Михаил Авдеев - У самого Черного моря. Книга II
Солнце жгло неимоверно. Летчику старшему лейтенанту Зюзину казалось, что скоро и он сам и его самолет попросту расплавятся под испепеляющими лучами.
В кабине было душно. Тело сковывала тяжелая сонливость, и это злило летчика. Внимательность должна быть острой и постоянной: в этот день фашистские самолеты уже дважды пытались прорваться к Туапсе.
Внизу — корабли, флот.
— Какой сегодня день? Зюзин, вспоминая, морщится. Да, десятое августа, «бархатный сезон» в разгаре. Только особый он, в этом грозовом сорок втором году.
Словно в подтверждение его мыслей, небо на горизонте запестрело черными точками.
Один, второй, третий, десятый…
Зюзин сбился со счета, когда перевалил за двадцать, и тут же услышал голос земли:
— Тридцать самолетов противника. Курсом на Туапсе.
— Прикройте, — приказал он ведомым. — Атакую флагмана.
Гитлеровцы явно не ожидали подобной дерзости. На армаду их самолетов шли трое русских. Всего трое… Ну что же, тем хуже для атакующих. Если им надоело жить, пусть пеняют на себя.
Зюзин очень точно рассчитал маневр. Зайдя со стороны солнца, он атаковал головную машину. И прежде чем «асы райха» сумели сообразить, что и к чему, отсечь атаку советских истребителей, «хейнкель» уже пылал. Две меткие пушечные очереди сделали свое дело.
Строй бомбардировщиков рассыпался. Гитлеровцы, сбросив бомбы в море, стали уходить.
Новый разящий удар Зюзина. Второй «хейнкель-111» пошел к воде…
У каждого участника Великой Отечественной войны есть свой главный город, с которым связаны сильнейшие духовные порывы, — писал как-то Герой Советского Союза Сергей Борзенко. — Таким городом двадцать пять лет назад для меня стал Туапсе. Сто пятьдесят суток, озаряемых кровавым светом пожаров, не затухая ни днем, ни ночью, продолжалась битва за этот маленький портовый городок. На подступах к Туапсе стояли насмерть солдаты Черноморской группы войск, моряки Черноморского флота, летчики 5-й воздушной армии. «Многоэтажный» бой гремел на земле, на море и в небе.
И для нас, летчиков, Туапсе стал городом, навсегда оставившим зарубку в сердце.
На советские войска, с боями отошедшие в предгорья Кавказа, навалилась группа фашистских армий — 22 дивизии, из них 9 танковых и моторизованных. Гитлер намеревался с ходу завладеть Новороссийском и Туапсе, чтобы ворваться в Закавказье со стороны Черноморского побережья, лишить наш флот баз, потопить корабли. Часть сил противника ринулась на Грозненский нефтяной район. Специальные горнострелковые части врага нацелились на перевалы Кавказского хребта.
В те дни Зюзин подал заявление о приеме в партию. Были в нем и такие строки:
«Моя жизнь принадлежит Родине. Если нужно, я каплю за каплей отдам свою кровь для достижения победы над врагом».
После оставления нашими войсками Севастополя первостепенное значение приобрели порты Поти и Батуми.
Еще во время севастопольской обороны Поти и Батуми остались единственными на побережье портами, связанными железной дорогой с центром страны. Сюда стали стекаться транспорты с грузами из Севастополя и других прифронтовых портов. Необходимо было их в срочном порядке перегружать в поезда и отправлять в глубь страны. А на эти транспорты, в свою очередь, грузить боеприпасы и продовольствие для Севастополя, Новороссийска, Туапсе.
Кроме того, почти ежедневно прибывали суда с ранеными бойцами и эвакуированными женщинами и детьми. Их также нужно было переправлять дальше.
И здесь помогал огромный энтузиазм населения. Все работали с крайним напряжением, днем и ночью, прерываясь лишь во время воздушных тревог.
«В 1942 году база в среднем за месяц принимала около ста транспортов и других крупных судов и столько же провожала в море, — рассказывает об этом периоде бывший начальник базы адмирал М. Ф. Куманин. — А каждое такое судно — это один-два железнодорожных состава грузов. Для охраны транспортов на переходе база выделяла за это же время около 400 кораблей разных классов — от катеров до экскадренных миноносцев. Сюда не входят корабли отрядов прикрытия, которые посылались для защиты наших коммуникаций на наиболее опасных направлениях.
Враг обрушивал на конвои удары своей авиации и подводных лодок, а с конца 1942 года — и торпедных катеров. Мы не имели возможности надежно прикрыть с воздуха наши коммуникации из-за ограниченности дальности действия истребительной авиации. Вся тяжесть борьбы с самолетами и подводными лодками противника, особенно в удаленных от базы районах, ложилась на корабли эскорта».
Охрана военно-морских баз лежала прежде всего на наших плечах — плечах летчиков морской авиации.
База в Поти очень скоро привлекла острое внимание немцев. Участились разведывательные полеты над портом. Но сбивать эти самолеты-разведчики было трудно. Их пилотировали опытнейшие летчики фашистской Германии. В бои они не вступали. Уходили, как правило, используя облачность.
К ним прибавились гидросамолеты «Дорнье», несущие разведывательную службу вдоль береговой черты. Иногда они садились на воду и оттуда продолжали наблюдения.
Было ясно, что они собирают сведения о выходе в море наших кораблей.
Необходимо было отбить у немцев охоту появляться вблизи базы. Для этого пункт управления авиацией вынесли на берег. Всем ближайшим постам службы наблюдения и связи — СНИС — было предписано сообщать о приближении немецких самолетов прямо на пункт управления. Когда первое сообщение о приближении «Дорнье» поступило на пункт, наши истребители были уже в воздухе и их навели на противника. Немецкий летчик пытался уйти пикированием, однако истребители настигли его и сбили. «Дорнье» упал в море и затонул. После этого случая немецкие гидросамолеты опасались подходить к нам так близко.
Но немцы активизировали другие формы разведки и, в частности, высадку десантников-разведчиков. Такие операции ими проводились вблизи Сухуми, в окрестностях Очемчири, в районе Супсы и близ Поти. Но благодаря бдительности наших солдат и матросов, разведчики были выловлены и обезврежены.
Такой повышенный интерес к нашей базе, как выяснилось позже, объяснялся тем, что немцы намерены были высадить морской десант на побережье. Для этой цели на верфях Галаца и Браилова были уже готовы большие деревянные сейнеры.
Командование базы решило мобилизовать все возможные средства, чтобы сделать порты менее доступными с воздуха. Больше посылалось самолетов для воздушной разведки, больше выходило в море дозорных кораблей. Для этого были мобилизованы все слабовооруженные суда, экипажи которых проявляли небывалое мужество и самоотверженность.
16-го июля 1942 года Поти впервые подвергся жесточайшей вражеской бомбардировке. То там, то здесь воздух сотрясали взрывы, горели дома, рушились здания. Чувствовалось, что немцы хорошо видят свои цели. Одна бомба упала прямо в эсминец «Бодрый», который в это время стоял в ремонте. Другая — в трубу крейсера «Коминтерн», прошла сквозь корабль, пробила днище, но, к счастью, не взорвалась. Одна из бомб угодила в артиллерийский цех, выбросив вверх столб огня и осколков. Несколько бомб упало в море близ порта.
Скоро нависла угроза над Батуми и Сухуми.
Сразу после первого налета я приехал в Сухуми. Странное и скорбное зрелище представляли его улицы. Воронка на месте гигантского цветника. Разбитый дом. Срезанные осколками пальмы.
Но что это? Из палисадника ко мне протягивается обросшая густой коричневой шерстью рука. Невольно вздрагиваю. За оградой — обезьяна. На дереве — вторая. За поворотом улицы встречаю третью. Что за чертовщина? С чего это обезьяны разгуливают по городу? Откуда они взялись? И только потом соображаю: здесь же один из крупнейших в стране обезьяньих питомников. Видимо, бомбы разбили сетки, и животные разбрелись. Странное, какое-то жуткое впечатление производили они на пустынных улицах.
Очень скоро период господства немцев в воздухе закончился. В дело вступили переформированные полки истребителей, в том числе и мой полк. «Хейнкели» и «юнкерсы» все чаще грудой обломков стали оставаться на кавказской земле.
Во время боя один из вражеских самолетов упал в море. Летчик-бомбардировщик спасся и был доставлен в штаб базы. На допросе он рассказал:
— Прежде чем направиться на Поти, наша часть перелетела на аэродром в Багерово, возле Керчи. Там нам показали кинофильм. На экране мы увидели ваш порт со всеми его сооружениями и кораблями, стоящими у причалов. Особенно выделялись линейный корабль и крейсера. На следующий день мы взлетели. Маршрут рассчитали — над Поти будем в предвечерние сумерки. Видимость прекрасная, по пути заметили несколько судов. Не дойдя километров двадцать до порта, самолеты разделились на группы. Вот и место, где должны быть порт и город. Но мы увидели лишь огромное облако бурого дыма. Над ним колыхались аэростаты заграждения. Я услышал в наушниках возгласы своих товарищей: «Аэростатен, аэростатен!» Ведущий приказал набрать высоту семь тысяч метров. Мы пролетели над облаком дыма, развернулись, легли на обратный курс, но никаких признаков порта так и не обнаружили. Командование выбрало для налета предвечерние сумерки, надеясь, что в это время не опасны прожекторы красных. Но прожекторы вспыхнули, их лучи стали слепить нас. Вокруг рвались зенитные снаряды. Я видел, как наши самолеты, нарушив строй, пытались вырваться из лучей прожекторов. Я тоже отвернул в сторону и приказал сбросить бомбы (их у нас было две — в тысячу и пятьсот килограммов) Больше мы ничего не смогли сделать. Напали ваши истребители и сбили нас. Самолет упал в море. Из экипажа уцелело два человека. На надувной лодке пытались выйти к берегам Турции, но добрались только до Батуми. Дальше шли пешком. Когда переплывали речку Чорох, мой товарищ утонул. А меня схватили ваши солдаты…
