Михаил Прудников - Особое задание
В кузове под брезентом спрятаны рация, взрывчатка, запасы продовольствия.
Алексей гнал машину по шоссе. Времени оставалось мало. Гитлеровцы уже подходили к городу. Нужно еще было успеть подыскать удобные надежные квартиры, отметить командировки, словом, сделать то, что на языке разведчиков называется «легализоваться». По документам Алексей Попов шофер Наркомата лесного хозяйства — находился в командировке с начала войны и не успел эвакуироваться. Другой документ, зашитый за подкладкой пиджака, отпечатан на квадрате тонкого шелка. В нем говорилось, что Алексеи Столяров — командир разведывательно-диверсионной группы направляется со специальным заданием в тыл врага.
Вначале грузовик проворно глотал километры, но затем шоссе запрудили потоки военных частей, толпы беженцев.
Посоветовавшись с товарищами, Алексей повел машину в обход — по более свободным проселочным дорогам. Положение на фронте менялось с такой же быстротой, как и ландшафт за окном полуторки. Когда грузовик с чекистами отделяло от конечного пункта назначения каких-нибудь полсотни километров, они узнали, что вражеские танковые части взяли город в кольцо.
Все пути оказались перерезанными.
Алексей и его друзья остановились в районном центре, который только что подвергся налету «юнкерсов».
Дым пожарищ стлался по земле вдоль улиц. Связались по рации с Москвой. Оттуда поступил приказ: любыми средствами прорваться в город.
Решили ночью перейти линию фронта. Грузовик пришлось бросить. Рацию и взрывчатку, оружие понесли на себе. На рассвете, когда они переходили дорогу в лесу, внезапно появились немецкие мотоциклы и танки.
Алексей услышал треск моторов, выстрелы. Первым упал заместитель Алексея Григорий Козлов. Алексей скатился в овраг и тут же увидел, как совсем близко от него взметнулся фонтан земли.
…Когда он очнулся, в лесу было тихо. Левая ступня при малейшем движении нестерпимо болела. Из разодранного ботинка сочилась кровь. Алексей как мог перевязал ногу и выполз из оврага. В сосняке он нашел тела трех своих товарищей. Что сталось с остальными?
Удалось ли им спастись? Алексей так никогда и не узнал об их участи.
Он зарыл документы убитых в землю и пополз…
Как-то во время обхода, осматривая ступню Алексея, Лещевский шепнул:
— Тут раненых немцы задумали стричь наголо. А вы не давайтесь… Вы ведь не военнопленный, штатский.
Предъявите удостоверение, то, что мне показывали.
Сочтут военнопленным — отправят в лагерь. А вы лицо гражданское. — И уже громко, на всю палату произнес: — Ну что ж, кажется, обойдется без рецидива, — и пошел к другой койке.
Алексей посмотрел на его широкую спину, покусывая губы. Прячась в лесу, он в отчаянии думал, что остался один, без помощи, среди врагов. Но у него оказались друзья, не сломленные страхом перед оккупантами. И вот один из них. Внешне суровый, необщительный, молчаливый. Он уже спас Алексею жизнь и — кто знает — может оказаться полезным не только как врач…
Соседом Алексея по койке был курносый сержант с простецким, добродушным лицом. Нога у него была перевязана, и передвигался он на костылях.
Сержант словоохотлив до навязчивости. Алексей уже знал, что до войны его сосед работал продавцом в сельпо под Краснодаром, в армию его взяли за неделю до женитьбы и он собирается податься к своим.
— Только вот надо найти здесь надежных людей.
Потом сержант долго выпытывал у Алексея: кто он, как сюда попал, кем работал до войны. И, узнав, что шофером, поинтересовался, на каких машинах Алексей ездил, где приходилось бывать.
Эта назойливость не нравилась Алексею, и он старался держаться с сержантом как можно суше.
Внимание Алексея привлек другой раненый, все тело которого было забинтовано.
Темноволосый человек с мертвенно-бледным лицом и впалыми щеками лежал замкнутый, отрешенный, задрав кверху острый раздвоенный щетинистый подбородок. Он часто и надсадно кашлял и, морщась от отвращения, подносил к губам кусочек старого бинта, куда сплевывал кровь. К вечеру у раненого поднималась температура, он впадал в забытье, метался в бреду и что-то невнятно бормотал. От сильного жара мертвенная бледность сменялась красноватым оттенком меди. Когда сознание возвращалось к нему, раненый лежал молча, уставив в одну точку печальный взгляд больших серых глаз. Это, пожалуй, был самый молчаливый обитатель палаты.
К Алексею подошла Рита — медицинская сестра, сопровождавшая Лещевского, высокая, стройная девица лет двадцати четырех, довольно миловидная, приветливая.
Рита улыбнулась.
— Как себя чувствуете? — спросила она низким, грудным голосом.
— Спасибо, лучше.
К Алексею Рита была особенно внимательна: во время дежурства по нескольку раз в день подходила к его койке.
Другие раненые не отрывали от красотки сестры глаз и неуклюже пытались обратить на себя ее внимание.
— Ну, Попов, и везет же тебе: бабы к тебе так и липнут. То одна, то другая, — шутливо сказал сержант, когда Рита отошла, заботливо поправив одеяло Алексею.
— Сестричка, поправь и у меня одеяло, — попросил кто-то.
Сержант захохотал.
Рита слегка порозовела, небрежно усмехнулась, как бы говоря: «Не обращайте на них внимания. Что с ними поделаешь?»
Алексей смотрел вслед уходящей девушке. В ней было что-то очень привлекательное: густые пряди каштановых волос, большие, всегда тревожно расширенные глаза с влажным блеском.
Через несколько минут Рита снова пришла в палату.
Она протянула Алексею сверток в промасленной бумаге.
— Это вам от мамы.
Алексей развернул обертку и обнаружил несколько пирожков.
Алексей смутился, невнятно пробормотав благодарность, и положил сверток на тумбочку. Он давно недоумевал — почему изящная, красивая Рита выделяла его среди других. Почему? Сам он испытывал неловкость от этих знаков внимания. Неужели он, больной, измученный, может еще нравиться женщинам? Отношения с Аней были гораздо проще — совсем еще юная, полуребенок, простая и непосредственная, она была хорошим товарищем.
— Мама пекла эти пирожки специально для вас, — между тем щебетала Рита. — Она у меня очень добрая…
Глаза Риты вдруг подернулись сонной поволокой.
Она неожиданно зевнула, изящно прикрыв рот пальчиками.
— Не выспались? — опросил Алексей.
— Да, вчера пришла поздно, — улыбнувшись, ответила Рита.
— Поздно? Не боитесь немецких патрулей?
Рита опустила ресницы.
— Ну… пробиралась дворами. Конечно, это опасно, но что же делать? — вздохнула она. — Такое время.
В поведении Риты Алексей уловил что-то наигранное. Почему она бродит ночью? Возможно, у нее есть пропуск? И вдруг у него возникло подозрение, что кокетка крутится около него неспроста. Может быть, ей поручили что-нибудь у него выведать? Но почему тогда они подослали эту явно неискушенную в таких делах девицу, а не опытного агента? А впрочем, он просто болезненно-мнителен.
Алексей спросил:
— А мама, наверное, волнуется, когда вы задерживаетесь?
Он посмотрел ей прямо в глаза. Рита, слегка смутившись, поспешно отвела взгляд, но тут же справилась с собой. Действительно. Ведь каждую ночь она проводит с Куртом Венцелем и его приятелями: то в офицерском казино, то у нее дома.
— Ну, конечно, мама волнуется. — Рита вспомнила укоры матери, не одобрявшей легкомысленных знакомств дочки, и поспешно добавила: — Просто места себе не находит. Она такая больная и неприспособленная. А где ваша семья?
— В Москве.
— Наверное, они считают, что вы погибли. Да, все это ужасно, просто ужасно. — Рита вздохнула. — Представляю, как ваши домашние ждут от вас вестей и вздрагивают от каждого стука в дверь.
Алексей удивленно посмотрел на девушку: зачем ей нужно его разжалобить? Недоверие к девушке, которая явно хотела понравиться, все возрастало.
А Рита была разочарована. По тому неизменному упорству, с которым Попов обычно отмалчивался или отделывался шуткой, Рита понимала: этот человек не так прост. Пирожки, рассчитанные на то, чтобы расположить к себе раненого, за которым просил присматривать Курт, явно не помогли.
— Ну, выздоравливайте, — голос ее потерял прежнюю ласковость, — мне еще надо навестить других больных… — Она быстро прошла по узкому проходу к двери.
Сержант вздохнул ей вслед.
— Эх, хороша… — И, повернувшись к Алексею, сказал: — Я бы на твоем месте был с ней полюбезней. — И, заметив улыбку соседа, добавил: — А что?
Вот выйдешь отсюда — и прямо к ней. Мужчины нынче в цене. Будет рада-радехонька. Так что, браток, не теряйся.
Алексей поморщился. Не ко времени эти непристойные шуточки, да и уж очень-то развязен рыжий навязчивый сержант!
8. Допрос
В дверях палаты появился приземистый немец-ефрейтор и выкрикнул:
