Николай Коняев - Непобежденная крепость
Петр I переименовал вставшую в истоке Невы крепость в Шлиссельбург – «ключ-город», объявляя тем самым, что этим ключом он открывает для России выход к Балтийскому морю…
Об этой истории Шлиссельбурга вспоминал и писатель-фронтовик Виссарион Саянов, побывавший в годы войны в крепости Орешек.
«Интересна судьба Шлиссельбургской крепости, или, по-старинному, Орешка, – писал он. – История ее когда-нибудь будет написана. Много любопытного прочтем мы на страницах этой объемистой книги! Далеко в глубь веков уйдет повествование… Кто только не дрался за твердыни крепости! Брал ее и Петр I. Навсегда остались памятны его твердые слова: «Зело жесток сей орех был, однако ж, слава Богу, счастливо разгрызен…»
Разгрызли Орешек и сделали в его стенах государеву тюрьму… Могучие непробиваемые стены хранят память и о несчастном Мировиче, и о не менее несчастном царе Иоанне Антоновиче, и о многих других заключенных давних времен. Потом в этой крепости стали заточать русских революционеров, плененных жестоким самодержавием.
Много героических имен вспоминалось нам прежде, когда мы думали о славном былом. Не раз я ездил в Шлиссельбург с большими экскурсиями, осматривая камеры, где проводили долгие годы заключенные, бывал и в помещении, где раньше находились квартиры злых и корыстных тюремщиков…
Росли тогда еще за толстыми стенами деревца, посаженные народовольцами. На местах, где с трудом разводили они свои крохотные огороды, теперь растут огромные лопухи…
Все это ушло далеко-далеко, а новые страницы истории Орешка снова пишутся огнем и кровью…»
8Все 500 дней обороны крепости немцы не прекращали массированных артобстрелов. Круглосуточно методично обрабатывали они Орешек из дальнобойных орудий и минометов. Каждый день противник выпускал по крепости несколько сотен мин и снарядов. Кроме того, ежедневно около полудня к Шлиссельбургу подходил бронепоезд, который выпускал по крепости больше полусотни снарядов крупного калибра, а затем поспешно уходил на безопасные позиции.
Поначалу, пока бомбы не падали на головы самих немцев на берегу, пробовала работать по крепости и фашистская авиация.
Над островом все время висело бурое облако.
С наблюдательного пункта на колокольне в Шлиссельбурге немцы следили за всем, что делалось в крепости, и открывали огонь, как только замечали движение людей. По сути, гарнизон крепости день за днем, неделя за неделей не выходил из боя.
А ведь нужно было еще пополнять боеприпасы, вывозить раненых, доставлять продовольствие. И все это подвозилось с правого берега Невы. Место переправы находилось под постоянным наблюдением и обстрелом противника. Как только немцы засекали лодку, они немедленно открывали огонь из пулеметов, автоматов и минометов!
«В ненастный осенний вечер я оказался на переправе, откуда уходят к Орешку лодки, – вспоминал Виссарион Саянов. – Отсюда до крепости каких-нибудь метров триста, но проплыть это расстояние нелегко, ведь вся трасса простреливается врагом. Сегодня нам повезло… В непогодь фашистские стрелки укрылись в своих убежищах, и мы садимся в лодки, уверенные, что доберемся до крепости без особых затруднений. Гребцы устраиваются на своих местах, скидывают с себя шинели, один парень, особенно сильный, с лицом, иссеченным шрамами, снимает и гимнастерку:
– Как попрем, так жарко станет, словно в адову печь попадем, где черт без перерыва горючее подкладывает… Когда мы пристаем и гребец выходит на берег, он не сразу одевается: ему еще жарко, а мы ежимся от холода и быстро уходим, почти бежим в крепость».
Уже в двадцатых числах ноября по Неве пошла шуга, а в конце месяца река окончательно встала. Морозы доходили до сорока градусов. Пришла и в Шлиссельбургскую крепость зима, которой не видели здесь с екатерининских времен.
Сообщение с дивизией упростилось, но теперь и немцам стало проще подобраться к крепости.
И дули, дули с Ладожского озера ледяные ветры.
Особенно тяжело приходилось бойцам, которые несли службу на огневых точках и наблюдательных пунктах. Постоянное недоедание – продовольственный паек порою выдавался в крепости по той же норме, что и в блокадном Ленинграде, – ослабило бойцов. Распространялась цинга, кровоточили десны, распухали ноги.
Усложняло оборону крепости постоянное сокращение боеприпасов.
Артиллеристы, уже расстрелявшие прежний боезапас, теперь вынуждены были стрелять лишь по наиболее важным целям.
И тем не менее, как вспоминает генерал-майор Емельян Васильевич Козик, «артиллерийский огонь из крепости по вражеским батареям, обстреливавшим Дорогу жизни, срывал намерения противника нарушить единственную коммуникацию, связывавшую Ленинград с большой землей. Гитлеровцам не удалось перебросить на Ладогу боевые катера, доставленные из Франции в Шлиссельбург и на Новоладожский канал. Трудно переоценить массовый героизм и самоотверженность защитников Орешка».
И тем не менее даже в стужу и голод первой блокадной зимы защитники крепости сумели по ночам вывезти с острова запасы взрывчатки, из которых потом было изготовлено около 300 тыс. ручных гранат для Ленинградского фронта…
9Но все-таки еще больше, чем героизм и мужество защитников крепости, сумевших выстоять в таких невероятно трудных условиях, поражает другое.
Когда начинаешь читать воспоминания и документы о событиях, происходивших в крепости Орешек за 500 дней ее обороны, отступает жуть захлестнувшей нашу страну смерти, возникает ощущение, что ты попал на совершенно другую войну.
Нет-нет, потери были…
Вот только несколько записей из боевого дневника крепости.
«15 октября 1941 года. Противник выпустил по крепости 30 снарядов и 50 мин. Выведен из строя расчет 45-миллиметровой пушки – ранено пять человек: В.П. Волков, Звязенко, Бондаренко, А.П. Макаров, Тищенко.
25 октября 1941 года. Противник выпустил по крепости 20 снарядов и 80 мин. Ранены П.П. Ершов и М.А. Ганин».
В списке раненых и убитых защитников крепости, хранящемся в Государственном музее истории Ленинграда, числится 115 человек. Более половины из этого числа защитников Орешка получили тяжелые ранения и были эвакуированы. Несколько десятков бойцов умерли: некоторые – в крепости, другие – в госпиталях, после эвакуации из крепости.
Разумеется, это немалые потери.
Но разве могут они идти в сравнение с «солдатоповалом», например, на том же Невском пятачке, потери в котором за то же время колеблются от 50 до 250 тыс. человек?
Конечно нет…
Разница в счете – в десятки тысяч раз, хотя, казалось бы, боевая ситуация в чем-то и схожа…
И разве только крепость защищала в Орешке наших солдат?
Защищал их еще и полуразрушенный храм пророка Иоанна Предтечи, защищала сама русская история.
Глава третья
КЛЮЧ РУССКОЙ ИСТОРИИ
И зорче ордена хранюТу ночь, когда шаги упорныеЯ слил во тьме ледовой трассыС угрюмым шагом русской расы,До глаз закованной в броню.
Даниил Андреев. Ленинградский апокалипсисСтранно устроено небо над Шлиссельбургской крепостью…
Словно чистый свет, возникла в этом евангельски простом северном пейзаже 1383 года икона Божией Матери, которую назовут потом Тихвинской.
Отсюда, сопровождаемая толпами ладожских рыбаков и местных крестьян, священников и монахов, женщин и детей, двинулась чудотворная икона к реке Тихвинке, где вырастет монастырь, получивший название Великая лавра Успения Пресвятой Богородицы…
Вглядываясь в кусочек шлиссельбургского неба, вместившегося в уголке затянутого решеткой окна, создавал заключенный Николай Александрович Морозов свое «Откровение в грозе и буре», пытаясь прозреть мистические смыслы Апокалипсиса. И эта гроза над островом Патмос, забушевавшая в народовольческом сознании Николая Александровича, выжигала и продолжает выжигать целые столетия из истории России и всего мира…
1Вглядываясь в снежную мглу, затянувшую ладожское небо блокадной ночью 1943 года, вдруг начал различать «в облачных, косматых, взринутых, из мрака выхваченных волнах» картины совсем другого мира рядовой Даниил Леонидович Андреев…
Герой поэмы Даниила Андреева «Ленинградский апокалипсис» ясно увидел тогда на ладожском льду, что на него «сквозь воронки смотрит полночь, как сатана через плечо».
Как будто глубь загробных стран живымНа миг свое отверзла небо:Железно-ржавое от гнева,Все в ядовитой желтизне…
Отвлекаясь от непосредственной оценки свершившихся прозрений, можно попытаться обозначить точки, из которых они происходят…
Откровение, данное в явлении иконы Тихвинской Божией Матери, исходило с неба и концентрировало в себе те православные предощущения и прозрения, что были накоплены православным народом за четыре столетия его христианской истории.
