Фабиан Гарин - Василий Блюхер. Книга 1
— И так плохо и этак худо.
— Ваня-то твой больше стал разбираться, а тебе, коммунисту, не к лицу такое говорить, — в сердцах бросил Блюхер и пришпорил коня.
На одной из телег сидел, свесив ноги, пожилой мужчина. В левой руке он держал жестяную банку, а правой старательно черпал из нее оловянной ложкой. Блюхер подъехал. С телеги на него глянула деваха, укрытая рваным одеялом. Из-под платочка, завязанного узелком под подбородком, были видны озорные глазенки и веселый носик. Мужчина подносил ложку к ее рту, кормил, а потом сам облизывал. На вид мужчине было лет сорок, но борода его старила.
— Чего ешь? — спросил Блюхер.
— Медок.
— Где взял?
— Где плохо лежало.
— Какого ты полка?
— Чего тебе надо? — осклабился мужчина, продолжая облизывать ложку.
— Какого ты полка? — повторил Блюхер уже сердито.
— Не замай!
— Сволочь! — вскипел главком. — Грабишь людей на дороге?
Мужчина поставил банку возле девахи, пошарил рукой в соломе и извлек винтовку.
— Ты нашу присказку знаешь? — щелкнул он языком. — Лиса волку говорила: «Встретимся, кум, у скорняка на колочке».
Кто-то, проснувшись на другой телеге, крикнул:
— Чего расшумелись? Дали бы поспать перед смертью.
Блюхер вспомнил слова Каширина «мрут как мухи» и подумал: «Неужели все заботы на одни мои плечи? А сам Каширин-то кто? Беженец или командир-коммунист? Не можешь ходить, так ведь у тебя конь в запряжке. Нет, меня теперь жалостью не взять». И тут же пожалел, что у него нет плетки, которой можно было бы огреть охальника и дезертира.
— Встань, язви твою душу, когда с тобой говорит командир, — и сильно ударил по рукам бородача выхваченной из стремени ногой.
Винтовка упала на землю, и в ту же минуту оторопевший бородач увидел направленный на него револьвер. Деваха, вытаращив от испуга глаза, протянула руку к банке и утащила ее под одеяло, укрыв и себя с головой.
— Иди вперед!
— Будет тебе пугать, я вот Блюхеру пожалуюсь.
До Каширина донеслась перебранка, и он, сойдя с кошевки, поспешил к сгрудившимся телегам. Хотя он опирался на суковатую палку, но ему больно было ступать на раненую ногу, и со стороны казалось, что он неуклюже подпрыгивает. Увидев издали, как Блюхер пнул кого-то ногой, он быстро заковылял.
— Ты почему контру разводишь? — набросился он на бородача. Свирепый вид Блюхера подсказал ему, что главком сердит не на шутку.
— И другой, видишь, белены объелся, — с невозмутимой наглостью огрызнулся бородач.
Теперь возмутился Каширин.
— Я с тебя шкуру сдеру, — закричал он, — перед тобой главком Блюхер, а ты шуткуешь.
Бородач обомлел. Меньше всего он ожидал, что конник, который пнул его ногой, сам Блюхер.
— Я тебя своими руками расстреляю, — продолжал Каширин, — будешь знать, как нарушать революционную дисциплину. Нечего было к нам приставать, коль у тебя волчья натура. Тебя как звать?
— Наймушин, — виновато ответил бородач.
— Какого полка?
— Обозный.
Каширин отвел глаза от Блюхера. Он чувствовал за собой вину. Кому, как не ему, было следить за порядком в обозе. Ведь этому бородачу самое место в полку, а он пристроился к обозу, по дороге обижает жителей да еще амуры завел с девахой.
— Ты поговори с ним, Николай Дмитриевич, объясни, — бросил Блюхер и пришпорил коня.
Прорвавшись через железную дорогу, Южноуральский отряд направился к реке Уфимке. Оставалось перейти на ее правый берег и решить, какое избрать направление: на Бирск или Красноуфимск. Подсказать могли белогвардейские газеты, в которых публиковались сводки военных действий. Но форсировать Уфимку сложнее, чем Сим: ни бродов, ни перекатов. Перебросить истощенную в боях и переходах армию с имуществом и продовольствием, раненых и беженцев казалось рискованным и почти невыполнимым делом. Но и медлить нельзя — белые могли настигнуть отряд каждый час и навязать ему бой. Впрочем, и на другом берегу его, бесспорно, ожидали в засаде неприятельские части.
Иван Каширин застал Блюхера озабоченным.
— Будем переправляться? — спросил он и прочитал в глазах главкома внутреннее сомнение, которое тот тщательно скрывал от окружающих.
— Ты меня, Иван, не искушай, — ответил с напускным безразличием Блюхер, и на глазах у изумленного Каширина лицо его озарилось таким светом, словно он только что получил радостную весть.
— Зачем? — удивился Каширин. — Полторы тысячи верст как-никак отмахали. Здесь нам оставаться нет резону, а там, — он показал на другой берег Уфимки, — должно быть, наши.
— Значит, нам туда дорога, — согласился главком и поднялся с бревна, на котором сидел. — Небось и переправу высмотрел?
— Признаться, мы с Дамбергом нашли местечко у Красного Яра. Там и два парома, но без моста не обойтись.
— Вот и сооруди его.
— Лесу-то нет.
— Ваня! — наигранно произнес Блюхер, назвав Каширина впервые по имени, и развел руками. — Лесу сколько твоей душе угодно. Скачи к башкирам в ближайшую деревню и закупи у них старые дома или сараи. Народ мигом разберет их и снесет к реке.
Весь день моросил дождь. Дорога, по которой бойцы несли бревна к Уфимке, размякла и превратилась в болото — ноги вязли по самую щиколотку. На берегу звенели пилы и топоры, из досок выколачивали ржавые гвозди, расправляя их тут же на камнях. Свозили балки, сколоченные козлами, и устанавливали на дно реки. До сумерек работали изнуренные люди.
Иван Каширин и Дамберг не смыкали глаз всю ночь. Переправившись с разинским полком и двумя батальонами латышей на другую сторону, они тотчас выслали несколько разведочных групп. По скупым рассказам жителей стало известно, что до железной дороги, идущей из Казани в Екатеринбург, повсюду белогвардейцы, а по другую сторону железной дороги белочехи. «Сказывали, что наши где-то у Кунгура и Перми», — сообщили разочарованно разведчики.
— Давай обратно на тот берег и доложи главкому, — предложил Каширин Дамбергу.
Блюхер стоял на пригорке у зарядного ящика и отдавал распоряжения. Дамберга он выслушал, как тому показалось, без особого внимания. Айвар понял, что главком чем-то озабочен и раздражен.
— Если вы не поспешите, — сказал Блюхер, обращаясь к Павлищеву, — то нам грозит полное уничтожение. Вы слышали Дамберга? Мы должны принять бой либо на этом берегу, либо на том. Я прошу вас. Иван Степанович, быстрей закончить строительство.
Павлищев не возражал и не спорил. Он знал, что закончить строительство моста в назначенный срок неимоверно трудно, что люди устали, но разве докажешь главкому? Чем ближе отряд подходил к линии фронта, тем сильнее Блюхер раздражался, хотя грубостей себе не позволял. Павлищев молча повернулся и пошел с пригорка.
На другой день через горбатый и шаткий мост потянулась армия в пестром одеянии. Это особенно бросалось в глаза, ибо день выдался солнечный, но по-осеннему холодный. Не будь людей, подвод и лошадей, не будь шума, можно было бы услышать стеклянный звон в воздухе, который несся по реке к лесам, охваченным янтарной позолотой. Даже вода в Уфимке, казавшаяся вчера вод дождем мутной, посветлела, стала прозрачной. И люди повеселели.
Прихрамывая, но уверенно сошел на мост Николай Каширин, идя позади своей кошевки. Но тут произошло неожиданное. То ли у него закружилась голова на шатком мосту, то ли он зацепился за неровный настил, но только палка выпала у него из рук, и сам он, потеряв равновесие, полетел в Уфимку.
Блюхер с пригорка наблюдал, как тягуче медленно переходила армия реку. Снова мимо него шли казаки, солдаты, шахтеры, плотники, металлисты, батраки, рабочая беднота. Перед глазами мельтешили грязные, рваные шинели, синие лампасы, лапти, штыки, женские телогрейки. И вдруг он увидел, как человек упал в воду. За ним ринулся другой. Через несколько минут оба показались над водой. Им бросили вожжи, за которые они ухватились, и их вытащили на мост.
— Это Николай Дмитриевич Каширин искупался, — доложил Кошкин, сбегавший разузнать, в чем дело. — А спас его Наймушин, тот самый бородач, который кормил медом деваху в обозе.
Блюхер задумался. Ему даже стало совестно, что не так давно он обругал Наймушина и грозил ему расстрелом.
— Вот видишь, Кошкин, — сказал он, — раньше чем осудить человека, поставь себя на его место. У каждого свой характер, каждый по-своему понимает жизнь. Коробейников не бросился бы в воду спасать Каширина.
Сквозь толпу съезжавших на мост пробился боец, крича на ходу:
— Кто видел главкома?
Навстречу ему бросился Кошкин.
Боец доложил:
— Коня своего оставил на том берегу. Прислал Иван Каширин, наказал передать, что вокруг беляки. Полк ведет бой, но без подмоги не сдюжит.
Блюхер вырвал из тетради листок и написал:
«Сейчас подсобить не могу. Маневрируй, но не допускай противника до берега».
