Эдуард Ростовцев - Час испытаний
Стадерини доверяет ей, — как-никак в ее жилах течет кровь славных квиритов. Он уже не раз жаловался Галке на немцев. Эти фрицы буквально игнорируют своих союзников — итальянцев: мало того, что немецкий комендант забрал всю полноту власти в городе, он еще отказывается снабжать союзников самым необходимым. Только подумайте: все заведения с девочками открыты в зоне расположения немецких подразделений, все комиссионные и скупочные магазины — там же, даже базар находится под контролем немцев. А вчера — какое свинство — эта старая галоша — адмирал Рейнгардт запретил разгружать вагоны, прибывшие — в адрес итальянского гарнизона, и приказал отправить их на фронт. Какое ему дело, что большинство итальянских частей ушло на восток! Это вино следовало в адрес итальянского гарнизона и должно быть выдано ему — итальянскому коменданту…
Галка сочувственно кивает головой. Но, делая вид, что слушает полковника, она думает о другом. Прошло немного больше трех месяцев, как оккупанты вошли в город, а кажется, что миновало три года. Время зимой вообще тянется медленно, а эта зима была особенной. Холодный колючий дождь сменялся липким снегом, снег — дождем. И — ветры, ветры, ветры… Остервенело воя, они врывались через разбитые окна в нетопленные квартиры, рвали обледенелые провода, сбрасывали на мостовые остатки крыш с разбитых домов. Но люди не отчаивались: весть о поражении немцев под Москвой с удивительной быстротой облетела город. Бравурный тон геббельсовских передач уже не обманывал никого. Салютом Красной Армии в день ее юбилея прогремел взрыв бензохранилища в Западном предместье. На перегонах летели под откос эшелоны с фашистскими солдатами, техникой и боеприпасами. По ночам из Старых каменоломен выходили партизаны, и тогда в Корабельном поселке до рассвета не затихала стрельба. А наутро фашисты хоронили еще несколько десятков своих солдат и офицеров.
Зарудный сказал правду — оккупанты не обрели покоя в захваченном ими городе. Но именно поэтому Галка не находила себе места: ей казалось, что она стоит в стороне от борьбы. Она все чаще и чаще думала о том, что не справилась с полученным заданием — войти в доверие к оккупантам. Она хорошо помнила, как Зарудный, наставляя ее, сказал: «Постарайся устроиться в какое-нибудь учреждение, имеющее отношение к морским делам. Фашисты придают огромное значение нашему порту. Через него они надеются снабжать свои южные армии румынским бензином, без которого их хваленая техника мертва. Не исключено, что здесь будут базироваться их подводные лодки. Нам нужны свои люди в порту».
И вот она — в совершенно «сухопутной» итальянской комендатуре. Казалось бы, мелочь, ерунда — встреча у бургомистра с продажной певичкой. А как все обернулось! Теперь Галка вынуждена довольствоваться ролью переводчицы полковника Стадерини. И мало толку в том, что она неплохо исполняет эту роль. Власть итальянского коменданта распространяется на небольшой окраинный сектор города. Второстепенные сведения, не представляющие особого интереса документы — вот все, что она раздобыла для подполья.
Но сегодня Галка выполняла «настоящее» задание. Правда, она не знала, для чего подпольщикам понадобился «фиат» итальянского коменданта — хозяйка небольшого ателье на Дмитриевской улице не любит отвечать на вопросы, — но скрупулезность полученных указаний и сам тон, которым Зинаида Григорьевна говорила вчера с Галкой, показались девушке необычными.
Первая часть задания была несложной. Шофер полковника Стадерини — плутоватый и словоохотливый Луиджи — нередко отвозил Галку домой, и просьба переводчицы не удивила его, а бумажка в десять марок положила конец его колебаниям…
На одной из пыльных улиц Западного предместья Галка увидела покосившуюся водопроводную колонку и попросила Луиджи остановить машину.
— Я мигом, — сказала она. — Только передам тетушке деньги и вернусь.
— Знаю этот миг, — хмыкнул Луиджи. — От тетушек не так-то просто отделаться. Жду вас пятнадцать минут — не больше.
Галка обещала не задерживаться и вошла во двор грязно-серого дома. Минут через десять она вернулась к машине. Еще издали она заметила, что в кабине рядом с Луиджи сидит какой-то мужчина. Когда Галка открыла заднюю дверцу, шофер обернулся.
— Этот синьор просит подвезти его в город. Не возражаете?
— Пожалуйста, Луиджи. Ведь это ваш заработок.
— О синьорина, разве пятнадцать марок заработок!
— Да, конечно, — отозвалась Галка, подумав, что шофер, наверно, взял с пассажира все пятьдесят марок. Больше пятидесяти давать не следовало — щедрость обычно настораживала, — и Галка предупредила об этом Зинаиду Григорьевну.
Девушку интересовал «попутный» пассажир. Она не знала его. Ей было только сказано, что в условленном месте, куда она должна «подогнать» машину, к шоферу обратится человек в сером пальто и попросит подвезти его в город. От Галки ничего не требовалось. И все же она надеялась, что ее услуги понадобятся пассажиру. Она не могла примириться с мыслью, что ее участие в деле сведено к роли «подгонщика». Но пассажир, видимо, не нуждался в Галкиной помощи — за всю дорогу он ни разу не взглянул на девушку.
Галка сразу обратила внимание на большой черный чемодан, что стоял в проходе между сидениями у самых ее ног. Чемодан был тяжелый. Она убедилась в этом, когда украдкой попыталась сдвинуть его ногой: от напряжения у нее даже затекла нога, а чемодан как будто прирос к месту. И тогда она поняла, что вся история с машиной затеяна из-за этого вот чемодана. Галка стала гадать, что может быть в чемодане. Оружие, типографский станок, рация? Галке хотелось, чтобы в чемодане оказалось оружие — это в какой-то мере примирило бы ее со скромной ролью «подгонщицы». Переброска оружия! К концу пути Галка была почти уверена, что чемодан до отказа набит гранатами. Она даже невольно отодвинулась подальше — чем черт не шутит, взорвутся еще. Но в извилистом переулке за старым рынком пассажир, выйдя из машины, довольно небрежно, хотя и с видимым усилием взял чемодан: дернул на себя и со стуком поставил на тротуар.
— Вот и все, — не глядя на Галку, сказал он и на ломаном немецком языке поблагодарил шофера.
«Вот и все», — повторила про себя Галка и с досады прикусила губу. Однако досада не помешала ей заморочить голову Луиджи, когда тот неуверенно выбирался из лабиринта узких улочек старой части города. Нарочно сбивая его с дороги, она направляла машину в многочисленные тупики. А когда Луиджи, чертыхаясь, наконец-то выехал на Приморский бульвар, Галка уже не сомневалась, что он не запомнил дорогу. И хотя она сделала это по собственной инициативе, досада не исчезла. Девушка не задумывалась над тем, что бы произошло, если бы по дороге из Западного предместья машину остановили патрули и поинтересовались багажом «попутного» пассажира. А ведь тогда полиция непременно дозналась бы, что никакой тетушки в Западном предместье у Галки нет и что те десять минут, которые машина стояла на пыльной улице у покосившейся воде проводной колонки, Галка разыскивала в ближайшем дворе какую-то несуществующую модистку Катю. Но девушка не думала об этом — она кусала губы: тоже называется задание! На протяжении нескольких дней ее преследовала довольно нелепая мысль, что подпольщики тяготятся ею и что Зинаида Григорьевна время от времени дает ей малозначительные задания только для того, чтобы отвязаться от нее…
После работы Галка зашла к портнихе. Пришлось примерить еще одно новое платье.
Руки Зинаиды Григорьевны проворно снуют среди оборок и складок.
— Ты немного поправилась, — говорит она.
Галка готова провалиться: в городе люди голодают, а она толстеет на итальянском пайке. И почему бы ей не поправляться — работа у нее нетрудная, безопасная. Так, наверно, думает Зинаида Григорьевна.
— Ты не знаешь, — неожиданно спрашивает Зинаида Григорьевна, — почему вчера итальянские солдаты на Черноморской улице срывали немецкие приказы, а наши листовки не трогали?
Галка краснеет. Она только сейчас начинает понимать, что с ее стороны было ребячеством заморочить голову молоденькому лейтенанту — начальнику патруля, которому Стадерини поручил очистить стены домов от листовок. Воззвания подпольного комитета были наклеены рядом с приказами немецкого коменданта, а для того чтобы оккупанты не сразу забили тревогу, листовки были набраны таким же шрифтом и отпечатаны на такой же бумаге, что и фашистские приказы, даже имперский орел в несколько измененном виде был нарисован на этих листовках. Не зная русского языка, по внешнему виду трудно было отличить листовку от приказа. На это и рассчитывала Галка, когда в присутствии полковника Стадерини объясняла не очень сообразительному лейтенанту, какие бумажки он должен срывать с домов, какие — ни в коем случае не трогать. Тут же для наглядности полковник вручил начальнику патруля одну листовку, и только Галка знает, каким чудом вместо листовки в кармане лейтенанта оказался приказ немецкого коменданта…..
