Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм

— Ну, ну, песик!

Проп лизнул сыщику руку.

Якоб Эневольдсен решил, что самое время ему выйти к посетителям.

— Здравствуйте, господин Эневольдсен, — сказал Тюгесен. — Извините, что мы вас побеспокоили. Мы не надолго.

— Какая у вас умная собачка, — похвалил Хансен, — Теперь редко встретишь фокстерьера с гладкой шерстью. Люди предпочитают лохматых собак, а они очень нервные. Гладкошерстные гораздо умнее. Ну, ну, Проп! Ты хороший песик!

— Мы бы хотели заглянуть в квартиру, — сказал Тюгесен.

— У вас есть ордер? — спросил Якоб.

— Нет. Мы пришли неофициально, — ответил Тюгесен. — Мы хотим только задать вам несколько вопросов.

И вот оба сыщика в доме. Якоб их не останавливал. Пусть войдут в квартиру, лишь бы не поинтересовались сараем, где у него стоит ящик, не предназначенный для посторонних глаз.

— Вы чудесно живете, господин Эневольдсен, — похвалил Тюгесен.

— Вы так думаете?

— Да. У вас просто прелестно. Вот так надо жить! Никто вас не беспокоит, соседей нет. Среди природы. Болота и поля, лес вдали, прекрасный свежий воздух. О, это совсем не то, что в большом городе!

— Здесь тоже могут побеспокоить, — сказал Якоб.

— Я сам живу на пятом этаже в Копенгагене, — продолжал. сыщик. — В современных домах большая слышимость. Слышно решительно все, что делают соседи. А кругом только камень да цемент. Да шум большого города: трамваи, машины. Дышишь скверным городским воздухом! Это очень нездорово.

Якоб не ответил. Он зажег свою старую трубку и выдыхал клубы ужасающего дыма.

— За городом свежий воздух люди получают бесплатно! — сказал Тюгесен и закашлялся.

— Пожалуйста, садитесь! — предложил Якоб.

— Спасибо. — Тюгесен сел на диван.

— А я пока похожу вокруг дома, посмотрю, — сказал Хансен.

— Что вы хотите посмотреть?

— Хочу заглянуть в ваш сарай.

— Там нечего смотреть.

— Наверно, нечего. Я сейчас же вернусь.

— Проводи его, Петра, — сказал Якоб жене, — если только он не направляется в уборную.

— Нет, — ответил Хансен, — я только похожу вокруг дома. Я не возражаю, чтобы фру меня проводила.

— Вы боитесь, что мой коллега украдет что-либо? — улыбнулся Тюгесен.

— Нет. Наоборот. Может быть, он оставит что-то, что вы в следующий раз придете и найдете.

— Нет, нет. Мы не такие, господин Эневольдсен! Мы — датчане. Мы не хотим зла землякам. Мы живем в грустное время, но мы переживем его легче, если все истинные датчане будут помогать друг другу.

Якоб не ответил.

— Мы ведь знаем, что немцы, слава богу, не выиграют войну, — сказал сыщик.

Собака последовала за Петрой и Хансеном.

— Я вижу, это сучка, — констатировал друг животных. — Сучки гораздо умнее кобелей. И преданнее. Ну, идешь с нами, Проп?

— Живут ли у вас посторонние? — спросил Тюгесен.

— Нет.

— Вы здесь с женой одни?

— Да.

— У вас никто никогда здесь не жил? Я хочу сказать, не бывают ли у вас гости?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Давайте будем откровенны друг с другом, господин Эневольдсен. Я спрашиваю потому, что мы хотим поговорить с вашим товарищем по партии Оскаром Поульсеном. Разве он не живет у вас?

— Нет.

— Но он жил у вас?

— Нет.

— И вы не знаете, где он находится?

— Нет.

— Поульсен не преступник, — сказал сыщик, — Его не разыскивают за нарушение закона. Ни в чем не обвиняют. Он может спокойно жить у вас, господин Эневольдсен. Никто вам за это ничего не сделает.

— Вот как.

— Да. Обычное дело — дать приют другу пли товарищу. Это ваше полное право.

— Но если вы найдете Оскара Поульсена в моем доме, вы его арестуете?

— Мы попросим его последовать за нами. Но вы ничуть не пострадаете от того, что он жил у вас.

— А по какому параграфу закона вы его арестуете, если его не обвиняют в нарушении закона? — спросил Якоб и выдохнул дым в лицо сыщику.

— Честно говоря, господин Эневольдсен, такого параграфа нет. Нет никаких юридических оснований для задержания некоторых членов коммунистической партии. Я говорю это вполне честно. Дело идет о вынужденной мере, дабы избежать худшего.

— Чего вы хотите избежать?

— Мы хотим избежать того, чтобы немцы взяли дело в свои руки. Если немцы возьмутся за коммунистов, то полетят головы.

— А вы думаете, немцы знают Оскара Поульсена?

— Если бы немцы занялись этим делом, вы, господин Эневольдсен, не жили бы свободным человеком в вашем прелестном доме! Это вы прекрасно знаете.

— А что немцы знают о моем доме?

— Если удалось ограничиться арестом сравнительно небольшого числа активных коммунистов, то только потому, что контроль в руках датских властей. Задержанные находятся под защитой датского правительства. Правда, это сделано в нарушение некоторых правовых норм, но исключительно в интересах датских коммунистов.

— Я ничего не смыслю в работе полиции, — сказал Якоб Эневольдсен. — Я не знаю, как вы выясняете, кто коммунист, а кто не коммунист. А немцам, должно быть, еще труднее узнать, каково политическое лицо того или иного датчанина и за кого он голосовал на последних выборах.

— Дорогой господин Эневольдсен. Вы сидите здесь, как свободный человек, и беседуете со мной. Вы можете сказать мне все, что вам угодно. Вы можете критиковать полицию и власти, если пожелаете. Но неужели вы не понимаете, что вы на свободе и в своем доме исключительно благодаря заботе полиции? Ведь вы — один из многих коммунистов, кого мы смогли пощадить.

— Дорогой господин полицейский, а из чего вы заключаете, что я коммунист?

— Перестаньте, господин Эневольдсен! Мы знаем, что вы коммунист. Но мы не приняли никаких мер против вас, и мне кажется, вам следовало бы помнить об этом.

— А почем вы знаете, что я не член партии «венстре»?

— Вы отрицаете, что вы коммунист?

— Нет, не отрицаю. Но откуда вы это знаете? Я с таким же успехом мог быть консерватором или социал-демократом.

— Но вы все-таки коммунист!

— Да. Но об этом я не сообщал ни немцам, ни полиции.

Якоб выбил трубку, и сыщик поспешно вынул пачку сигарет. У него болела голова и шумело в ушах от дыма жженого желтоглава.

— Разрешите предложить вам сигарету, господин Эневольдсен?

— Нет, благодарю. Я предпочитаю курить свою трубку, — сказал Якоб, поднимаясь с места.

Он вынул из шкафа большую коробку с табаком из зкелтоглава и стал тщательно набивать свою старую видавшую виды трубку. Сыщик наблюдал за ним с беспокойством.

— Извините, что это вы курите?

— Табачную смесь собственного изготовления, — ответил Якоб, выпуская дым, — Прекрасный табак. Если у вас есть трубка, можете попробовать.

— Нет, спасибо.

— Очень любопытно. Оказывается, полиции известны политические взгляды частных лиц, — медленно заговорил Якоб. — Я иду на выборы, беру бюллетень, удаляюсь в закрытую комнату и ставлю на нем крестик. Кладу бюллетень в конверт и опускаю в запечатанный ящик. Ни немцы, ни датчане не видели, за кого я голосую. По этой причине мне нечего бояться немцев. Вы ведь тоже за кого-нибудь голосуете, господин полицейский?

— Сержант, — поправил Тюгесен.

— Извините, господин сержант! У вас ведь тоже есть политические взгляды? Я не знаю, кто вы — консерватор, социал-демократ или нацист. Я не знаю, за кого вы голосуете. Но мне кажется странным, что вы так точно знаете, за кого голосую я.

Сыщик поднялся с дивана и вышел из дымовой завесы.

— Я не понимаю, чего вы добиваетесь? Вы же сами признались, что вы коммунист.

— Видимо, существует очень широкая сеть шпионажа, если вы так хорошо осведомлены о политических взглядах частных лиц. Вы приходите сюда и спрашиваете об Оскаре Поульсене. Откуда вам известно, что я с ним знаком?

— В таком маленьком местечке все коммунисты, очевидно, знают друг друга.

— А откуда вы знаете, что Оскар Поульсен коммунист?

— Оскар Поульсен подвергался наказанию. В полиции имеется его анкета.

— И в анкете написано, что он коммунист?

— Поульсена наказывали за участие в военных действиях на стороне иностранного государства. Он участвовал добровольцем в гражданской войне в Испании. А добровольцами в Испании были коммунисты.

— Нет. Там были и другие честные люди, помогавшие законному испанскому правительству в борьбе с фашистами.

— Это были коммунисты и сочувствующие коммунистам.

— И за это их наказывали?

— Нет. Их наказывали за то, что они были на военной службе за границей.

— Но ведь были и такие люди, которые участвовали в финской войне два года назад. Я не слышал, чтобы их наказывали.

— Дорогой господин Эневольдсен, я пришел сюда не для того, чтобы беседовать с вами о политике. Я пришел узнать, где находится Оскар Поульсен.

Якоб задумался. Затем решительно сказал:

— Я очень хочу помочь полиции. Если вы поедете по проселочной дороге и повернете на юг к помещичьей усадьбе, вы увидите на правой стороне белый дом с черными полосами. Владельца зовут Нильс Мадсен. Поговорите с ним. Он открыл контору и занимается незаконной вербовкой людей на иностранную военную службу. Вы увидите на его доме плакат, соблазняющий неопытных молодых людей совершать противозаконные действия.