! Мне специальные инструменты нужны, понимаешь?! Маленькие отвёрточки! Ма-аленькие ключики! Пинцетик маленький! Я уж не говорю про лупу, про фонарь! Ну я ж — не волшебник!
Азизулла оторопел, а Абдулла, всхлипывая, быстро-быстро начал переводить, торопясь успеть до очередного удара стеком.
Видимо, до начальника охраны что-то дошло, потому что бить он никого не стал, лишь раздраженно спросил непонятно кого:
— А откуда я возьму сейчас эти маленькие инструменты?
Но вопрос — вроде как риторический — в воздухе, однако, не повис, потому что внезапно Абдулла выпалил:
— Я знаю!
Азизулла и Глинский с синхронным удивлением посмотрели на паренька. Тот снова затараторил:
— Такие в радиорубке есть, я видел, когда мы там розетку чинили… Я могу показать!
Азизулла нервно кивнул и подтверждающе взмахнул стеком:
— Давай! Живо!
Абдулла и Мастери рысью рванули к крепостным воротам. Присматривавший за их работой толстый охранник с автоматом вскочил и хотел было бежать за ними, но Азизулла раздраженно махнул ему рукой: мол, сиди уж, «воин Аллаха»…
Абдулрахман с Абдуллой мигом поднялись на второй ярус и вихрем ворвались в радиорубку — сидевший там бабраковский перебежчик Хамид аж вздрогнул и инстинктивно схватил приставленный к стене автомат. Но Абдулла заверещал, как резаный, через слово повторял «приказ самого Азизуллы». Потом до бывшего бабраковца, что называется, «дошло», и он начал искать инструменты в ящиках стола. Вытащил несколько коробочек-пеналов, махнул рукой: мол, выбирайте, что вам надо. Глинский покопался в коробках, отобрал несколько отвёрток и ключей и кивнул Хамиду:
— Скоро всё вернём!
Тот равнодушно пожал плечами. Краем глаза Борис оценил радиостанцию: она была ему знакомой до боли! Более того, она была включена и готова к работе! А антенка — вон она — вдоль верхнего внешнего яруса радиорубки тянется. Снизу её и не видать! Но куда деть Хамида с Абдуллой? У Глинского чуть руки не затряслись: близок локоток, да не укусишь!
…Всё так же бегом они вернулись к машине. Насупленный Азизулла ждал их. Ещё подбегая, Глинский победно затряс руками, в которых тащил добытые в радиорубке инструменты:
— Всё, начальник, всё сейчас будет! Нашли маленькие! Сейчас сделаем!
Абдулла перевёл. Начальник охраны хмуро кивнул и пошёл прочь, поигрывая стеком и не стесняясь проблем с пищеварением. Наверное, воображая себя английским полковником. Или даже генералом — по крайней мере, спину держал очень гордо и прямо…
Дальше Борис действовал по какому-то наитию, что называется, «поймал кураж». Он лихорадочно прошёлся по всей цепочке электрооборудования, проверил ещё раз все контакты, прочистил их, а потом сказал Абдулле:
— Так, аккуратно доверни здесь, здесь и здесь. Только осторожно, резьбу не сорви… А я ещё раз смотаюсь — отвёрточку ту крестовидную надо бы… Вроде была там такая крохотуля, чего я её сразу не взял?
Не давая Абдулле опомниться, Глинский махнул рукой толстому охраннику:
— Слышь, я туда ещё разок смотаюсь? Две минуты?
Толстяк что-то буркнул в ответ, даже не подумав приподнять свою задницу…
Инстинктивно Борис рассчитал всё правильно: время близилось к дневному намазу, а молиться надо там, где тебя застал призыв муэдзина. Но в радиорубке — холодный цементный пол, там неудобно, тем более Хамиду с его больными коленями. А вот внизу, на первом ярусе, в комнате для охранников на полу толстый квадратный ковер из верблюжьей шерсти! На нём молиться явно комфортнее…
…Радиорубка была открыта и пуста. Глинский сглотнул комок в горле и переступил порог: ну, помоги, Господи!
И Господь помог. Бросившись к радиостанции, Борис сделал всё спокойно, но с невероятной, какой-то нечеловеческой быстротой.
Уже через несколько секунд, аккурат тогда, когда заорал муэдзин, Абдулрахман, как примерный мусульманин, бухнулся на колени и приступил к молитве. Суру «корова» он читал не просто старательно, а с чувством! Можно сказать, с душой. Вот только смотрел он не в сторону Мекки, а на свесившийся со стола шнур с древним резиновым микрофоном…
Можно было, конечно, обнаглеть и для верности прочесть суру дважды, но совсем уж «борзеть» Борис не стал. Тем более что по разведзадаче второй, «исполнительный», сигнал можно было передавать не раньше, чем через неделю после первого…
Борис аккуратно выключил станцию, вышел из радиорубки, оглянувшись и убедившись, что его никто не видит, истово перекрестился, машинально сказав при этом шёпотом по-арабски:
— Аль-хамду-лиль-Лла![97]
«…Я смог! Получилось! Ё… Привет, Родина. С тобой говорил капитан Борис Глинский…»
9
От такой удачи трудно было не впасть в эйфорию. У Бориса словно крылья выросли, и он на каком-то невероятном подъёме мигом доремонтировал тот чёртов «лендровер». В тот день у него всё получалось «элегантно и легко». Ведь он смог! Он сделал то, во что сам-то уже не очень верил…
Как тут было удержаться от победных «наполеоновских» планов: ещё недельку продержаться. Потом снова Родине «отзвониться», и всё, как говорится, «ждите такси, пакуйте чемоданы».
Но на Востоке не зря говорят: «Если хочешь рассмешить Аллаха — поведай ему о своих планах».
Удача, повернувшаяся было к Глинскому лицом, не замедлила продемонстрировать ему свою совсем не симпатичную задницу. Все надежды на скорый повторный отзвон на Родину рухнули так же внезапно, как и появились.
Подгадил пленный афганец, Наваз, капитан-летчик. Он, оказывается, задумал побег. И почти осуществил задуманное.
Впрочем, обо всём по порядку.
Это случилось на третью ночь после победного выхода Глинского в эфир. В «бабраковской» камере, где жили капитан Наваз, старший капитан Фаизахмад и бывший инструктор по физо лейтенант Асаф, началась какая-то шумная возня. Что-то там такое непонятное происходило — то ли ругались, то ли дрались, то ли сильно спорили о чем-то… Борис даже пытался охранников позвать, но те лишь отмахнулись: они были очень заняты, как раз делили чарс. А утром, перед намазом, старший капитан Фаизахмад доложил напрямую Азизулле о смерти капитана Наваза. У него якобы ночью кровь горлом пошла, так как накануне его каменная плита придавила. Азизуллу эта новость не сильно взволновала, и он привычно распорядился оттащить мёртвого на крепостной «кабристан».[98] Не «торкнуло» его ничего, не кольнуло — даже охранников не послал мертвеца проверить. Расслабился начальник охраны. Лопухнулся. Видимо, никак не мог предположить, что пленные рискнут пойти на неслыханную наглость: попытаются под видом мёртвого вынести живого. А они попытались. Завернули Наваза в дырявый мешок из-под сухарей и потащили на волокушу. Когда «мертвеца» выносили из «норы», Глинский сам отчетливо видел, как из мешка капает густая, бордовая кровь. Перед тем как бросить труп на волокушу, пленные афганцы Фаизахмад и Асаф даже помолились. Ну а потом потащили свой скорбный груз на кладбище. В сопровождение им выделили двух курсантов, одного «старика» лет тридцати пяти и пацанёнка пятнадцатилетнего.
