Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров - Юрий Васильевич Бондарев
– То есть? – не понял и нахмурился Веснин. – Именно?
– Ба-альшой сундук, товарищ дивизионный комиссар, – засмеялся Божичко. – Но с любопытством…Он мне: «Как живете с командующим, ничего генерал-то, сапоги не заставляет снимать? Водку втихаря не глушит?» А я ему: «Ты стихи про „Убей немца“ знаешь? Автомат умеешь держать? Как оружие приспособляют – под мышкой или ниже поясницы?» Он опять: «Мрачноват очень генерал-то, как с комиссаром-то, дружки или в контрах?» Прелестно и откровенно поговорили, товарищ дивизионный комиссар!
– Бессонов там? – спросил Веснин, глядя в ту сторону траншеи, где возникали и истаивали при опадающем свете ракет фигуры людей, и пошел по траншее, но, против воли, он замедлял шаги и вдруг остановился в нише для буссоли, потому что не в силах был сказать Бессонову то, что знали полковник Осин и он, член Военного совета, то, о чем Бессонов никак не подозревал: о противоестественно страшной судьбе того остриженного, с вымученной улыбкой мальчика, его сына, который не был убит, а жил в плену уже несколько месяцев.
«Он может спросить о причине приезда Осина. Что я отвечу? Подойти сейчас и в глаза ему лгать? – думал Веснин. – Каковы же будут тогда наши отношения дальше? Нет, не могу подойти к нему и делать вид, что ничего не произошло. Между нами должна быть абсолютная искренность и честность… Но язык не повернется сказать ему сейчас о сыне, не могу…»
Веснин чувствовал, что именно непроходящие непростота и натянутость в отношениях с Бессоновым не давали ему никакого права дипломатично изворачиваться, он не должен был что-либо смягчать, уходить от главного – и, так стоя в нише для буссоли, он испытывал отвратительно жгучий стыд в душе.
– Петр Александрович! – Веснин неожиданно для себя вышагнул из ниши, быстро подошел к Бессонову, окруженному возле стереотрубы офицерами. – Петр Александрович…
– Вот вы мне и нужны, Виталий Исаевич, – сказал Бессонов и выпрямился у стереотрубы, носовым платком вытер исколотое снежной крошкой лицо. – Триста пятая вступила в бой. Посмотрим теперь, как сложится. Но главное вот что… – Он все обтирал лицо носовым платком с видом рассеянной раздумчивости. – Главное теперь – танковый и механизированный корпуса. Поторопить их, всеми силами поторопить! Попросил бы вас, Виталий Исаевич, поехать навстречу танковому корпусу в район сосредоточения и, если не возражаете, пока оставаться там для более успешной координации действий. Считаю это необходимым. Вы, кажется, любите танкистов, насколько я помню?
И Веснин, с подкатившим к горлу клубком, еле сумел ответить:
– Я все сделаю, Петр Александрович… Выеду немедленно…
– Поезжайте. Только почаще оглядывайтесь в станице: положение на северном берегу не восстановлено.
…Когда Веснин подошел к тому месту в траншее, где только что встретил майора Божичко, тот, по-прежнему лежа на бруствере, стрелял; от автоматных очередей ходило его плечо, съезжала на затылок шапка.
– Майор Божичко, вы мне нужны!
Божичко обернулся на оклик, примял на затылке шапку ударом руки, выкрикнул с радостным азартом:
– Плотненько окружают фрицы! Подъезжают на бронетранспортерах и расползаются, как клещи! Слушаю, товарищ дивизионный комиссар!
Веснин стоял в траншее, наклонив голову.
– Послушайте меня, Божичко, я сию минуту должен ехать в танковый корпус. Не забывайте об одном: как зеницу ока берегите командующего. Советую быть поближе к нему.
– Ясно, товарищ дивизионный комиссар. – И Божичко, опустив автомат, переспросил: – Сейчас едете? Простите, но не очень ли будет сейчас!.. По высоте-то вроде отовсюду лупят.
– Со мной поедет полковник Осин и охрана. – Веснин легонько потряс Божичко за плечо. – Пустяки. Тем же путем, которым Осин проехал. Все будет как надо, Божичко. Похуже бывало…
– Ни пуха ни пера, товарищ дивизионный комиссар!
Тогда Веснин улыбнулся, махнул рукой:
– К черту, к черту, ко всем чертям, Божичко!
Полковник Осин и Касьянкин сидели в артиллерийском блиндаже за столом и оба, вслушиваясь в стрельбу, ждали чего-то в хмуром молчании. Веснин, переступив порог и не выказывая спешки, с изучающей неторопливостью оглядел мгновенно вскочившего Осина, сказал незнакомо властным тоном:
– Мне с вами по дороге, полковник Осин. В станицу Григорьевскую. Где стоит машина? Возьмите охрану!
– Я рад, товарищ дивизионный комиссар… очень рад. Спасибо. Машины замаскированные, стоят в сарае, под высотой, спасибо… – заговорил удовлетворенно Осин, взял со стола кожаную полевую сумку, спросил не без осторожности: – А как… генерал Бессонов? Он как же? Остается здесь?
Веснин не выдержал:
– Вы что, так и убеждены, что я еду с вами в целях личной безопасности? Неужели вы в этом уверены?
– Товарищ дивизионный комиссар, – Осин обиженно смежил белые ресницы, – напрасно вы на меня сердитесь. Думаю, вы застанете члена Военного совета фронта на энпэ армии. И он сам выскажет вам свое беспокойство.
– Не медлите, Осин. Ведите к машине!
– Поедем через северо-западную окраину, на проселок, – сказал Осин. – Там пока свободно.
Только внизу, под высотой, когда машины по команде Осина развернулись по улочке станицы и разом набрали скорость, помчались к северо-западной окраине, Веснин подумал, насколько все-таки непрочно и зыбко было положение дивизии Деева. Сверху, с НП, обстановка на этом берегу представлялась несколько иной, не такой серьезной, не такой предельно обостренной. Тугие удары вплотную приближенного боя беспрерывными толчками врывались в уши. Северобережная часть станицы была охвачена увеличившимися вблизи пожарами – все корежилось, рушилось, изгибалось, двигалось в огне, вздымаемом среди дымов разрывами снарядов; пулеметные очереди выбивали из пылающих чердаков рассыпчатые космы искр; горький и едкий жар раскаленного воздуха чувствовался и в машине. Этот жар, смешанный с дымом, слезил, разъедал глаза. Запершило и стало саднить в горле. Шофер то и дело кашлял, наваливаясь при этом грудью на баранку. В дальнем конце улочки Веснин увидел неясно танки, они скользнули красным отблеском за домами. Мелькнули и исчезли, удаляясь от машины, вернее, машина удалялась от них, и невозможно было различить, чьи это были танки.
– Жми на всю железку! За Титковым, он знает дорогу! На окраине сразу направо! – крикнул Осин с возбуждением человека, принявшего на себя всю ответственность, и обернул к Веснину круглое, крепкое лицо. – Проскочим, товарищ дивизионный комиссар!
– Не сомневаюсь.
– Проскочим в полном порядке, – подтвердил Осин и прерывисто втянул воздух через ноздри. – Километра три опасных…
Ему хотелось общения, но Веснину этого никак не хотелось.
Он сидел сзади, рядом с Касьянкиным, безмолвно вжавшимся в спинку сиденья; на коленях адъютанта трясся, на ухабах толкал в бок Веснина автомат, взгляд блуждающе перебегал с сотрясаемого кашлем
