Добрица Чосич - Солнце далеко
— Из Первого батальона Левачской дивизии! Ищу своего побратима Дроню, — неуверенным, пьяным голосом ответил четник. — Эй, побратим! Это я, Влада Бузда! Где ты, эй?
Партизанская колонна молча и быстро прошла мимо патруля.
— Вы что ж это, разговаривать не хотите? Молодцы, нечего сказать! — огрызнулся Влада Бузда.
— Вон огонек светится, там и штаб, — шепнул проводник Вуку, а тот тихо передал по колонне.
Пальцы Вука словно впились в приклад ручного пулемета. Его трясло. Согнувшись как для прыжка, он бросился вниз по улице. На другой стороне села грянула пулеметная очередь, захлопали винтовочные выстрелы, и вскоре все смешалось в гуле и грохоте.
— Вперед! — крикнул Вук и побежал.
Четники-проводники залегли, а взвод с тяжелым топотом бросился вслед за Вуком, стуча ранцами и звеня оружием.
В селе захлопали двери, поднялись крики и ругань четнических командиров. Свет погас во всех домах, кроме того, где находился штаб. Партизаны уже подбежали туда, и Вук приказал окружать дом. Штабная охрана открыла пулеметный огонь. Покрывая треск ломаемых заборов и ворот, застучали винтовочные выстрелы. Это били по партизанам из переулка. Но они уже окружили дом, поливая огнем двери и окна. Свет в доме погас. Четники бросились к дверям. Партизанские очереди тут же скосили нескольких из них, но кое-кому удалось пробиться. Вук припал на колено возле дерева и открыл огонь из ручного пулемета. Из дома ответили четнические пулеметы. Но дом был окружен и простреливался со всех сторон. Село все клокотало от стрельбы, воплей и криков. «Может быть, ее убьют?» — промелькнуло в голове у Вука. Пули со свистом ударялись возле него. Он обрушил огонь на окно, откуда по нему бил пулемет.
— Первая бригада, вперед! — кричал сильный и низкий голос из дома. — Здесь Балошевич! Коммунисты, я отплачу вам.
— Посмотрим, майор, посмотрим! — отвечал ему Джурдже.
— Кровь буду вашу пить! — грозился тот, но голос его заглушила стрельба.
— Здесь Вук! Здесь Вук! — кричал Вук, с надеждой, что Бранка услышит его. Лицо Вука горело от возбуждения.
— Да здравствует король Петр! Смерть коммунистам! — продолжал выкрикивать из дому тот же сильный голос.
— Сдавайся, предатель! Сожгу тебя живьем! — отвечал ему Вук, но шепотом.
По партизанам повели огонь в спину.
— Каждый второй стреляй назад! — приказал Вук, испугавшись, что штаб может пробиться.
Четники с ожесточением рвались к штабу, стараясь прорвать кольцо окружения. Вук стрелял, как в бреду. Ок подбадривал, угрожал, умолял партизан выдержать. У них уже были потери, но никто не думал отступать. Четники бешено нажимали, порой приближались совсем близко, бросали гранаты. Более получаса продолжалась эта ожесточенная борьба взвода с бригадой. Остальные четники из села, гонимые Павле, примкнули к. этой же группе. Вскоре те, что атаковали Вука, оказались меж двух огней и стали отходить. Когда схватка с четниками переместилась дальше от штаба, Вук крикнул:
— Четники! У вас нет выхода! Ваш отряд разбит! Сдавайтесь, я поджигаю дом!
Ему ответили бранью и еще более ожесточенным огнем. И Вук не стал ждать: он скомандовал атаку и первым побежал к дому. Граната, брошенная им, отскочила от оконной рамы и разорвалась прямо перед ним, только оглушив его. Вслед за ним партизаны забросали дом гранатами. В доме раздались стоны. Вук и партизаны остановились и прислушались. Четники бросили из окон несколько гранат. И в тишине, наступившей после взрывов, какая-то женщина истерически закричала.
— Бранка! — отчаянно крикнул Вук.
И снова из дома застрочил пулемет. Вук подскочил к окну. Мгновение поколебавшись, он бросил в окно гранату. Пулемет замолк. Партизаны стали окликать друг друга. Из-за околицы доносились слабые и редкие выстрелы. Борьба кончилась.
— Пошли! — крикнул Джурдже Вуку, который стоял прислонившись к стене, обессилевший и беспомощный. — Вук, что с тобой?
— Я первый войду…
Вук по ступенькам направился к дверям, перешагивая через трупы четников. Не соблюдая осторожности, он толкнул разбитую дверь и вошел в дом, освещая себе путь ручным фонариком.
— Да здравствует король! — крикнул кто-то слабым голосом и выстрелил из револьвера.
Вук остановился и направил свет фонаря туда, где мелькнула вспышка. Крупный мужчина в офицерской рубахе без эполет, с длинными волосами и густой черной бородой съезжал по стене. Револьвер валялся на полу.
— Сдавайтесь! — крикнул Джурдже, остановившись в дверях.
— Тут все мертвые, — как бы сам себе сказал Вук и пошел, держа перед собой фонарик.
Среди поломанной мебели, оружия, трупов, прислонившись к стене и как будто задумавшись, сидела женщина. Тонкая струйка крови спускалась со лба и, падая меж бровей, скользила вдоль носа и полуоткрытых губ и терялась под воротом на груди. Стреляли ей прямо в лоб. Вук пошатнулся, задрожал и шагнул ближе, едва держась на ногах.
— Бранка… — прошептал он и замер.
Джурдже стоял за его спиной. Потрясенный, он смотрел на прекрасное белое лицо, рассеченное красной полосой. Он знал, что это жена Вука.
Оба в оцепенении молчали. В свете фонаря, дрожавшего в руке у Вука, блестели черные волосы, покрытые белым платком, и багровела струйка крови.
— …Убили ее, изверги! — прошептал Джурдже.
Вук долго стоял неподвижно. В темноте не было видно его лица и глаз. Рука, державшая фонарь, дрожала все сильней. Он наклонился и робким движением поправил прядь волос, выбившуюся из-под платка. От его прикосновения голова немножко наклонилась, и показалось, что Бранка потупила глаза. Он вздрогнул от прикосновения к холодному лбу. Что-то тугое, как комок, поднялось и застряло в горле. Ему не хватало воздуха, он дышал все чаще и чаще.
Из-под опрокинутого стола вылез высокий человек в английском военном мундире.
Джурдже вздрогнул.
— Руки вверх!
Человек в английской форме испуганно смотрел на него и продолжал стоять.
— Руки вверх! — повторил Джурдже и направил на него винтовку. И хотя Джурдже был смущен необычным видом и поведением безоружного человека, который, судя по всему, не понимал его, он готовился нажать на спуск.
Вук не обернулся. Он все так же стоял, глядя на мертвую жену.
Джурдже и человек в английской форме смотрели друг на друга, как бы удивляясь обстоятельствам и стараясь признать один другого. Потом незнакомец хладнокровно что-то начал говорить по-английски, все еще не поднимая рук.
— А-а, господин англичанин! — сообразил Джурдже. — Тот самый, что доставляет четникам оружие!
— Англичанин, англичанин! — забормотал человек.
— И не стыдно тебе? Не стыдно?.. Руки вверх, когда приказываю! — прикрикнул разъяренный Джурдже. — Вот так! — прибавил он, показывая руками, чего он от него хочет.
В комнату ворвалось еще несколько партизан. Галдя, они окружили англичанина.
Англичанин продолжал стоять с опущенными руками и быстро заговорил, теперь уже по-французски. Но, заметив, что его не понимают, перешел на немецкий язык.
— По-сербски, дружок, по-сербски говори, если пришел в Сербию дела обделывать! — покрикивали на него партизаны.
В конце концов англичанин залепетал по-русски:
— Я союзный офицер… Союзник! Москва — Лондон!
— Какой ты союзник? Ты шпион! — зашумели партизаны, не обращая внимания на Вука, который все еще смотрел на освещенное лицо жены и молчал.
— Вяжите его! — приказал Джурдже. Партизаны скрутили англичанина, обыскали карманы и связали руки. Англичанин сопротивлялся, вырывался и негодовал.
— Ведите его! Соберите оружие! Вон его сумка, возьмите и ее; может быть, там есть какие-нибудь шифры. Это все пригодится Павле, — сказал Джурдже.
Партизаны с шумом вытолкали англичанина.
В соседней комнате послышался детский плач и приглушенный голос женщины.
— Эй, кто там? Выходи, хозяин! — крикнул Джурдже и шагнул к дверям.
Как только он их открыл, громко запричитала женщина, а за ней и дети.
— Четники есть?
— Нет… Одна я. Убейте меня, только детей не трогайте! — завопила женщина.
— Выходи, не бойся! Мы партизаны, ничего тебе не сделаем.
Женщина плакала и отказывалась вылезать из-под кровати. Джурдже с трудом вытащил ее оттуда. К ней подошел Вук, осветив фонариком обезумевшее от страха лицо.
— Джурдже, иди собирай взвод, — строго произнес Вук. Как только Джурдже вышел, он обратился к хозяйке: — Что делала здесь эта женщина?
Она посмотрела на Бранку.
— Ой, убили ее, ластоньку горькую. Это жена какого-то партизанского командира. Один раз убежала, опять ее схватили. Все время грозили, что зарежут.
— А где спала?
— Тут, у меня; говорили, что и меня убьют, если убежит.
— Мучили ее?
— Майор несколько раз бил… Не давалась ему, горемычная.
