Василь Быков - Подвиг (Приложение к журналу "Сельская молодежь"), т.2, 1981 г.

Солдат, участвующих в операции в Злодейской балке, разбили на три группы: одну поставили цепочкой поодаль, в оцеплении, другая конвоировала, то есть толкала, била и тащила обреченных людей от машин до рва, а третья, куда так не хотел, но все-таки попал Тюрин, выстроилась вдоль ямы и приготовила оружие к стрельбе. Сжимая карабин вспотевшими руками, Тюрин часто глотал слюну, думал: «Нужно будет в воздух, в воздух стрелять... не заметят в суматохе...»

И тут раздалась команда. Он вскинул карабин, громыхнули первые выстрелы; приклад, неплотно прижатый к плечу трясущимися руками, сильно толкнул Тюрина назад, и первая пуля действительно пошла выше голов обреченных. Но стоявший рядом офицер заметил и рявкнул над ухом:

— Куда стреляйт?! Сам яма хотеть?!

И тогда, в страхе передернув затвор, он вдавил приклад в плечо и выпустил вторую пулю прямо перед собой. Потом снова передернул затвор и продолжал стрелять, заменяя обоймы, пока последний из убиваемых людей не вытянулся во рву, наполненном трупами....

После операции все чувствовали себя по-разному, но в основном скверно. И только выпив стакан водки, Тюрин понемногу пришел в себя, стал поспокойнее, и постепенно вместо страха и отвращения появилось новое чувство довольства собой. Он все-таки выдержал, не струсил, переступил грань, отделяющую сверхчеловека от слюнявой падали, и отныне пойдет путем избранных, не связанных предрассудками...

— Слышь, Жорка, — спросил у него на другой день один из новых приятелей по команде, — ты на складе-то был?

— Зачем?

— Да барахло распределяют.

Он не понял.

— Ну, с этих... Не пропадать же добру. Всё, паразиты, за счет нашего брата нажили. Мы батрачили, а они костюмчики коверкотовые шили. Я взял один. Загнать можно.

— Мне не нужно.

— Ну и дурак!

Но пришло время, и Тюрин, как и все, стал получать свою долю награбленного и сбывать на барахолке, где и познакомился с Мишкой Моргуновым, входившим в боевую группу Константина Пряхина. И знакомство это в конечном итоге определило судьбу Лены, а потом и судьбу самого Тюрина, когда жизнь, а точнее смерть, свела втроем Мишку, Тюрина и Лаврентьева в подвале дома Воздвиженских.

Но о том, что произошло в подвале, Лаврентьев, разговаривая в лоджии с режиссером, не думал; фамилия Огородников не могла натолкнуть его на мысли о Тюрине и Моргунове, он думал о Воздвиженском, о том, что увидел и испытал до того, как спустился в подвал, где тем временем разгорались стружки и ветошь и расползался по полу дымный неторопливый огонь, который вскоре, взметнувшись буйным пламенем, охватил весь дом... Однако известие о появлении живого гестаповца подействовало на Лаврентьева. Пожалуй, для одного дня нелегких воспоминаний оказалось с избытком. И, поблагодарив Сергея Константиновича за приглашение присоединиться к кинокомпании, он вернулся к себе с твердым намерением поскорее заснуть.

Режиссер же спать не собирался. Казалось, что искусственно приподнятое настроение никогда не уйдет, и ему хотелось поделиться им с возможно большим числом приятных людей.

— А ведь мы порядочные хамы, друзья, — сказал он, войдя в комнату. — Мы совсем забыли об авторе.

— Как про батарею Тушина, — подтвердил Генрих, вспомнив «Войну и мир», где он работал на съемках, еще учась во ВГИКе.

— Виноваты — исправимся. Позвоните ему, Светлана, — предложил художник Федор.

— Нет, нет, я сам, — возразил режиссер. — Авторов нужно любить и оказывать им уважение. Они обычно страдают комплексом неполноценности.

И он уселся у телефона и набрал номер Саши. Телефон оказался занят. Сергей Константинович вторично набрал номер и опять услыхал короткие гудки. Однако это не смутило его. С настойчивостью он снова и снова вращал диск, пока не добился своего. Саша поднял трубку.

— Наконец-то, — сказал режиссер ворчливо. — С кем это вы разболтались, Саша? По-моему, я звонил вам целый час. Почему вы не с нами?

— Я говорил с Моргуновым.

— С Моргуновым? А почему не с Вициным?

Автор понял юмор и вежливо посмеялся.

— Что еще за Моргунов? Зачем он, если мы получили зарплату, можно сказать, вырвали ее из лап этого Горпагона Базилевича... Скажите, Саша, зачем нам Моргунов?

— Моргунов — это тот самый единственный живой участник...

— Помню, помню.

Но автор понял, что он не помнит.

— Он сейчас директор завода.

— Капитан индустрии? Отлично. «Горят мартеновские печи, и день и ночь горят они...» Теперь я вспомнил, Саша. Он был мальчишкой и, кажется, промышлял на толкучем рынке?

— По заданию Константина Пряхина.

— Саша, меня одолели участники событий. По-моему, их полгорода да еще приезжие. Сегодня прибыл штандартенфюрер Огородников собственной персоной. В черном мундире, с золотым рыцарским крестом с дубовыми листьями, которые ему вручил лично Адольф Гитлер...

— Кто-кто?

— Я шучу, Саша.

— Но вам нужно обязательно повидаться с Моргуновым.

— Слушаюсь, мой автор. Яволь. Только не сейчас. Сейчас я не в форме. Мы все немножко не в форме, но для полного счастья нам не хватает вас. А у нас хорошо. К нам прилетела юная, — он посмотрел на молодую актрису, — очаровательная и, я надеюсь, талантливая девушка. Она любезно согласилась украсить нашу, нет, вашу картину, Саша. Так почему же вы не с нами? Мы ждем.

— Вы хотите, чтобы я приехал?

— Конечно. С шампанским и цветами. Немедленно. Скорее, скорее к нам, в страну дураков.

И он повесил трубку, не сомневаясь в том, что убедил автора.

Так оно и было. Особенно взволновало Сашу сообщение об актрисе. Вообще все знакомые, узнав, что Саша написал сценарий, по которому будет снят фильм, повышенный интерес проявляли именно к актрисам. «Ну, Саша, — говорили ему, — вы теперь с актрисами познакомитесь». На что автор скромно отвечал, что в сценарии большинство ролей мужских. Однако были и женские, и Саша радостно предвкушал, как познакомится с настоящей киноактрисой, будет запросто с ней разговаривать и даже давать советы, как нужно сыграть свою роль.

И вот это почти невероятное, долгожданное событие наступило. Забыв о Моргунове, Саша извлек из спрятанной в шкафу сумочки жены немногие оставшиеся на прожитие рубли и помчался в гостиницу, успев купить за пять минут до закрытия бутылку шампанского в вечернем гастрономе и привядшие гвоздички у предприимчивой старухи, торгующей на бойком перекрестке, несмотря на поздний час.

С этими праздничными предметами он и появился на пороге режиссерского номера, встреченный шумно и радостно. От спешки Саша тяжело дышал и был настолько взволнован, что в первую минуту даже не узнал знаменитого актера, зато сразу уставился на красивую девушку, которая одна из всех присутствующих и соответствовала массовому представлению о киноактрисах. Правда, Саше хотелось бы видеть в «своей» картине актрису известную, само имя которой поднимало бы его престиж в глазах знакомых. Но Лена погибла очень молодой, а «известные» потратили немало лет на завоевание своей популярности и юных героинь уже не играли. С этим приходилось считаться и утешаться надеждой, что и неизвестная пока девушка станет известной, сыграв написанную Сашей роль. И, успокоенный этой мыслью, автор подошел к молодой актрисе и протянул свой, при ярком освещении оказавшийся весьма невзрачным букет. Но невзрачности его никто, разумеется, не заметил, а старание было оценено. Все захлопали и зашумели.

— Наш автор — настоящий джентльмен, — сказал режиссер.

Светлана взяла из рук смутившейся немного девушки цветы и поставила в пустовавшую вазу на подоконнике.

— А теперь, Саша, обратите внимание и на другого нашего гостя, — попросил Сергей Константинович.

Автор понял свою оплошность, покраснел багрово и хотел было извиняться перед известным актером, но тот взглянул на него просто и понимающе, и все необидно рассмеялись, а актер протянул большую мягкую руку и поздоровался с Сашей.

— Генрих, шампанское! — распорядился режиссер.

Считавшийся признанным специалистом, Генрих крепко зажал рукой пробку, извлек ее без малейшего звука и поставил бутылку на стол, не пролив ни капли, только легкое облачко появилось над обтянутым серебряной фольгой горлышком.

— Браво! — хлопнул в ладоши Федор. — Какой официант в тебе пропадает, старик!

Шампанское немедленно разлили в разнообразную посуду. Автору достался гостиничный стакан, у актрисы оказался такой же, и они чокнулись, причем осмелевший Саша даже пробормотал что-то вроде:

— Я рад, что вы... участвуете...

Тут же содвинулись и другие стаканы и баночки от сметаны, и автор вступил в общее веселье, в то время как Моргунов, с которым он действительно долго разговаривал по телефону накануне звонка из гостиницы, совсем в другом настроении ходил в пижаме по кабинету и на вопрос жены: «Что, Миша, не ложишься?..» — отвечал неправду: