Януш Пшимановский - Четыре тануиста и собака - книга 2
Кос встал, за ним Вихура, Стасько. На развалинах появились согнутые фигуры пехотинцев. Густая цепь высыпала на широкую улицу, ринулась в огонь, в дым, в пекло артиллерийских разрывов.
Орудия внезапно смолкли. Из дома напротив застучали пулеметные очереди — одновременно из трех мест, с разных этажей. Кос из снайперской винтовки снял пулеметчика с крыши. Вихура очередью из ручного пулемета заставил замолчать второй этаж. Самый быстрый, Лажевский уже успел пересечь асфальт и, прислонившись к стене почти рядом со стволом сеющего смерть пулемета, бросил гранату в изрыгающий огонь подвал. Ослепительная вспышка, клубы пыли, сильный взрыв.
— Ура-а-а-а! — Через проломы, проделанные снарядами «Рыжего», в дом ворвались разведчики, а за ними остальные.
— Смотри за подвалами! — приказал Магнето одному из своих, а сам бросился наверх по лестнице. Его опередила низкая бесшумная тень. Шарик удрал из танка, чтобы участвовать в бою. Когда подхорунжий выскочил на лестничную площадку, темноту прошила автоматная очередь, но сразу ушла в потолок и захлебнулась, прерванная криком и злобным ворчанием овчарки. Откуда-то сверху фейерверком посыпались искры новой очереди. Магнето отскочил в нишу, а Вихура снизу, поставив пулемет на перила, стал стрелять в направлении вспышек.
Ни один вид боевых действий не приносит столько неожиданностей, как ночной бой в городе. Данные разведки теряют ценность уже через несколько минут. Обстановка меняется мгновенно, и наступающий должен быть очень бдителен, чтобы не допустить контратаки противника и не попасть в окружение.
Командир полка, чтобы быть ближе к своим штурмовым группам, наблюдал за атакой через амбразуру заложенного мешками окна третьего этажа. Сюда протянули телефонный кабель, здесь расположилась рота автоматчиков из резерва.
Бинокль был не нужен. На расстоянии нескольких сот метров полковник видел наступающую цепь у самых стен, видел, как солдаты делали попытки ворваться через проделанные снарядами проломы, как из темноты били по ним автоматные очереди. Тех, кто хоть на секунду задерживался, пулеметный перекрестный огонь прижимал к земле. С верхних этажей и крыш домов, превращенных в крепости, полетели гранаты. По асфальту ползли раненые, на лестницах валялись убитые.
Из глубины, со стороны видневшейся между домами станции, загрохотали пушки «тигров», по башню закопанных в землю. Горел угол видневшейся над зданием надписи «Метро».
Танкам активно отвечала наша артиллерия, но даже прямые попадания снарядов не могли пробить толстую броню на башнях.
Полковник, плотно сжав губы, молчал.
— Да. Понимаю... — кричал в трубку начальник штаба и докладывал командиру: — «Росомаха» захватила дом, но была остановлена по всему фронту... Да, да, слышу... На левом фланге, у самой Шпрее, контратакуют.
— Прикажи им отступить на исходные позиции. Организуй заградительный минометный огонь. Фрицы попрятались во время артподготовки в подвалы, а сейчас повылазили. А что с этим желтым домом?
— Он снова у немцев, — доложил майор, наблюдая в бинокль. — Не удержали его танкисты.
Доклад майора был не совсем точен. Противник предпринял внезапную контратаку и захватил первый этаж, но верхние были еще наши.
В то время как штурмовые группы Коса и Лажевского устремились наверх, в нескольких десятках метров от желтого дома из подземной станции по широкой лестнице, предназначенной для туристов, просочились штурмовые взводы эсэсовцев. Одна из этих черных колонн, пробираясь по непростреливаемым участкам, появилась в широких воротах, где угасали последние следы пожара.
— Наверх по лестнице! — приказал офицер.
В полумраке лестничной клетки снова завязался бой. Снизу непрерывно били автоматные очереди, сверху летели гранаты. Наши сменили позицию и организовали оборону третьего этажа.
Внезапно перестрелка смолкла. Вокруг шел бой, рвались снаряды, свистели пули, а в желтом доме царила такая тишина, что был слышен каждый шаг и поскрипывание пола. В прямоугольнике света, падающего через окно, показалась спина пятящегося Зубрыка.
— Пан Стасько, — простонал он, — если что... сделайте одолжение...
— Обязательно, — вежливо согласился сержант. Он перебросил пистолет в левую руку, машинально вынул несколько томов, посмотрел переплеты. Маленькую книжечку со схемами и рисунками спрятал в карман и, заметив Коса, отступил, как вор, пойманный на месте преступления.
Янек подошел к окну, осторожно выглянул и приказал Шарику:
— Вперед!
Собака принюхивалась, но с места не двигалась, видимо боясь высоты.
— К машине! Вперед! — решительно повторил Янек и легко подтолкнул собаку.
Овчарка наконец решилась, выпрыгнула через окно и угодила на небольшой козырек крыши, нависший над лестничной клеткой. Оттуда она соскочила на улицу и исчезла в темноте, прошиваемой очередями трассирующих пуль.
Немцы, находящиеся в доме, закончили, видимо, подготовку к атаке, ударили сразу из всех стволов.
— Янек! — позвал Вихура.
— Я тут! — ответил Кос, стреляя по бежавшему вверх эсэсовцу.
Некоторое время обороняли третий этаж, но противник подтягивал Подкрепление, а наша пехота, хотя и находилась на противоположной стороне улицы, оказать существенную поддержку не могла. Эсэсовцы фаустпатронами развалили перекрытие, поднялись по сваленным в пирамиду столам и шкафам и атакой с флангов заставили танкистов оставить позицию у лестничной клетки.
Бой не прекращался ни на минуту. Все короче, экономнее били очереди поляков, все более длинными становились они у немцев.
Небольшая группа наших, отступая, забиралась все выше и теперь оказалась на чердаке. Чтобы хоть на минуту задержать преследователей, израсходовали все гранаты. Через узкое отверстие один за другим выползали на плоскую крышу. Брезжил ранний рассвет. Их было семеро — хорунжий Зубрык, Вихура, оба Шавелло, Стасько, Кос и Лажевский.
— Плохо, что гранаты кончились, — покачал головой Константин. — Говорил тебе, Юзек, бери больше.
— У меня семь было, — оправдывался племянник.
Сержант, ворча, подполз к лазу и, использовав минутную передышку, дал длинную автоматную очередь.
— Живем, ребята! — крикнул Лажевский, выбегая из-за трубы со связками трофейных гранат. Он держал их за рукоятки, как картофель за ботву, и торопливо рассказывал: — Гады, оборудовали тут командный пункт.
Небрежным движением одну за другой он бросал их в темный лаз. Загрохотали взрывы, повторяемые эхом бетонной лестничной клетки. Снизу донеслись крики и стоны.
Подхорунжий направился за следующей порцией.
— Не сиди, Юзек, когда старшие работают, — бросил Шавелло.
— Магнето! — крикнул Янек, заглядывая с крыши вниз.
Подхорунжий лег рядом, и с минуту оба молча наблюдали: из подземных помещений станции появлялись все новые и новые подразделения; отсюда были хорошо видны вкопанные в землю «тигры», густая сеть соединительных рвов, противопехотные заграждения.
— Ясно, — сказал Лажевский и придержал за руку Коса, который готовил снайперскую винтовку. — Подожгут с чердака. Они в Варшаве научились такие крепости брать.
В начале атаки Огонек вместе со всеми вела огонь из автомата. Обнаруживала вспышки фашистских пулеметов и автоматов и била по ним короткими, прицельными очередями. Потом появились двое раненых. Она наложила им повязки и от них узнала о том, что атака захлебнулась.
— Твердый орешек, — сетовал старый усатый солдат. — Здесь нужны зубы покрепче.
С тревогой смотрела она на желтый дом, который снова захватили гитлеровцы. Выдержка окончательно изменила ей, когда собака вернулась одна. Огонек села в проломе стены рядом с танком, автомат положила на колени и, вместо того чтобы охранять танк, расплакалась, обняв левой рукой голову Шарика. Собака скулила, старалась утешить, лизала ей ладони шершавым розовым языком.
«Рыжий» вел огонь из пушки. Через приоткрытый люк Черешняк, выбрасывая еще дымящиеся гильзы, заметил девушку.
— Ты что плачешь?
— Шарик вернулся, а они остались.
— И правильно сделали, что'отпустили собаку! — крикнул Густлик. — Потому что она для действий на лестничных клетках непригодна. Смотри, чтобы нам никто работать не мешал.
Оба скрылись в башне, грохнула пушка, и снаряд, пролетев через отверстие в стене, глухо разорвался внутри дома.
На верхнем этаже вдруг засветились окна, огонь не затухал, а становился все ярче и наконец веселыми языками перебросился на стену и принялся лизать выщербленную пулями штукатурку, добрался до водосточной трубы и карниза.
— Густлик, Густлик! — выкрикнула Маруся.
— Ну?
— Это от снаряда?
— Нет, не от снаряда. Немцы подожгли.
Когда Лажевский сказал, что эсэсовцы штурмовать не будут, а подожгут с чердака, Коса зазнобило. Может, утренний ветер забрался под обмундирование и пробежал по вспотевшей спине, а может, страх заговорил. Некоторое время он лежал, ничего не слыша и ни о чем не думая. А о чем, собственно, можно думать в безвыходном положении? Он пришел в себя, когда подхорунжий положил ему на плечо руку:
