Николай Бораненков - Тринадцатая рота (Часть 2)
Помимо этого, нами обвенчано старост и полицейских — восемь, отпето девятнадцать. Награждено медалями БЕИПСА двадцать два, из них двадцать посмертно. Заключено контрактов на поимку партизан — одиннадцать. Дано консультаций — сорок четыре. Обучено тактике наступления вперед и назад восемь.
"Благотворительным единением" вершились и другие дела, достойные похвалы и благословения. Вместе с тем имею честь сообщить вам, господин генерал, о своих невосполнимых потерях. Продвигаясь к "смоленским воротам" и дальше, в сторону Урала, БЕИПСА потеряло в стычках с партизанами два взвода президентской конницы, много оружия и повозок с боеприпасами, продовольствием. Ранен начальник личной охраны господин Волович.
Но смею вас заверить, господин генерал, как ни разительны наши потери, как ни велика наша скорбь об оставленных в дороге офицерах и солдатах, мы преисполнены бодрости и веры в то, что наша деятельность не ослабнет и фюрер получит от нас все, что полагается.
Чувствуя себя в большом долгу перед вами за Железный крест, шнапс, солонину, губные гармошки и эрзацы, которыми вы нас любезно снабдили в дорогу, я спешу послать вам в знак благодарности один весьма оригинальный проект приказа, который, как полагаю, пригодится войскам рейха, сражающимся в степях и других безлесных территориях.
Низко кланяюсь. Личный представитель его величества президента БЕИПСА И. Гуляйбабка.
Ноябрь, 2 числа 1941 года. "Смоленские ворота". Текст проекта приказа при сем прилагается.
Проект приказа о новом дополнении к шанцу доблестного германского солдата
В ожесточенных сражениях за жизненное пространство доблестная четвертая армия рейха теряет много солдат, верных фюреру и Великой Германии. Наш обожаемый фюрер не забывает павших и воздает должное каждому из них. Однако многие солдаты и офицеры так и уходят в могилу, не зная, что им воздано.
Чтобы устранить эту ненормальность и дабы каждый солдат знал, что его ждет после смерти, приказываю:
1. Впредь при выдаче шанцевого и иного интендантского вещевого имущества торжественно вручать солдатам готовые надгробные кресты из облегченного дерева с жестяной доской описания заслуг и почестей, возданных рейхом. Офицерам выдавать те же кресты, но с бронзовой доской.
2. Кресты подлежат постоянному ношению, исключая парады, строевые смотры, посещения столовых, кабаре и других увеселительных мест.
3. Походный крест носится на спине, выше ранца и приторачивается черной муаровой лентой.
4. Крест владельца немедленно устанавливается на месте гибели, захоронения специальной зондеркомандой или же лицом, оставшимся в живых и точно видевшим и убедившимся, что солдат или офицер убит.
5. Присвоение чужого креста иным другим лицом карается в дисциплинарном порядке, а подлог, мошенничество с захоронением — вплоть до военно-полевого суда.
Главный квартирмейстер армии генерал-майор фон Шпиц",
Изложив проект своего уникального приказа, Гуляйбабка поставил точку, посидел, подумал и сделал такую приписку:
"Господин генерал!
Прочитав этот проект приказа, вы наверняка спросите: "А не подорвет ли этот походный крест моральный дух всесокрушающего немецкого солдата? Не будет ли он угнетающе действовать на него? Верно, господин генерал. Это и дураку понятно. Доведись мне или вам носить на горбу крест для своей могилы, мы бы, бесспорно, повесили носы. Но одно дело, когда у тебя за спиной пустой березовый крест, и совсем другое, господин генерал, когда на этом кресте будет заранее прибита вдохновляющая надпись, скажем: "Под этим крестом лежит доблестный солдат рейха, сраженный на Восточном фронте". Или: "Этот березовый крест — венец славы такого-то офицера". Тут, смею вас заверить, господин генерал, походный крест возымеет и у труса, шкурника обратное действие, то есть неслыханный героизм. Похвала ведь милее жены. Она всегда любима.
Короче говоря, господин генерал, смотрите сами. Если будет сомнительно вводить походные кресты во всей армии, то можно опробовать их в качестве эксперимента в одном полку. Как говорят в России, испыток — не убыток. Рад всегда помочь Вам. И. Гуляйбабка".
6. ПОСЕЩЕНИЕ ЗНАМЕНИТОГО ЛАЗАРЕТА ПРОФЕССОРА БРЕХТА. ЗНАКОМСТВО С ИСЦЕЛИТЕЛЬНЫМ МАССАЖЕМ ДОКТОРА ХОПКЕ
На второй день после визита к любезнейшему майору Штемпелю Гуляйбабка получил от профессора Брехта письмо с просьбой посетить в удобный день вверенное ему лечебное заведение. В конце письма стояла приписка:
"Лучшее время для нас — девять-десять утра. К этому часу мы заканчиваем осмотр больных и лечебные процедуры".
— Что намерены делать? — спросил Волович, прочтя приглашение.
— Ехать, — ответил Гуляйбабка.
— А если там западня?
— Сидевшему у черта на рогах демон не страшен. Муравей падения не боится.
— А если муравья придавят каблуком?
— Вы, Волович, мало наблюдательны. Муравей и под каблуком редко гибнет. Обычно отряхнется и снова бежит.
— Воля ваша. Едем! — сунул пистолет за пазуху Волович. — В нем семь патронов. Пять их, два — наши.
…Знаменитый военный лазарет профессора Брехта расположился на восточной окраине Смоленска близ старинного шоссе в четырех белокаменных домах церковно-монастырской архитектуры. В первом доме, пристроенном к высокой кирпичной ограде, разместилась администрация и главный корпус лазарета, о чем свидетельствовала вывеска на стене. Другие дома были раскиданы по запушенным первоснежьем холмам, но довольно-таки компактно. Их охватывал высокий дощатый забор, увенчанный двумя нитями колючки. Вдоль забора, цвинькая по проволоке цепями, бегали три овчарки.
Высоких гостей встречал у центрального подъезда сам начальник лазарета профессор Брехт. Седые волосы его прикрывал белый колпак. На плечах развевался широкий халат. Коротко подстриженная бородка весело топорщилась. За спиной у профессора грузно возвышался угрюмый, рудой детина, тоже в белом халате, накинутом на мундир, но с засученными выше локтей рукавами. В зубах у здоровяка дымила недокуренная дешевенькая сигарета.
— Хайль Гитлер! — браво выкинули руки Гуляйбабка и Волович.
— Зиг хайль! — ответили встречающие.
— Пользуясь вашим любезным приглашением, — поклонясь, заговорил Гуляйбабка, — имею честь, господин профессор, засвидетельствовать вам свое почтение.
— Очень рад вашему визиту, уважаемый глава благотворительной организации, — заулыбался в бородку начальник лазарета.
— Смею уточнить, — поклонился Гуляйбабка. — Во главе нашей организации стоит президент. Он находится постоянно в своей резиденции. Я же лишь его личный уполномоченный, представляющий его интересы, действующий от его имени.
— О-о, это не так важно! Важно, что вы приехали. Важно, что в вашем лице мы видим настоящих русских патриотов, настоящих друзей немецкого народа.
— Уж очень тепло он поет, — улучив момент, сказал тихонько Волович.
— Зимний дуб апрельским теплом не обманешь, — шепнул Гуляйбабка. — Не торопись с выводом. Посмотрим.
Профессор Брехт меж тем привел в порядок расхлестанного здоровяка, приказав ему опустить рукава, застегнуться, и, оборотясь к гостям, сказал:
— Позвольте вам представить моего ведущего ассистента, человека, до слез влюбленного в свою профессию. Человек, стоявший за спиной профессора, вышел вперед и, стукнув коваными каблуками рыжих солдатских сапог с короткими голенищами, представился:
— Доктор Хопке! Научный сотрудник.
— Очень приятно, — поклонился Гуляйбабка и представился: — Личный представитель президента. А это господин Волович. Мой телохранитель.
Доктор Брехт и Волович обменялись рукопожатием и проникновенными взглядами. Гуляйбабка, придерживая цилиндр, кивнул на высокую стену:
— Прекрасная защита от бомбовых осколков. Не так ли, профессор?
— О! Стена превосходна, — поднял палец профессор. — Для нашего лазарета лучшей не сыскать. Вы удивлены? Не удивляйтесь. Без высокой, прочной стены наш лазарет немыслим.
— Почему же, господин профессор?
— Не все сразу, мой гость. Не все. Побываете в палатах, познакомитесь с пациентами, и все поймете. Прошу в помещение! Начнем с офицерского отделения.
Профессор Брехт взял Гуляйбабку под руку, и они в сопровождении доктора Хопке, Воловича, не торопясь, на ходу разговаривая, зашагали вверх по узкой, расчищенной от снега каменной лестнице.
— Наш лазарет молод и пока единственный на Восточном фронте, — давал на ходу пояснения профессор. — Он развернут лишь месяц назад и даже номера не имеет еще. Существует пока под условным названием "Белая голова". Но, думаю, это название за ним так и останется. Удивлены? Не удивляйтесь. В армии вермахта каждая дивизия помимо номера окрещена подобным названием. У моей двести шестьдесят седьмой пехотной, где я служил полковым врачом, эмблема "Голова лошади". У соседней девяносто седьмой — "Петушиное перо". На эмблемах других дивизий, как я знаю, контуры рыб, ворот, чертей, головы кобылы, собак, черепа мертвецов. Вы удивлены? Не удивляйтесь. Это очень удобно офицерам высших штабов и особенно фюреру. Может ли фюрер запомнить огромную людскую массу в двести-триста дивизий? Увы! Фюрер не машина. Ему куда лучше обратить людей в черепа или в собачьи головы — так они запоминаются лучше. На оперативной карте генштаба фюрер зрительно представляет, куда двигается, скажем, "Лошадиная голова" или "Череп человека". Удобно? Удобно. Но, простите, я увлекся.
