Вадим Полищук - Зенитчик
— А за "тупого" можно и по морде получить, — наехал я на полковника.
Тот пошел на попятную.
— Ну ладно, ладно, извиняюсь.
— Мне извинения твои до одного места. Лучше скажи, как он в штрафники попал?
Полковник сунул нос в свои бумаги.
— Обыкновенно. Из плена почти сразу сбежал, зиму перекантовался в какой-то деревне там же на Брянщине, весной перешел линию фронта. Четыре месяца его продержали в фильтрационном лагере, потом присудили три месяца штрафного батальона.
— А дальше?
— Что дальше?
— Дальше с ним что было?
— Откуда я знаю? Мы же с ним в одном времени, я отсюда его будущее узнать не могу.
— Узнай! Я тебя очень прошу, узнай! Придумай что-нибудь! Ну, скажи, что клиент условия ставит, сотрудничать отказывается.
Не выдержав моего напора, полковник соглашается.
— Да ладно, ладно, узнаю. Попробую, по крайней мере. Но это будет не скоро. Запрос уйдет через два дня, ответ – еще через две недели.
А вот это уже интересно! Значит, постоянной связи с будущим у них нет, только периодическая, раз в две недели. Что из этого следует? Пока ничего конкретного. Но интересный факт, очень интересный.
— Я подожду, сколько надо подожду. Ну, так что там за показания?
— А-а, когда они тебя встретили, ты был в компании каких-то окруженцев. Кто такие?
— Обычные окруженцы. Я и был-то с ними меньше двух суток. Никого не убил, никого не спас. Просто вместе шли на восток.
Неожиданно полковник меняет тему.
— Скажи, а на чем мы засыпались?
— На мелочах. Возраст твой званию не соответствует, про две тысячи четвертый год ляпнул и в запале не заметил. Да и вообще ни вы, ни обстановка не соответствуете реалиям нынешнего времени. Вы другие, совсем другие, говорите не так, не так двигаетесь, глаза у вас другие. Неужели из прежних попаданцев так никто ничего и не заметил?
— В отличие от тебя, они слишком мало пробыли здесь, чтобы разобраться в нюансах поведения людей. К тому же их привозили из тюрем, а одного вообще из палаты психбольницы. Попав в чуть более человеческие условия они плыли и были готовы на все, лишь бы не попасть обратно и вернуться назад, в свое время. А ты успел пробыть здесь год, адаптировался к местным условиям, в том числе бытовым, даже неделя в одиночке не смогла выбить тебя из колеи.
— А сколько всего их было?
— Пять. Нет, шесть. Точно шесть, ты – седьмой.
— И все из одного времени?
— Нет из разных. Большая часть из начала двадцать первого века, но двое были из самого конца двадцатого. Мы тоже место и время их появления анализировали. Время совпадает с открытием нашего портала, а вот место абсолютно непредсказуемо. Да, и еще один момент – они все находились в движении.
— То есть шли или ехали?
— Точно.
— И что с ними дальше было?
— Ничего, обратно отправили. Чего им здесь делать? Да и последствия их исчезновения из своего времени, какие-никакие тоже могли быть.
— Кстати, на пересылке почти неделю в камере меня специально держали?
— Да, чтобы ты посговорчивее был. А как ты догадался, что я в армии не служил?
— Только не служивший в армии оболтус в возрасте двадцати пяти лет…
— Двадцати шести.
— Хорошо, только оболтус в возрасте двадцати шести лет может догадаться нацепить на себя полковничьи знаки различия. Насколько я помню, в эти годы столь успешную карьеру сделал только сын вождя. Ну, может еще два или три человека. Хомячина на станции это тоже просек, потому и не хотел меня отдавать, несмотря на приказ и безупречные документы. И не отдавал, пока сам не позвонил своему начальству и не получил подтверждение подлинности приказа. Так?
— Так, — подтвердил мою догадку полковник.
До основной части моей эпопеи добрались уже после обеда. Пришлось признаться в том, что поворот к Рогачевским мостам – моя идея. Костромитин и Семяхин об этом упомянули. И про подбитые танки пришлось рассказать, это шило в мешке тем более не утаишь. Больше всего полковника интересовало: кто решение принимал, и кто непосредственно стрелял. В конце этих эпизодов он подвел итог.
— Значит, решение остановиться и открыть огонь принял лейтенант?
— Он.
— И выстрел производил тоже он?
— Да. Я наводил, а выстрел производил заряжающий, то есть Костромитин.
— А вдвоем они могли стрелять?
— Вдвоем? По неподвижному танку вполне. Темп стрельбы, конечно, не тот будет, но могли.
— Этот танк меня больше всего беспокоит. Не должно вас там было быть, не должно.
— А второй танк? Который на днепровской переправе, там нас тоже быть не должно было.
— Там вы не одни были. По ходу дела, этому танку и так, и так конец. Не вы, так противотанкисты его бы все равно подбили. Ну, поехали дальше.
— Поехали, — согласился я.
Так, эпизод за эпизодом, к концу третьего дня я ему весь свой путь в этом времени и рассказал. Не врал. Ну, почти не врал. Работу местные товарищи проделали немалую, путь мой буквально по дням и километрам восстановили. А самое поганое, не знал я, что у полковника в папке, переданной ему из НКВД, и компьютере его есть. А потому и врать было опасно, но пару моментов я все-таки утаил – ни к чему этим контролерам самозваным такие подробности знать. Полковник парень нормальный, и язык общий мы с ним вроде бы нашли, но о том, что мы сейчас по разные стороны баррикад, я никогда не забывал.
Полковник с явным облегчением человека, сделавшего неприятную, но необходимую работу, собрал свои бумаги и выключил компьютер.
— Ну, вот и все, успели. Сейчас передам все материалы Джеймсу, а завтра утром он отправит их дальше. Ответ придет через две недели.
— А как они их проверять будут?
Этот вопрос меня очень интересовал.
— Не знаю, — признался полковник, — краем уха слышал, что есть у них носители с исторической информацией, сохраненной еще до всяких переходов во времени и защищенной от изменений даже в случае всяких хронокатаклизмов. Вот с ней, видимо, сверяться и будут. Если никаких расхождений с реальностью нет, значит, последствия твоих действий ничтожны.
— И после этого меня обратно отправят?
— Ну да.
Посмотрим, посмотрим. Значит, завтра утром у них плановое открытие межвременного перехода. Очень, очень интересно. Надо будет как-нибудь посмотреть. Ну хоть одним глазком.
Надеждам моим сбыться, однако, не удалось. Утром, выходя в туалет, я по привычке толкнул дверь моей камеры, но она не шелохнулась. Я толкнул сильнее – результат был прежним. Закрыта, догадался я и, уже окончательно проснувшись, забарабанил по ней кулаками.
— Эй, откройте! Выпустите человека!
Спустя пару минут лязгнул запор и в камеру заглянул старший мордоворот.
— Чего орешь?
— Мне в туалет надо.
— Сейчас.
Дверь закрылась, опять лязгнул запор. Вскоре старший вернулся и, открыв дверь, сунул мне в руки эмалированное ведро.
— Сюда ссы. К обеду выпустим.
И свалил. Я плюхнулся обратно на кровать. С-с-сволочи! Поубивал бы гадов! Деваться было некуда, пришлось валяться дальше. Сначала хотел выплеснуть содержимое ведра в морду первому, кто откроет дверь, но потом остыл. Часа через два мысли мои вернулись к причине заточения. Сколько они портал открытым держать будут? Несколько минут, скорее всего, но не несколько часов. А чего они меня так надолго заперли? Нет, они не только сам переход мне показывать не хотят, но и что-то еще. А что? Начал перебирать варианты. Нет, все не то. А что, если… Так, так, вот это уже хоть на что-то похоже.
Итак, еще раз. Допустим, сперли они здесь из музея картинку известного художника. Перетащили к себе и выставили на аукцион или частному коллекционеру предложили. А покупатель захочет экспертизу провести. Обязательно захочет, это не бронетехнику в музеи толкать, здесь контроль на высоком уровне. Предположим, достоверно известно, что творил автор картины четыреста лет назад. А экспертиза покажет, что холсту от силы триста. Так как последние сто лет он преодолел одним прыжком и субъективно ему на сто лет меньше, чем должно было быть. Картину объявят подделкой более позднего времени. Может, за нее и дадут приличные деньги, старый холст, как-никак, но уже не те, что за шедевр всемирно известного мастера.
А уж золото инков и вовсе не продать, если они пятьсот лет назад исчезли, а металлографический анализ показывает, что плавили это золотишко лет десять назад. И что тогда делать? Прихватить сокровище и спрятать его в том же времени в надежном месте. Значит, укр… добыли, перетащили к себе, оценили добычу, отправили обратно и закопали в том же времени. А потом в своем откопали. Или достали. С золотом подобный фокус пройдет, но не с холстами старых голландцев – им климат определенный нужен, иначе никакая реставрация после ста лет в земле им не поможет. А что, если это здание и есть одно из таких хранилищ? Места мало? Но я видел только часть первого этажа. А может, есть еще специально оборудованный подвал. Но обследовать здание мне не дадут, если только не перебить охрану.