Григорий Покровский - Ввод
Попрощавшись с женщинами, Бурцев начал выдвигаться к выходу. В это время Марина незаметно сунула ему в руку клочок бумажки. Он зажал клочок в кулаке, затем так же незаметно сунул его в карман. Подойдя к тамбуру, он достал записку. В ней было написано «жду звонка» и номер телефона. Он вышел на перрон. Воздух города пахнул ему в лицо. На другой стороне платформы стояла огромная толпа молодежи. Судя по надписям на робах, это были студенты из ленинградского ВУЗа.
— Стройотряд, — подумал Бурцев.
Прекрасная пора, уже не абитуриенты, но и не выпускники. Еще не отягощен предстоящей работой: нет подхалимства, чинопочитания, неискренней улыбки, зависти и подсиживания коллег по работе. Ты свободен как птица, полон надежд и мечты о том, что ты совершишь что-то великое, Еще не потерты локти твоего пиджака и не лоснятся от длительного должностного сидения штаны на твоих ягодицах. И взгляд не тусклый и не бессмысленный, а ясный, мыслящий и что-то выражающий.
Вдруг среди толпы студентов мелькнуло знакомое лицо. Бурцев прошел несколько шагов и почувствовал взгляд. Он оглянулся, лицо смотрело на него. То была девушка, вся загорелая, с локонами пшеничных волос, в коротеньком ситцевом платьице. Она стояла в десяти шагах от него.
— Боже, Ася! — выкрикнул Бурцев, — откуда?
Он сделал несколько быстрых шагов навстречу, она тоже почти бежала к нему. По выражению ее лица можно было видеть, что она хотела прижаться к нему, крепко, крепко, чтобы он обнял ее и расцеловал. Бурцев тоже хотел это сделать, но что-то внутри одернуло его, остановило. Это первый Бурцев — добрый и рассудительный, все осознал, простил ее и любил. Он, как и прежде, продолжал ее любить. А тот второй — гордый и непримиримый, был сильнее первого. Он говорил: «нет». И это «нет» звучало как приказ.
— Ася, ты какими путями здесь оказалась?
— С ребятами в стройотряде была.
— Ты учишься?
— Да, учусь в медицинском, на последнем курсе.
— А я на робах прочитал «политех».
— Отряд политехнического института, а я у них за доктора была. А ты как тут оказался?
— Закончил академию, еду к новому месту службы.
— И куда, если не секрет?
— Какой может быть от тебя секрет. Не знаю, пока еду в отдел кадров округа, а дальше куда пошлют. Адреса, жаль, нет, я бы тебе с удовольствием его оставил.
— А я письмо твоей маме писала, хотела спросить твой адрес, но ответа так и не получила.
— Ася, мама умерла, когда я был еще на первом курсе.
К ним подбежал рыжий вихрастый паренек, его конопатость просматривалась сквозь загар не только на лице, но и на руках и на распахнутой груди.
— Ася, — скороговоркой начал он, — пора в вагон заходить. Уже посадка заканчивается.
— Боря, иди, я сейчас приду.
— Тогда я возьму твои вещи.
Он подхватил рюкзак и сумку и пошел в вагон.
— Ты уже майор, поздравляю, растешь.
Она смотрела на его лицо и не могла оторвать глаз. Василий в ответ тоже смотрел на нее. Он ноздрями пытался втянуть ее запах. Это запах любимой женщины, который он мог отличить от тысячи других запахов, которым он сейчас упивался. Только сейчас он был немного другой. Он был вперемешку с запахом степной полыни. Ее загорелые груди сосочками выпирали через тонкий ситец. Сквозь вырез в платье просматривался ровный загар. Облегающий ситец на теле показывал, что под ним одни только трусики. Бурцев смотрел и мысленно раздевал ее. Ася поймала его нежный и жадный взгляд и все поняла, что он, не смотря ни на что, продолжает ее любить и хочет ее простить, и просить ее вернуться.
Так они молча стояли, любуясь, друг другом несколько минут. И в эти минуты им казалось, что они никогда не разлучались, так и оставались, как прежде, мужем и женой.
Открылось окно, из него высунулась рыжая голова.
— Ася, через минуту отправляемся, зайди в вагон. Товарищ майор, отпустите ее, она отстанет от поезда.
— Это твой муж?
— Будущий, — усмехнулась Ася.
— А командует, как настоящий, я подумал, что муж.
— Просит замуж за него выйти.
— А ты чего медлишь?
— Не люблю я его, Вася.
— Так зачем же голову ему морочишь?
— Кому-то же надо морочить, — пошутила Ася. — А если серьезно, я люблю только одного человека, ты же об этом знаешь.
С этими словами она развернулась и пошла. Потом голова ее показалась в окне вагона. Бурцев видел, что Ася хотела ему что-то сказать, но поезд тронулся, и она помахала ему рукой… Он, как бы стесняясь, приподнял руку и помахал ей в ответ. Вскоре ее лицо было еле различимо. Бурцев стоял, как окаменелый. Он понял, что хотела сказать ему Ася.
— Ведь у нее есть адрес, и она хотела его дать. Если я простил ее, почему я не попросил его. Гордый индюк. У самого грехов сколько, Асин грех, это так — капля. Как удар молота стучало в голове: «Кто из вас без греха, пусть кинет в неё камень».
Взять адрес было бы первым шагом к объединению двух любящих сердец, разъединенных своей глупостью, необузданностью и гордыней. Он хотел побежать за вагоном и крикнуть: «Ася, я люблю тебя!» Но тот другой человек вдруг вмешался и приказал: «Стоять! Посмешище, майор с огромным чемоданом бежит по перрону и что-то кричит. Одумайся»!
Уже проехал последний вагон, перрон опустел, а Бурцев все продолжал стоять. Затем он взял чемодан и потихоньку пошел. Рука машинально оказалась в кармане и нащупала маленький клочок бумажки. Это был номер телефона Марины.
— Боже, адреса той, которую люблю — нет, а этот сам в руки лезет.
Он скомкал клочок бумажки и швырнул его в урну.
Глава 2
Ася зашла в купе, она не осознавала, зачем и куда идет. Какая-то сила тянула ее туда, назад, на перрон, где стоял ее любимый человек. Она сердцем чувствовала, что прощена, что он любит ее, и ей хотелось быть рядом с ним. Только подчинение Борису, его магической воле, толкало ее в вагон. Борис был старостой отряда, он и по возрасту был старше ребят. Отслужил в армии и поступил на первый курс политехнического института, уже, будучи членом КПСС. Рыжего паренька в институт приняли без всяких проблем, хотя конкурс был большой, а оценки его не весьма высокие. Помощь родственников и членство в партии давали преимущество. В партию Боря вступил еще в армии, по настоянию своего отца. Отец Бориса был главным инженером одного из минских заводов. Он пристроил сына служить недалеко от Минска и рекомендовал сыну во всех анкетах скрывать свое еврейское происхождение. Отец по рождению был Ефим Маркович, но, исправив свои метрики, стал Федором Максимовичем, русским.
Пристроить Борю вблизи Минска не составляло труда. Один из чиновников военкомата строил себе дачу, и ему необходима была половая доска. Через свою сестру Песю, которая работала бухгалтером в райпотребсоюзе, он выписал доску, по цене отходов и завез чиновнику на стройку. Борина проблема была решена. Он был направлен вначале в учебку. Получив сержанта по окончанию учебки, стал служить в одной из частей недалеко от Минска. Чтобы Борю приняли в партию, Ефим Маркович проявил колоссальную изворотливость. Он завел дружбу с командиром части. Несколько раз устраивал пикники с изобилием шашлыков и выпивки. Автомобильные мастерские части снабжались с завода сверлами, резцами, точильными кругами и другим инструментом, без всякой выписки и оплаты. Правда, это все долго не держалось в мастерских. Предприимчивые прапорщики быстро все растаскивали по домам. Но кое-что все же оставалось, благо завод был большой, и пока Боря служил, снабжение не прекращалось.
Боря был во всем примерный солдат. В политучебе преуспевал, конспекты с ленинскими работами у него были лучше всех. На комсомольских собраниях он старался выступить с хвалебной речью в адрес замполита и командира и непременно ругал тех, кого ругало командование.
Все эти качества, плюс заслуги отца, стали поводом для приема его в ряды партии. Когда подошел конец службы, Ефим Маркович вложил максимум энергии, чтобы Боря не терял целый год и поступил в институт. Но так как увольнение из армии было осенью, а поступление в институт летом, то из-за каких-то двух месяцев Боря терял целый год. Ефим Маркович проявил еврейскую сноровку и в результате долгих мытарств по кабинетам военных, все-таки вышел на генерала, которому нужны были трубы и батареи отопления. На одном из загородных уикендов, где генерал уплетал сочный кусок мяса и пил «дармовой» коньяк, Ефим Маркович заявил: — «Я вам трубы, вы мне Борю».
Решение было найдено, Борю отправили в краткосрочный отпуск. Больше Боря в части не появлялся, а так как отпуск по закону мог длиться не более десяти суток, то папа приезжал в часть за новым отпускным билетом через каждые десять дней.
В институт Боря поступил легко, благодаря родственникам Цыркиным по маминой линии. Там он тоже проявлял активность, правильно понимал политику партии и был замечен дирекцией института. Его избрали старостой курса. Во всех стройотрядах Борю назначали старшим. Это ему нравилось, так как физически работать он не любил, да и не хотел, зато управлять у него получалось хорошо.
