Юрий Костин - Немец
— Много всего… Когда я провела с тобой ночь, это еще могло выглядеть как смелое оперативное решение с моей стороны, но мой поступок в аэропорту Штрауса… Об этом стало известно. Я не знаю, каким образом. Но, тем не менее, мой поступок не поняли, пришлось объясняться. Хорошо, что кредит доверия еще не был исчерпан…
— Как же ты решилась приехать меня проводить? Ты же знала, что за мной могли следить?
— Антон… Это был импульс. Мне очень хотелось тебя увидеть еще раз. Я была уверена, что больше мы с тобой не встретимся. А мне так хотелось чтобы ты знал: все, что произошло, было абсолютно искренне…
— Не знаю, зачем я тебе все это говорю… А, ладно! Я просто жил нашей встречей, мечтал о ней, правда, в перерывах на общение с почтенным Куртом Шерхорном. Я тебе несколько раз звонил…
— Знаю, но я не снимала трубку, потому что мне обязательно надо было тебя забыть.
— У тебя кто-то есть? Рита не ответила.
— Ты любишь кого-то?— не унимался Антон.
— В общем-то нет. Есть у меня парень, родителям нравится. Из простой семьи, но очень хороший, мы со школьных времен дружим. Но я его не люблю. И никогда не полюблю. Обычная история: для меня он как брат, а считает себя моим женихом и на каждом углу про это болтает… Антон, я прошу, проводи меня до машины и отпусти. Я должна ехать. Мне предстоит многое обдумать. К тому же… к тому же есть кое-какие незавершенные дела в этом городе.
— Шерхорн?
Она молчала. Потом встала со скамейки. Антон тоже поднялся. Понимая, что ей нужно идти, он не хотел ее отпускать. Конечно, можно было продолжить разговор и уговорить Риту остаться. Но для чего? Еще одна ночь вместе, а после — никакого будущего, тоска и пустота.
Она взяла его под руку, и они направились к монастырским воротам, за которыми жил своей размеренной жизнью маленький город Мильштатт. На стоянке гостиницы «Форель» они расстались.
Машина Риты скрылась за живой изгородью, отделяющей территорию отеля от дороги, а Антон остался стоять на месте. Совсем один. Пока к нему не подошел огромный черный кот, скорее всего, хозяин здешней территории. Обнюхав Антона, кот уселся рядом. Антон погладил кота, встал и, отыскав на стоянке свою машину, сел в нее и включил радио. Порывшись в «бардачке», достал привезенный из России диск Визбора. Над притихшим городом зазвучали добрые стихи о чистых и наивных порывах…
Через час Антон сидел на балконе своего номера, укутанный в одеяло. Рядом на столике стояла неначатая бутылка бурбона Makers Mark. Антон купил ее в гостиничном баре, вспомнив, что когда-то, много лет назад, во время командировки в Америку, в городе Луиспорт, этот напиток поразил его своей эффективностью и отсутствием неприятных утренних последствий.
Но вот уже полчаса Антон не мог решиться открыть бутылку. Напиться и забыть обо всем — слишком стандартное решение, зато в большинстве случаев беспроигрышное.
Антон услышал, как что-то тяжелое плюхнулось в озеро, и вскоре до его слуха донеслись всплески воды, словно кто-то решил поплавать в озере, вот-вот готовом превратиться в каток. Антон подошел к краю балкона и увидел, как из воды вышел подтянутый пожилой джентльмен, обмотал себя полотенцем и резво засеменил по каменной дорожке к отелю.
«В сауну побежал,— подумал Антон.— А что если пойти попариться да искупаться в озере?»
Эта идея показалась ему более продуктивной, чем выпивка в одиночестве. Быстро собравшись, Антон уже через пять минут входил в помещение местного спа-центра. Здесь пахло благовониями, звучали успокаивающие этнические мелодии.
Антон сбросил халат и залез под душ. В сауне, поддав воды на камни и забравшись на верхнюю полку, он решил выйти отсюда только когда организм решительно попросится пробежать стометровку до спуска в ледяную воду озера Мильштатт.
Антон видел, как в соседнюю сауну вошли три совершенно голые женщины. Несмотря на почтенный возраст, держались они очень бодро. Минуту спустя какой-то господин заглянул в парилку, где нежился Антон, но тут же принял решение последовать за женщинами. Скорее всего, его спугнули плавки Антона, который не мог привыкнуть к тому, что в германских и австрийских банях принято париться нагишом.
А между тем, в соседнем помещении наблюдался бесспорный аншлаг. За молодой парочкой туда же последовал низенький дедуля в длинных черных трусах. Через секунду дедушка пулей вылетел из парилки, решительным движением скинул с себя трусы, повесил их на вешалку рядом с халатом Антона и вернулся в парилку.
Наблюдая диковинную картину, Антон подумал, что сейчас очень не хватает друзей. С другой стороны, ему иногда нравилось оставаться одному наедине со своими мыслями, чувствами и привычками.
Вернувшись в номер, Антон открыл бутылку бурбона, налил полстакана и, поставив его на столик перед кроватью, включил телевизор.
Дождь на улице давно прекратился. Появились звезды, по озеру пролегла лунная дорога. Антон спал. В недопитом стакане с бурбоном растаял лед.
Где-то около часу ночи в дверь номера постучали. На пороге номера стояла Рита.
— Gruss Gott. Какой же у тебя домашний вид и волосы растрепанные!— сказала она, улыбаясь.
…Они лежали обнявшись и смотрели на уходящую луну.
— Знаешь, о чем я думаю?— подал голос Антон.
— О чем?
— Эта земля намного ближе к раю, чем все другие края, где я был.
— А знаешь, о чем я думаю?
— Говори.
— О том, что эта комната намного ближе к раю, чем все земли, в которых я побывала.
За окном уже совсем рассвело, Рита приподнялась на локте и, глядя Антону в глаза, прошептала:
— Ты обещал мне почитать что-нибудь по-русски.
— Я знал, что ты вернешься…
— А я тебя попросила мне почитать, разве нет?
— Я помню, подожди, дай немного подумать…
— Хорошо, только недолго, пожалуйста.
— Ты спешишь? Она молчала.
— Вернулась, чтобы снова уйти? Говори как есть, я пойму.
— Мне действительно пора уходить…
— И что так скоро?
— Мне надо, Антон.
— Стоило возвращаться?
—Я вернулась к мечте, которой не сбыться. Не могла не вернуться. Ты ведь ждал меня, верно?
— Да, я ждал тебя.
Пять, десять, пятнадцать минут… А может быть, и все полчаса комната звенела тишиной. И даже природа за окном за это время не издала ни единого звука. Рита поднялась с кровати, прошлась по комнате, нашла свой халат и, набросив его, села в кресло.
—Антон, дорогой Антон… ты не понимаешь. У меня очень непростая работа. И чем дальше я буду запутываться в эти отношения, тем трудней мне будет сохранять их в тайне. Надо понимать, что, встречаясь с тобой, с человеком, за которым мне поручено следить, я подвергаю опасности свою карьеру.
— Карьеру? Рита, как ты можешь говорить о карьере, когда речь идет об отношениях между людьми? Впрочем… извини, я забыл… Ты же не русская, ты ведь немка, трезвый расчет и все такое… Это я, как говорится, в омут с головой,— добавил он по-русски.
Рита подошла к Антону. Тот сидел на краешке кровати, разглядывая бокал с бурбоном.
— Антон, пойми меня, пожалуйста, я тебя очень прошу,— глаза Риты кричали и молили его понять то, что понять он был не в силах.— Еще немного, и я действительно в тебя влюблюсь! Что будем делать? Ты же взрослый человек…
— Рита, милая, ты так практична… Это, должно быть, очень тяжело. Давай оставим этот разговор. Я все понял.
Она как-то непривычно строго взглянула на Антона.
— Но, подожди минуту. Ты же старше и должен лучше меня осознавать, что о будущем надо думать сразу, чтобы сходу исключить возможные проблемы…
— Рита, послушай меня,— Антон встал и подошел к окну.— Это чересчур прагматичный подход. В нем нет и не может быть чувств. Ты хотела ехать? Я провожу. Я тебя не понимаю, но это мои проблемы.
Рита кивнула. Пока она одевалась, Антон, не отрываясь, смотрел на горы и озеро, которые вдруг перестали радовать взор, потом взял бокал, наполнил его почти до краев и повернулся к Рите:
— Постой. Ты хотела, чтобы я тебе почитал по-русски. Ты все еще этого хочешь?
— Да,— Рита опять опустилась в кресло,— конечно…
Антон сел на краешек кровати, сделал глоток и, глядя ей в глаза, продекламировал «с выражением»:
Какая ночь! Я не могу…Не спится мне. Такая лунность!Еще как будто берегуВ душе утраченную юность
Подруга охладевших лет,Не называй игру любовью.Пусть лучше этот лунный светКо мне струится к изголовью.
Пусть искаженные чертыОн обрисовывает смело,—Ведь разлюбить не сможешь ты,Как полюбить ты не сумела.
Антон допил бурбон и так и остался сидеть на кровати, молча и угрюмо глядя куда-то вдаль.
— Как ты быстро выпил бурбон,— пробормотала Рита.— Мне очень понравилось. В смысле, стихи. Это ведь стихи? Чьи они?
