Владимир Волосков - Где-то на Северном Донце.
— Ты вот что, — говорит лейтенант бронебойщику, отшвырнув в сторону пустую банку, — буди Степанова и наблюдайте за противником.
* * *Лепешев направляется к противотанковой пушке. Глинин молчаливо следует за ним. Артиллеристы спят во вновь отрытых щелях. Они недавно похоронили трех своих товарищей, и все равно горевать им некогда. Усталость и бессонница взяли свое. Каллимуллин тоже спит, прислонившись забинтованной головой к сыроватой земле. Лепешеву жаль будить его — такое измученное, бледное, осунувшееся лицо у младшего лейтенанта.
— Позовите сюда командира танка, — просит Лепешев Глинина.
Боец не изменяет своим привычкам — кивает и тотчас уходит.
Лепешев присаживается на пустой снарядный ящик и смотрит на спящих студентов-артиллеристов. Хотя они почти сверстники ему, всего на каких-то два-три года моложе, лейтенант испытывает к этим сладко спящим парням что-то похожее на отцовское чувство. Вот такие же ребята вынесли его из окружения тридцатью километрами южнее печально известного города Лохвицы, где замкнулись немецкие клещи вокруг киевской группировки. Сегодня троих из них не стало. И еще один едва ли выживет, хоть и передан был в руки медиков сразу после окончания боя.
Лепешеву вдруг вспоминаются те трое пулеметчиков, которых выручил Глинин. Лейтенант так и не успел пожать им руки. Они ушли вниз закопченные, усталые, но все равно юные, несмотря на старящий пороховой грим. Лепешев успел лишь мельком взглянуть на них издали. Те двое, что стреляли, сначала снесли к реке раненого товарища, потом вернулись и забрали свой «максим». Ушли навсегда из жизни лейтенанта стойкие парни, и, приведись в будущем встретиться, Лепешев не узнает их. Будет знакомиться заново, будет гадать: каковы в боевом деле эти солдаты?
Лепешев смотрит на спящих артиллеристов и в который уж раз ругает себя за то, что мало интересуется людьми, с которыми повседневно сталкивает его военная судьба. Сколько их промелькнуло перед ним за последний год! И смелых, и трусливых, и умных, и хитрых — всяких. А спроси Лепешева, что он о них знает, — сказать ему нечего. Ни черта не знает! Кто такой Каллимуллин? Ну Мидхат-Миша, ну младший лейтенант, ну татарин. А откуда, чем жил, о чем горюет? Веселый, смелый человек — вот и все, что знает о нем Лепешев. Да что говорить, собственного помкомвзвода понять не смог!
Хотя нет. Глинина он все же понял. Если и не до конца, то все же чувствовал, что человек это незаурядный, что носит он на душе такое, чего не сможет носить долго всякий другой человек. Что-то ужасное пережил мрачный, но несломленный солдат — Лепешев всегда это чувствовал, хотя и не предполагал того, что случилось сегодня услышать. Глинин, оказывается, вовсе не Глинин — такое трудно представить себе, даже имея богатое воображение. А Лепешев никогда не был фантазером, он привык мыслить реальными категориями. Поэтому лейтенант растерян, не знает, как держать себя с помкомвзвода. Лепешев знает одно: Глинин, хоть он и бирюк и носит чужую фамилию, свой, очень надежный и верный человек. А на остальное наплевать. Сейчас главное — уйти целыми и невредимыми с этого берега, а с Глининым можно поговорить по душам, когда возникнет у них взаимное желание.
Приняв такое решение, Лепешев успокаивается, лезет в карман за махоркой.
Приходят командир танка и Глинин. Лейтенант знаком просит Глинина разбудить Каллимуллина и тут лишь впервые сознает, что сам он как-то незаметно привык к молчаливому глининскому языку жестов.
Каллимуллин просыпается сразу. Бодро выкарабкивается из щели, щупает голову, затем улыбается:
— Утихла башка!
Лепешев разъясняет свой план. Он хочет обстрелять скопившихся в развалинах гитлеровцев, чтобы те открыли ответный огонь. В это время бронебойщики, артиллеристы и танкисты засекут точки, где противник наиболее активен (ясно, там есть офицеры!). При одной из таких перестрелок Лепешев даст сигнал, и тогда по засеченным целям ударят всеми средствами. Бронебойщики — по правому сектору, артиллеристы — по центральному, танк — по левому. Пулеметы поддержат. И таким образом повторить три раза.
Все согласились, что такая баня заставит залегших гитлеровцев быть осторожнее.
— Ну, тогда за дело! — Лепешев встает. — Делите остаток боезапаса на три порции, действуйте. Времени у нас чуть больше часа. Отстреляемся — будем прощаться.
Выждав время, пока Глинин проинструктирует бойцов, Лепешев устраивается у одного из проломов и начинает выбирать цель. Его внимание привлекает легкое облачко пыли, поднявшееся из-за остова разваленной взрывом печи. Лейтенант прицеливается, выжидает. Предчувствие не обманывает его. Из-за груды закопченного кирпича появляется сначала локоть, потом плечо, а затем и голова в офицерской пилотке. Офицер подносит к глазам бинокль, — видимо, хочет рассмотреть детальнее, что творится за стеной.
Лепешев нажимает на спусковой крючок. Короткая очередь. Рука делает беспомощный взмах, бинокль летит в сторону, пилотка сваливается с белобрысой головы, падает на кирпичи. Для пущей надежности Лепешев посылает еще одну очередь в спутанный желтый чуб.
Одновременно грохочут автомат и пулемет. Это Степанов стреляет по правому сектору, а Глинин — по левому.
Из развалин отвечают. Пули щелкают по стене. Лепешев отстраняется от пролома и закуривает французскую сигарету из каллимуллинского портсигара, который все же пришлось взять в подарок от веселого, смелого татарина.
Постреляв несколько минут, немцы утихают. Лепешев неспешно докуривает сигарету и пристраивается к другому пролому. Смотрит. Бинокль и пилотка валяются, а белобрысой головы уже нет — труп оттащили. Лепешев выискивает новую цель. Но она вдруг обнаруживается в том же месте. Чья-то рука тянется к биноклю, который отлетел довольно далеко. За черными кирпичами появляется сгорбленная спина ползущего на четвереньках человека. Это или солдат, или унтер-офицер.
Лепешев усмехается. По исколотым кирпичам по-пластунски не поползешь — мигом брюхо вспорешь… Выждав, когда ссутуленная спина вылезает из-за обломков особенно высоко, лейтенант стреляет. Мундир исчезает, лишь белеет рука, судорожно вцепившаяся в обломок кирпича. Лепешев ее хорошо видит.
Глинин и Степанов тоже дают по короткой очереди.
Немцы снова отвечают, теперь уже более интенсивной и долгой пальбой. За это время Лепешев успевает сбегать в блиндаж, попить воды (после консервов хочется пить), выкурить еще одну сигарету и перекинуться несколькими словами с телефонистами, которые, медленно передвигаясь по конюшне, сматывают телефонный провод.
Третью цель Лепешеву поразить не удается. Высунувшаяся было из-за груды земли солдатская голова быстро исчезает, и Лепешев с досадой разряжает в эту груду весь диск. Зато немцы отвечают злым шквальным огнем из всех закоулков развалин. Это как раз то, чего добивался лейтенант.
Он пережидает, пока немцы немного успокоятся, и, сменив диск, продолжает игру. Долго выискивает цель. Наконец видит. Откуда-то снизу ползет солдат, тянет за лямки тяжелый ящик с патронами. Ползет осторожно, огибая чистые места. Но Лепешев все же его подкарауливает. Когда солдат почти достигает разбитой печи, лейтенант перерезает его короткой очередью.
Тотчас откликаются Глинин и Степанов.
И снова немцы открывают ожесточенный огонь. Очевидно, они не желают отдавать обороняющимся инициативу в огневом бою. Они хотят диктовать условия сами, им осточертело лежать, вжавшись в землю, и глотать горькую пыль.
Лепешев дает резкий короткий свисток.
Дуплетом гремят выстрелы танка и «сорокапятки». Летят от ближних развалин вверх и в стороны куски кирпича и глинобитных стен. Стучат пулеметы.
Немцы уступать не желают. Снова открывают стрельбу. Это уже не прежний шквальный огонь, но все же достаточно сильный.
Что-то обжигает левое плечо Лепешева, и он едва не теряет равновесие. Падает на кирпичи автомат. Подымать его лейтенанту некогда. Он дает сигнал и снова приникает к амбразуре.
Несколько минут лавина свинца и стали дробит обгорелые обломки. Особенно мощны взрывы танковых снарядов. Они выбрасывают в небо лохматые султаны земли и мусора, крошат и мельчат развалины. Когда снаряд разносит остатки печи, Лепешев мстительно крякает. Теперь некому будет ползти за патронами — наверняка за остовом разрушенной печи был окоп.
Огонь прекращается. На фланге коротко басит напоследок пулемет сибиряка Максимова, и наступает тишина. Немцы молчат. Лепешев нагибается к упавшему автомату, и резкая боль ударяет в левую руку. Пот выступает на шее. Оружие лейтенант все же поднимает, но стрелять уже не может. Левая рука становится тяжелой, непослушной, из-под рукава стекает на пальцы струйка крови.
— Сильно? — Это спрашивает Глинин. У молчуна чутье на беду, он уже здесь.
