Александр Воинов - Ватутин
— Жарко! — заметил он. — Танкистов, должно быть, здорово припекает.
— Да, в танке сейчас хоть чайник кипяти, — откликнулся Катуков.
Прошли колонной машины с открытыми люками. Танкисты, сняв шлемы, высунулись из люков: подставляли себя ветру. Затем показалась артиллерийская батарея. Несколько грузовых машин везли на прицепах зачехленные пушки. Сидевшие в грузовиках артиллеристы с интересом рассматривали генералов на обочине дороги.
Один из артиллеристов, молодой парень, примостившийся на борту грузовика, перегнулся через кузов, чтобы получше разглядеть начальников. И надо же было случиться несчастью — уронил каску; сверкнув в лучах солнца и несколько раз перевернувшись, она упала в траву, к ногам генералов.
Кто-то застучал о крышку кабины шофера. Машина, проехав метров пятнадцать, затормозила, но виновник задержки не решился спрыгнуть на дорогу: его охватила оторопь.
Из кабины, приоткрыв дверцу, высунулся лейтенант и сердито спросил:
— В чем дело?
— Сержант Курбатов каску потерял! — ответил; то-то.
Лейтенант рассердился.
— Растяпа! — ругнулся он. — Вылезай скорее!.. А ну, бегом!
Курбатов вздохнул, беспомощно глянул на сидящих рядом солдат и, поняв, что положение безвыходное, перемахнул через борт машины.
В машине примолкли, ожидая, как развернутся события. А каску Курбатова уже поднял невысокий генерал и, рассматривая ее, о чем-то весело говорил с командующим армией.
Курбатов быстро оправил на животе ременную пряжку, одернул гимнастерку и нерешительно направился к генералам, считая уже совершенно невозможным бежать к ним, как это приказывал лейтенант.
Курбатова так и подмывало приложить руку к пилотке, но все же он этого не сделал, может быть, просто не успел. Генерал, который поднял каску, неторопливо шел к нему навстречу.
— Чего же это вы, товарищ сержант, казенное имущество разбрасываете? — сказал он, усмехаясь. — А ремешок для чего?.. Забыли?..
Курбатов остановился. И вдруг с веселостью, какая появляется у людей в минуту крайнего возбуждения, сказал:
— Это, товарищ генерал, я отметил рубеж, за который отходить уж никак не буду.
— А собирался?
— Да всяко на войне бывает. И отходили. А вот сейчас решил: если уж очень поднажмут, до каски дойду, а дальше ни шагу.
Ватутин покачал головой:
— Ты, сержант, вижу, хитер! Как фамилия?
— Курбатов, товарищ генерал.
— Бери свою каску, товарищ Курбатов, и покрепче носи ее, чтобы голова целее была. Да думай, как идти вперед, а не назад! Понял?
— Понял, товарищ генерал!
— Ну, беги, товарищи-то ждут.
Курбатов надел каску и, быстро повернувшись, побежал к машине, забыв даже проститься с генералом.
С машины навстречу ему протянулось сразу с десяток рук, и в одно мгновение сержант оказался на борту, рядом со своим дружком Морозом.
Его стали расспрашивать, о чем с ним говорил генерал, но Курбатов отмалчивался, подставляя лицо теплому ветру.
3Начальник разведки генерал Виноградов положил на стол перед Ватутиным последнюю разведсводку и, отступив на шаг, ждал вопросов командующего.
Ватутин прочитал сводку, подчеркнул некоторый строчки и откинулся к спинке стула.
— Садитесь, товарищ Виноградов, — предложил он.
Генерал подсел к столу. Его худощавое, с острым профилем лицо было сосредоточенно. Раскрыв тонкую синюю папку, он вынул бумаги и стал их перелистывать.
— Значит, вы считаете, товарищ Виноградов, что немцы могут ночью атаковать нас? — спокойно спросил Ватутин.
— Для этого есть данные, товарищ командующий.
— Давайте взвесим их. Я вас слушаю.
— Как вы помните, товарищ командующий, — начал Виноградов, — вчера на участке дивизии генерала Ястребова разведчики в ночном поиске добыли «языка» — ефрейтора Курта Верке. Пленный показал, что в его части фортификационные работы прекращены. Фашистские офицеры разъяснили солдатам, что в ближайшие дни начнется наступление и укреплять оборону нет необходимости.
— Так! — внимательно слушая, произнес Ватутин.
— Это же подтверждено и словенцами, перебежавшими на нашу сторону из семьдесят восьмой немецком штурмовой дивизии.
— Кстати, очень показательно, — перебил Ватутин, — гитлеровское командование уже посылает против нас словенцев, которым оно не очень-то доверяет и которых мобилизовали насильно. Стало быть, приходится туго. Ну, дальше…
— За последние два дня наша авиаразведка отмечает, что передвижения войск в глубоком тылу противника к фронту значительно уменьшились. Не свидетельствует ли это, что немецкое командование в основном закончило перегруппировку, предшествующую наступлению…
— Дальше!
— И наконец, последние данные, товарищ командующий. Сегодня утром немецкое командование отдало приказ полностью заправить горючим баки танков и автомашин.
Ватутин спросил:
— Все?
— Все, товарищ командующий. — Генерал вложил бумаги в папку, захлопнул ее и положил на край стола.
Ватутин задумчиво поглядел в окно, за которым медленно угасал закат.
— Все это как будто убедительно, — заговорил Ватутин, — и в то же время не совсем. Помните, в начале июня они на одном участке даже начали снимать минное поле и накапливаться для атаки. А что произошло потом?.. Потом они сняли свои части и перебросили на другой участок. Разминирование было предпринято только для того, чтобы сбить нас с толку. Почему бы и сейчас им не попытаться обмануть?
— Нет, товарищ командующий, сейчас показания более серьезные, — возразил генерал. — За эти две недели гитлеровцы значительно укрепили свои группировки у Орла и Белгорода. Кстати, я связывался с Центральным фронтом. Там примерно такие же признаки.
Зазвонил телефон. Ватутин взял трубку:
— Слушаю!.. Товарищ Шумилов… Ах, вот как! Это точно?.. Так, хорошо. Принимайте меры… — И, кладя трубку, Ватутин сообщил Виноградову: — Ну, вот еще один признак. Шумилов докладывает, что установлена переброска вражеских войск из глубины к переднему краю.
Ватутин вызвал адъютанта и распорядился пригласить начальника штаба.
Через несколько минут в комнату вошел высокий, могучего телосложения генерал Иванцов. Его загорелое лицо от привычки жмуриться на солнце было иссечено белыми морщинами. На вид ему лет тридцать пять, а то и меньше. Он на мгновение задержался в дверях, кого-то торопливо поприветствовал, а затем подошел к столу.
— Слушаю, товарищ командующий, — сказал он, обменявшись взглядом с начальником разведки.
Ватутин похлопал тыльной стороной ладони по сводке:
— Это видели?
— Видел, товарищ командующий.
— С выводами разведки согласны?
Вопрос был поставлен в упор. Как бы едва заметная тень прошла по лицу Иванцова. Конечно, в точности сообщений разведчиков он уверен, но означает ли это близость удара…
— Вижу, колеблетесь, — сказал Ватутин и сердито махнул рукой. — Давайте продумаем положение…
Иванцов раскрыл такую же, как у Виноградова, папку, которую держал в руках, вынул из нее несколько новых документов и положил их перед Ватутиным.
— Поглядите, товарищ командующий. Только что получено от Чистякова…
Когда генералу Иванцову из Ставки предложили перейти на Воронежский фронт, он не отказался. За недолгое время, которое Иванцов провел в сражениях бок о бок с Ватутиным, он нашел с ним много общего. Особенно их сблизили после боев у Сталинграда трудные мартовские дни 1943 года, тяжелые бои под Харьковом и Мерефой.
Многое было пережито вместе с Иванцовым. И Ватутин видел: не ошибся, когда после трагической гибели начальника штаба Юго-Западного фронта, убитого в декабре, назначил на его место молодого генерала. Новый начальник штаба оказывал большую помощь в руководстве войсками.
А то, что готовилось в апреле, мае и июне на Курской дуге, по своим масштабам намного превосходило все, что предшествовало Сталинградской битве и развернувшемуся затем сражению на Среднем Дону.
Последнее время разведка доносила о непрерывных передвижениях больших масс войск по ту сторону фронта, о новых вражеских танках и самоходных орудиях. Но к лету 1943 года вооружение нашей армии намного пополнилось и улучшилось. Появились большой пробивной силы нового типа орудия, усовершенствовались танки Т-34, был создан тяжелый танк ИС… Было что противопоставить танкам врага, его орудиям, самоходкам.
Укрепления, о которые должен был разбиться наступательный порыв гитлеровцев, строились на глубину до ста пятидесяти километров. Войска располагались так, чтобы они могли нанести ответные контрудары, перейти в контрнаступление.
Один военный историк подсчитал, что за три месяца до битвы на Курской дуге было вырыто почти десять миллионов метров траншей и ходов сообщения. Вытянутые в одну линию, они составили бы глубокую канаву, по которой человек мог бы пройти от Атлантического до Тихого океана, видя над головой только небо. — А если использовать труд, затраченный на всю эту работу, в мирных целях, то можно было бы вырыть судоходный канал протяжением почти в две тысячи километров.
