Александр Кузнецов - Макей и его хлопцы
Лось постучал в дверь землянки, в которой жили молодые женщины. Они еще лежали в постелях, хотя давно уже не спали. Извинившись за раннее вторжение, Лось поздравил их с добрым утром.
— Угадайте, кто у нас сегодня будет?
— Как же можно угадать? — сердито сказала Мария Степановна.
А Даша вдруг встрепенулась и закричала,, захлопав в ладоши:
— Знаю, знаю! Макей!
— Верно. Угадала. Как это ты, Даша?
— Очень просто: мы только его и ждем, больше некому приехать к нам.
Женщины весь день ждали дорогого гостя, но напрасно. Как известно, Макей не мог в этот день выехать к ним. Не было у него возможности приехать ни на другой день, ни на третий. Мария Степановна ходила, как грозная туча: злая, крикливая. Даша несколько раз успела всплакнуть, упрекая брата в жестокости. Только Броня стала заметно веселее. Она легко бегала по лагерю, звонко смеялась и, ловя на ходу разговоры о комбриге, вспыхивала и вся словно бы трепетала: «Милый мой, родной!»
— Забыл вас Макей, — смеялись лосевны.
— Неправда. Приедет!
Лось, наблюдавший за Броней, не особенно удивлялся той перемене, которая произошла в девушке. «Она его любит», — печально думал он и смеялся вместе со всеми, сам не зная над чем, возможно над своей глупой любовью к чужой невесте. «Ну, не смешно ли, право, любить девушку, которая едва переносит твое присутствие? Да и недосуг теперь: война! И Макей напрасно вяжет себе руки» Но эти размышления только показали, что он, Лось, несмотря ни на что, любит Броню. Однако, он спокойнее стал относиться к своему положению, и это позволило ему лучше заняться делами отряда. К его стыду оказалось, что хлопцы его плохо одеты, не обуты, как следует. Последнее время недостает хлеба, а со вчерашнего дня пищу едят не соленую. Он набросился на начхоза, на начштаба.
— Почему молчали?
Со жгучим чувством стыда вышел из штаба. В землянках оказалось темно и полно мусору. Партизаны давно не мылись в бане, завшивели. «А Макей не успел еще построить лагерь, а уж отделывает баню, землянки, строит с окнами», — думал Лось, слушая жалобы партизан.
Вечером он созвал командный состав. Наметили план работы на ближайшее время, и уже утром застучали топоры на постройке бани. Дежурные выгружали из землянок грязь, устанавливали печки, вставляли окна, «что бы было, как у Макея».
Лось приказал начальнику штаба подобрать диверсионную группу. Макей, Говорят, уже послал.
— А куда мы пошлем? Да и тола у нас нет, — ворчал в большие усы начальниц штаба.
— Эй, начштаба, берегись! Макей приедет, не сдобровать тебе.
— Что за гроза ваш Макей, — говорил тот, перебирая бумаги, и разглаживал свои седеющие усы.
— Смотри, прополет он тебе усы, — смеялся Лось.
— Здравствуйте, товарищи!
Лось оглянулся и тут же вскочил. За ним вскочили и все остальные. Однако он отдал команду «встать» и, вытянувшись, обратился к вошедшему:
— Товарищ комбриг, штаб отряда, входящий во вверенную вам бригаду, разрабатывает план диверсии!
В дверях, подпирая шапкой–ушанкой потолок, стоял Макей. Он с каждым поздоровался за руку и присел к начальнику штаба.
— Покажите, какие вы тут диверсии наметили?
Начальник штаба, не ожидавший, что «ревизия» начнется с него, смутился. Откашлявшись, он начал обстоятельно рассказывать, как и что они хотят провести.
— Мост бы через Друть, товарищ комбриг, кувыркнуть, — мечтательно говорил начштаба, разглаживая пышные впроседь усы.
— Это который? — спросил Лось.
— Каличенковский, товарищ командир отряда, — ответил начштаба.
— Мы его уже взяли на прицел, старина, — сказал Макей.
Лось поднял удивленно брови: «И тут поспел!»
— Коммуникации -— это сейчас главное. Нужно уничтожать коммуникации врага.
— Совершенно справедливо, товарищ комбриг! — согласился начштаба.
Пожелав успешной работы, Макей, сопровождаемый Лосем, вышел из тёмной землянки.
— В лагере у вас грязно, товарищ Лссь, — с упрёком сказал Макей, направляясь к землянке, где жила его сестра Даша.
— Руки не доходят.
Макей поморщился.
— Сейчас я пришёл поблагодарить тебя за мою се–стру. Ругаться не буду. По скоро заглянем с комиссаром. Предупреждаю. Где они тут? — спросил он Лося, имея б виду Дашу, Броню и Марию Степановну.
— Сюда, товарищ комбриг, — указал Лось на землянку, засыпанную снегом. — Могу быть свободен?
Чувство такта, а может быть и что‑нибудь другое, удерживало Лося от участия при встрече Макея с Броней. Макей бросил на него вопросительный взгляд и, подумав, сказал:
— Вы свободны, товарищ Лось.
Макей постучал.
— Кто? — сердито спросила Даша, вставая с топчана и поправляя на себе смявшуюся юбку.
— Можно?
— Входите! — крикнула Мария Степановна и тихо: — Шляются… Чего надо?
— Макей! -— вскрикнула Даша, узнав в вошедшем своего брата, и бросилась к нему на шею. — Мы думали, ты не приедешь, — говорила она, глядя на него с упреком и ласкаясь к нему. — Почему так долго, братик?
— Мы только сегодня отстроили для вас землянку. Ведь мы у Перестенки ютились. Ну, здравствуй, Мария Степановна. Скучали без нас? Здравствуй, Броня.
— Здравствуй! — тихо прошептала Броня, словно у неё перехватило горло. «Только бы не вздумал поцеловать», и она поспешила протянуть ему руку.
«Не рада, видать, мне», — подумал Макей, пожимая хрупкую руку девушки. Ему безотчетно захотелось до боли сжать эту мягкую и пухлую ладонь.
— Ой, больно! — вскрикнула она и всем телом подалась к нему.
Их лица почти сошлись и он вдруг обнял её и поцеловал в губы. Броне было и стыдно, и в то же время радостно, сердце её забилось и она, вскинув полуобнаженные руки, горячо обвила цми шею Макея.
IV
— У нас хоромы, — смеясь, хвалился Макей, глядя веселыми глазами на своих спутниц, — Харлап! — кричал он ездовому. — Не переверни! Дорогой груз везёшь!
При этом Макей пожимал локоть сидевшей рядом с ним Брони, одетой в овчинный тулупчик, и говорил ей шёпотом: «Дорогая». Броня сидела, стараясь не двигаться. Когда на раскатах сани летели в сторону, она невольно прижималась к Макею и смущенно вскрикивала: «Ой!».
— Чай не хрустальные, — откликнулся Харлап, кося смеющиеся глаза на женщин, — не расколются.
— Много ты понимаешь, Харлапчик, в женщинах, — бойко заметила Мария Степановна. — Это‑то как раз с ними чаще всего и случается.
— Раскалываются?! — удивился Михась Харлап, у которого над пухлой губой едва пробился первый пушок. — А я не знал.
— Раскалываются, надвое.
Даша залилась звонким смехом и навалилась на ездового, бывшего их односельчанина. Щеки Брони залились румянцем, она упрекнула подругу, стыдливо закрываясь рукой:
— Ну уж, Мария Степановна!
Макей весело смеялся. Всем им было радостно и оттого, что они вновь встретились, и оттого, что едут в лагерь Макея.
— Мне всё кажется, что мы едем домой, — сказала Даша и вдруг лицо её стало печальным, глаза наполнились слезами. — Сожгли наше село, Макей.
Макей ничего не ответил, только крикнул громко:
— Задремал, Харлап!
Харлап шевельнул вожжами и лошадь прибавила ходу.
— Стой! Кто едет? — сердито крикнул партизан, стоявший на посту у толстой сосны. Он вскинул на руку винтовку.
Ездовой Макея Михась Харлап остановил лошадь, выскочил из саней с винтовкой в руках и сделал какие-то сложные движения. У сосны показался еще один человек.
— Проезжай! — закричали с поста.
— Вон у них как! — восхитилась Даша, озорно поблескивая карими глазами, в которых светилась гордость за своего брата.
— Порядок! — сказал Харлап с важностью бызатого солдата, гордого тем, что он служит у боевого командира. Макей только усмехался, посасывая свою трубочку.
— Значит, лагерь скоро? — простодушно спросила Мария Степановна.
Макей и Харлап многозначительно молчали. Мария Степановна вопросительно посмотрела на их надутые физиономии и обозлилась:
— Не ломайтесь, пожалуйста!
— Ха–ха–ха, — засмеялся Макей, а вслед за ним покатился со смеху и Михась Харлап.
— Разве вы не видите? — говорил Макей сквозь смех, вытирая слёзы. — Мы уже в лагере. Вот здорово, Харлап, — обратился он к всё ещё смеющемуся ездовому.
Харлап сразу стал серьезным:
— Здорово, товарищ комбриг! Под вашим руководством…
— Не подхалимничай, Харлап, — урезонила его Даша, — это тебе не идёт.
Макей, улыбаясь, что‑то шепнул на ухо Броне. Та с серьезным лицом кивнула ему головой.
— Я не подхалимничаю, а маскировка добрая! — оправдывался Харлап.
Действительно, маскировка была неплохая. Только теперь женщины рассмотрели стоявшие рядами большие кучи снега.
— Но где же партизаны? — удивилась Даша.
