Владимир Лидин - Три повести
— Такой нож ни один нанай не имеет. Нанай, если один другому нож дает, значит, как брат. На охоте всё вместе, дома всё вместе… всё всегда вместе. Куда брат позовет, туда иди.
— Давай дадим и мы друг другу слово не расставаться. Может быть, приеду к вам в стойбище… или ты в Хабаровск, — сказал Алеша.
— Я тебе как ага… ты мне как нэу[27] будешь. Давай так. Хорошо. Раз сказал так — всегда так будешь. Хочешь, приезжай стойбище мой дом жить. Сколько будешь жить, столько хорошо. Всё вместе: дом, кета, какой зверь убью, — всё вместе.
— А может быть, и я когда-нибудь буду строить дорогу, как Дементьев. Тогда пойдешь со мной, как с ним пошел…
Из тучи, наползавшей с востока, посыпал снег, поднялась метелица.
XI
Ночью охотник проснулся и вгляделся в окно. Снаружи было темно. Но бушевала, скрипела, ухала под перекатами ветра недавно скованная морозом тайга. Он оделся и неслышно, в мягких своих торбазах, пробрался мимо спящих. Ветер не давал открыть дверь. Все шумело и рвалось под ним, гнулись со скрипом и размахивали ветвями деревья.
С нарастающим гулом проносился порыв, гнул деревья, с сухим шорохом нес мимо снег и листву. В черноте ночи рождалась весна. Охотник вдыхал знакомую свежесть. Так пахнет тайга в бурные предвесенние ночи, когда весна прогоняет зиму. Сутками, а иногда и неделями длится их поединок. Зима сопротивляется, сыплет сухой, острый снег, набирает сил к утру, когда от мороза больно человеку дышать, но уже к полудню слабеет, солнце разъедает на пригорках снег, птицы чаще перелетают с ветки на ветку, на земле беспокойство и ожидание. Еще спят зимним сном звери, залегшие в берлоги и норы, но волки уже отпраздновали свадьбы, и медведь, перед тем как покинуть берлогу, скоблит когтями подошву своих лап и ест шелуху. В эту пору над Амуром несет еще колкий снег, но лед уже посинел на глубинах. Охота в горах кончилась, охотники вернулись с добычей, теперь дни разговоров и отдыха. Веселое и гулкое время, когда тревожными ночными голосами, порывами ветра в поединке с зимой рождается весна…
Весна пришла через три дня, и забайкальское солнце высоко поднялось над потрепанной бурей тайгой. Сломанные ветки, вырванные с корнем слабые деревья, груды наметенного последнего снега, — казалось, наскоро прибиралась земля, чтобы встретить весну.
С теплом началась детальная разведка ключа. В помощь разведывательной партии прислали еще пять рабочих. В шахматном порядке высверливались на таликовой площадке шурфы, строили водослив, подвезли моторный насос. Теперь оставалось только по полученным данным шурфов начать закладку галереи для сбора воды. После того как будет сооружена галерея, можно начать откачку. Если после двухнедельной откачки вода не иссякнет, значит, это живая вода.
В начале апреля водосборная галерея была готова. Мощный моторный насос приготовлен для откачки воды. И вот полилась в водослив плотная блестящая струя. Где-то в подмерзлотном пространстве отстоялась она в своей звонкий чистоте. Приятно было подставить руку под ледяную струю и чувствовать, как холод начинает сводить пальцы…
Шел уже одиннадцатый день откачки воды, приток не уменьшился. На низкорослой своей лошадке приехал в этот день Магафонов. Он не спеша слез с седла и привязал лошадь к дереву. Всю дорогу выцветшие зоркие его глаза приглядывались к знакомым приметам тайги. Снег дотаивал полосками в лощинах, и начинался весенний чернотроп. Пахло таяньем снега, перегоревшим корьем, отошедшими от стужи деревьями — запахами, которыми богата в эту пору тайга. Но вместо охотничьих дел нужно было в служебном порядке доставить со станции телеграмму: в двадцатых числах апреля Дементьев возвращался в Хабаровск, в телеграмме назначался день отъезда Алеши.
Пока гидролог читал телеграмму, Магафонов неодобрительно глядел на бегущий в лотке водослива поток.
Не без любопытства приглядывался Аксентьев к непривычному выражению его лица.
— А постарел ты, Магафонов, — сказал он нестеснительно. — Уходит твое время, ничего не поделаешь… вон и воду тайга отдает, а ты не верил.
— Зима зиме рознь… один год отдает, а другой — и ведра не нацедишь.
— А ты приходи сюда через год. Я тебя в воде утоплю, — усмехнулся Аксентьев, уже недобро блеснув воспаленными глазами.
Гидролог прочел телеграмму Алеше: через два дня его и охотника должны отвезти отсюда на станцию, где Дементьев проездом захватит их в свой вагон.
— Не жалко расставаться с ключом? — спросил гидролог. — Впрочем, брат, твои ключи впереди. Не один еще возьмешь в своей жизни… только одно помни: Магафоновых много вокруг бродит. Он так с виду смирный старичок. А за старичком кто стоит? Может быть, японская разведка стоит. Японцы в интервенцию с водой тут помучились.
Свыше года назад, когда гидролог только начал работу в тайге, он нашел здесь один из первых ключей. Источник имел выход из земли под горой, и гидролог стал вести наблюдение. В начале марта ключ внезапно ушел. Однажды утром гидролог нашел его потухшим. Ключ мог уйти по фильтрационным грунтам, мог спуститься по склону. Бродя по его следу, гидролог обнаружил возле самой вершины горы работу человеческих рук. Груда свеженабросанных камней показалась ему необычной. Вместе с двумя рабочими он раскидал камни и нашел главный выход ключа, отведенный в сторону чьей-то рукой.
С недоумением и без отчетливого понимания смысла этого злого и преступного дела смотрел тогда он на след предательской работы. Они вели полезную и важную работу в тайге, и гидролог не мог представить себе, что знающая законы тайги опытная рука делала враждебное дело.
Потом нашли виновника, железнодорожного мастера, служившего раньше в войсках Колчака. С любопытством вглядывался гидролог в сухонькое, в скопческих морщинках, лицо человека. Свыше пятнадцати лет потаенно накапливалась в притаившемся человеке ненависть к новым делам и порядкам. Японские иены, найденные под половицей служебной квартирки, не были накоплены в годы интервенции, когда всяческая валюта гуляла по свету. Иены оказались позднейшего выпуска. Даже сюда, до самых глухих таежных мест, доходила борьба, не разгаданная сначала гидрологом, и он счел сейчас нужным напомнить о первом своем опыте.
…И вот к концу поезда снова прицеплен вагончик Дементьева. Казалось, не было позади семи месяцев в тайге, но признаки весны и солнце, бьющее в окна вагона, говорят о передвижке времени.
— Придется тебе потерпеть еще денечек, Заксор, — предупредил Дементьев. — Сегодня сделаем остановку в пути. Надо мне побывать на одном собрании железнодорожников… для тебя, Алексей, это будет тоже полезно. Есть у нас одна задача… железнодорожное дело велось до сих пор по старинке, держалось на старых правилах. Но на старых правилах далеко не уедешь, стране нужны другие темпы и правила. Задача эта, если попросту сказать, вот какая: каждый паровоз после определенного пробега должен встать на промывку, чтобы не образовывались накипь и загрязнение котла. Старые транспортники полагали, что удлинить этот пробег между промывками паровоза нельзя. А есть у нас одна бригада, которая берется провести поезд с одним паровозом с Дальнего Востока до самой Москвы. Вот ты и прикинь, что это значит для транспорта, если один паровоз без отцепки и без промывки в пути сможет вести поезд на тысячи километров… — Дементьев задумался. — Пройдут годы, и все наши сегодняшние усилия останутся, конечно, позади. Сегодня мы бились за воду в районах вечной мерзлоты, а завтра новые паровозы обойдутся уже без нашей воды. Это будут мощные паровозы-конденсаторы, которые без пополнения водой смогут проходить тысячу километров безводных пространств — здесь ли, в районах вечной мерзлоты, или в безводных песках Средней Азии… а может быть, это будут и электровозы.
Бежали назад еще голые поля, но небо было уже синим весенней синевой.
К вечеру вагончик Дементьева отцепили на большой станции. Товарные составы стояли на запасных путях. Гудели маневровые паровозы, пели рожки, станция жила ночной жизнью. Совещание было назначено в здании клуба. Вся бригада, двадцать два человека, ждала Дементьева.
Бригада бралась провести поезд с одним паровозом с Дальнего Востока до самой Москвы. Сможет ли паровоз пройти весь этот путь без промывки? Все зависит от правильной продувки котла и от применения средств против накипи. Машинисты говорили о котле, смазчики — о расстановке тормозов, о весе и ремонте вагонов, диспетчеры — о графике. Дементьев выслушивал и делал записи в блокноте. Но главное было все же не в весе вагонов, не в расстановке тормозов и не в продувке котла, а в людях…
Почти четыре часа продолжалось деловое совещание. Были еще непонятны для Алеши все эти новые слова: буксовые клинья, сальники, «антинакипин», топочный режим, поршневые втулки, крейцкопфные вкладыши, обозначавшие сложное и большое хозяйство… Только к полуночи, в дыму папирос, Дементьев закрыл совещание.
