Павел Ермаков - В пограничной полосе (сборник)
Нарушитель прорывался на стыке застав. В горах в ту ночь бушевала гроза. Сиреневые всполохи освещали скалистый гребень. А дождь лил сплошной стеной, словно кто-то там, в небе, зачерпнул ковшом из недалекого моря и теперь весь этот ковш выплеснул на участок границы.
Шестоперов на строевой машине вез наряд на рубеж прикрытия. А Новиков гнал лазутчика вверх, по ущелью. Между ними все время была стойкая радиосвязь. И только раз, на несколько минут, она прервалась. Но тогда Новиков еще не знал, что именно в эти минуты все произошло.
Потоки воды размыли дорогу. На крутом повороте машину занесло, и задние колеса повисли над пропастью. Машина медленно накренилась, ее неотвратимо тянуло вниз. Молоденький шофер растерялся, отбросил дверцу. Лешка крикнул, вытолкнул его, схватился за руль. Передние колеса имели свой привод, и это позволило ему еще немного удержать машину на краю. Двигатель истошно выл, протекторы изо всех сил цеплялись за уступ, а в это время солдаты, разрезав штыками брезентовый тент, выпрыгивали из кузова.
О чем думал Лешка в те мгновения, на стыке жизни и смерти? О чем думали его солдаты, стоя у черного провала, в который, кувыркаясь, полетела машина?
Шофера била истерика, он что-то бормотал. Сержант, рослый, сильный парень, подошел к нему, тряхнул за плечи.
Водитель всхлипнул и тихо прохрипел:
— Командир крикнул — на рубеж! На рубеж! Он крикнул…
И они побежали вверх, хватая губами реденький высокогорный воздух. Сержант включил радиостанцию.
Они бежали, и на их лицах, мокрых от пота и дождя, не было видно слез.
Они вышли на рубеж, они взяли его именно там. А Новиков отрезал ему путь от границы, захлопнул капкан, загнал его в ловушку. И когда он, задыхаясь, в изодранном маскхалате, выскочил на гребень и увидел у сапог сидящего на валуне сержанта человека со связанными руками, то в груди у него вспыхнуло радостное чувство. Новиков понял, что они с Лешкой выдержали первый экзамен.
Сержант не встал, не доложил обстановку. Он скользнул по лицу лейтенанта равнодушным, тусклым взглядом и продолжал курить сигарету, бережно прикрывая ее ладонью от дождя.
Сначала Новиков немного рассердился, но потом подумал, что он, наверное, чертовски устал, и поэтому, отдышавшись, спросил:
— Где лейтенант Шестоперов?
Сержант вскочил, посмотрел на поверженного нарушителя и вдруг с каким-то остервенением закричал:
— Из-за него!.. Из-за этой падали!
Лязгнул затвор автомата. Новиков едва успел схватить его за ствол, увидел совсем близко глаза сержанта. И по тому, какая была в них тоска, понял: произошло что-то страшное.
Мать попросила, чтобы Лешку привезли домой — в Москву. Тут его и схоронили — на Кунцевском кладбище.
Каждый раз, когда по делам службы Новикову приходилось бывать в Главном управлении, он обязательно выкраивал часок-другой и приходил сюда. Вместо памятника ребята из училища поставили на Лешкиной могиле пограничный столб. На фотографии Шестоперов улыбается. Не нашли такую карточку, чтобы был он на ней с постной физиономией. Даже в личном деле не нашли. Даже в него — в казенное личное дело — умудрился вложить он свою улыбку.
…Рядом, почти под самым ухом, захрустел сухарем Самохин. Новиков встрепенулся — весь рой воспоминаний сразу исчез. И хотя начальник заставы понимал, что этот звук не может выдать их «секрет», все равно не выдержал — дернул сержанта за рукав, и тот притих.
«Будем ждать, — усмехнулся Новиков. — Будем терпеливо ждать. А догонять его не придется. Возьмем его тепленького или мокренького. Пусть только пожалует. Пусть».
Начальник заставы по телефону приказал Воропаеву передать шифровку в штаб морской бригады. И теперь пограничный сторожевой корабль, несмотря на шторм, шел в указанный квадрат, чтобы перехватить шхуну, не дать ей уйти в нейтральные воды, если с нее высадится нарушитель.
Деда Макарыча Новиков отправил наверх: как обычно, в назначенный час он должен был зажечь маяк.
Начальник заставы не знал, какую тактику выберет нарушитель. Он может пойти на шлюпке, а может — под водой, и тогда ему незачем ждать отлива. Эта неопределенность больше всего раздражала Новикова.
Там, на остров и океан, неумолимо наползала ночь. Отлив делал свое дело: синий полумесяц арки грота стал светиться во мраке пещеры. Он становился все больше и больше. И наконец в центре его показалась округлая тень. Она тут же исчезла, но через мгновение на краю озерца вспыхнул тонкий клинок света. Новиков услышал, как шумно засопели рядом Самохин и Голованов. Они ждали его команды.
Луч света поплыл к пирсу. Раздался всплеск — из воды вылез человек. Он положил фонарик на камни, завозился, отстегивая акваланг.
И тут Новиков понял: нельзя задерживать. Ведь нарушитель зачем-то шел, что-то ему здесь, на острове, надо. А если они сейчас его возьмут, то, может быть, никогда не узнают истинную цель лазутчика. Он будет выдавать себя за кого угодно: искателя приключений, любителя-спелеолога, туриста.
Нарушитель снял акваланг, снова взял в руки фонарик. Ослепительное пятно света сделало полукруг. Лазутчик в нерешительности постоял несколько минут, потом, неуклюже переваливаясь, пошел прямо на пограничников.
Новиков уловил легкое прикосновение. Пальцы Самохина мелко тряслись. Сержант не понимал, почему начальник заставы не дает оговоренной команды. Новиков осторожно погладил Самохина по руке. Пальцы сержанта дрогнули и успокоились. Он понял.
Нарушитель медленно прошел мимо пограничников и скрылся в темноте.
— Товарищ капитан, — еле слышно прошептал Самохин, когда шаги лазутчика затихли в толще скалы. — Что же вы?
— Так надо. Задержим, когда он будет возвращаться, — ответил Новиков, а сам с волнением подумал: «А если не будет?»
Капитан приказал Голованову связаться с заставой. Воропаев сообщил, что шхуна стоит на месте. Это немного успокоило Новикова.
— Будем ждать, — сказал начальник заставы. — Догонять не будем. Сам явится.
* * *Новиков глянул на светящийся циферблат. Прошло два с половиной часа. Он разрешил Самохину и Голованову немного поспать. И теперь слышал рядом с собой их ровное дыхание.
Сам он боялся даже задремать. Правда, иногда ему казалось, что впал в забытье. Густая темнота, окружавшая его, как-то влияла на психику: иногда он ловил себя на том, что не понимает — открыты у него глаза или закрыты. И тогда Новиков судорожно дергал рукав маскхалата и успокаивался только тогда, когда перед ним возникала маленькая окружность ярких точек, по которой игриво прыгала зеленая ниточка секундной стрелки.
Новиков решил, что пора будить ребят. Он стал тормошить их за плечи. Самохин проснулся легко, а Голованов неожиданно громко воскликнул:
— А! Что? Где я?
И тут же Новиков рывком закрыл ладонью ему рот, потому что увидел вдалеке мерцающее сияние — лазутчик возвращался.
— Тихо, Володя, тихо, — прошептал он связисту в самое ухо. — Мы в пещере. Помнишь? Нарушитель назад идет.
Начальник заставы почувствовал, как напрягшееся тело солдата обмякло в его руках.
Полоска света тем временем приближалась. Уже были слышны шаги нарушителя — медленные, тяжелые. Когда он поравнялся с нишей, в которой укрывались пограничники, Новиков вскочил и нажал на кнопку фонаря.
— Стой! Руки вверх!
В потоке разящего луча стояла сгорбленная фигурка человека. От неожиданности и страха нарушитель съежился. На его спине, как рюкзак, висел плоский прямоугольный контейнер.
3
Лазутчика скрытно доставили на заставу. В канцелярии при нормальном освещении Новиков наконец рассмотрел его. Это был пожилой, лет шестидесяти, японец, с изможденным, нервным лицом. Он сидел на стуле, измотанный, опустошенный, и равнодушно глядел прямо перед собой, влажные седые волосы падали на высокий лоб.
— С какой целью вы высадились на советский остров? — спросил Новиков.
Он хотел, чтобы вопрос прозвучал решительно и строго. Но от долгого молчания голосовые связки сели, и начальник заставы сам не узнал своего голоса — сиплый, скрипучий.
Японец вскинул брови, залепетал по-своему.
Новиков и Воропаев переглянулись.
— Нет, — сказал прапорщик, — мы с ним все равно не разберемся. Пусть из штаба отряда прилетают отцы-командиры с переводчиком. Мы свою задачу выполнили.
— Что это? — Новиков указал на маленький металлический чемоданчик с наборным устройством вместо ключа. Было видно, что он закрывался герметично, вода в него не попадала.
Японец опять пролепетал какую-то фразу.
— Ладно, — обреченно махнул рукой начальник заставы и, обращаясь к Воропаеву, приказал: — Отведите его в комнату для приезжих. Охранять! Этот сундук — в погреб. Еще не известно, что в нем. Доложите на материк. Правда, при такой погоде они не скоро прилетят.
