Борис Бурлак - Левый фланг
И когда начало светать, на новом НП, выбранном наспех у переправы, была получена по радио, тоже открытым текстом, благодарность Шкодуновича за взятый населенный пункт. Комдив крепко пожал руку Строеву, делясь с ним поровну этой радостью.
— Мне лучше сейчас отправиться туда, посмотреть, как они там будут разворачиваться на север, — сказал Строев.
— Пожалуй, — охотно согласился Бойченко. Он был доволен, что Строев сам вызвался идти в полк. Вместе им было тесно в таких случаях: комдив не раз ловил себя на том, что слишком часто советуется с замом, как стажер какой-нибудь во время полевого учения. Теперь он обойдется и без него, тем более, что дивизия с лихвой выполнила ближайшую задачу. И Строеву тоже было свободнее в полку, где он мог действовать вполне самостоятельно.
Противотанковый дивизион уже получил приказ сменить огневую позицию, когда в первой батарее шальным снарядом разбило орудие Тишина. Сам Микола только случайно остался невредимым, — он в это время побежал навстречу виллису, который готовился взять пушку на прицеп. Но были ранены заряжающий Тимченко и помкомвзвода старшина Нефедов. Ранение Тимченко оказалось легким, и он был доволен, что пострадала именно правая рука, а не левая, без которой заряжающий не заряжающий. А вот старшине не повезло: осколок угодил ему в живот.
Тишин бросился к Нефедову.
— Постой, Коля, дай перевести дух, — мягко и тихо сказал помкомвзвода.
Но Микола знал, что медлить в таких случаях никак нельзя, и, расстегнув ремень, откинул полы шинели, чтобы сделать перевязку.
— Не надо, — строже повторил Нефедов.
— Как это не надо? Ты что?
— Ни к чему. Я все равно умру… Возьмешь в моей сумке адрес, напишешь домой, жене. Все опиши подробно, не поленись, браток…
— Да что ты, в самом деле?!. — Микола вовсе растерялся, глядя на этого сухого, жилистого человека средних лет, раскинувшего руки на черной проталине около разбитого орудия.
— Ты уж не береги зла, Коля, не надо. Характер у меня дурной, всю жизнь маюсь со своим характером…
— Какое еще зло, опомнись!
Подошел командир дивизиона капитан Абрамов. Подбежала санинструктор Клава. Она осмотрела старшину, горестно покачала головой и распрямилась.
— Нужна срочная операция, — полушепотом сказала она капитану.
Командир дивизиона поискал глазами среди солдат, кого бы послать с Нефедовым, и остановил взгляд на Миколе.
— Сержант, отправляйтесь в медсанбат!
— А как орудие?..
— Все равно оно вышло из строя. Ну, живо! Сдадите там старшину прямо хирургу и обратно.
Нефедова положили на заднее сиденье виллиса. Микола пристроился на коленях рядом с ним, чтобы поддерживать его в дороге, и машина тронулась по разъезженному, в раскатах, венгерскому проселку.
Старшина начинал бредить. Он бессвязно говорил о каких-то буренках, на которых удирают немцы, громко здоровался с какими-то женщинами. «О чем это он?» — подумал Тишин. И вдруг вспомнил, как в такие же мартовские дни прошлого года они преследовали немцев, отступавших к Днестру. Немецкие танкисты побросали тогда свои машины в непролазном месиве и действительно на коровах пытались увезти награбленные вещи. Едва пехота освобождала новое село, как из окрестных балок появлялись женщины с веревками в руках, они протяжно звали, разыскивали своих кормильцев. Эти забытые картины и проходили, наверное, сейчас перед глазами старшины.
Виллис затормозил. На дороге стоял полковник в заляпанной грязью плащ-накидке и двое автоматчиков в шинелях, с подоткнутыми за ремни мокрыми полами. Тишин объяснил, куда и зачем следует.
— А где ваш дивизион? — спросил полковник.
Тишин объяснил, что батареи истребительного противотанкового дивизиона снялись с огневых позиций и готовятся форсировать речку в районе господского двора Майк.
— Вы что, сержант, любому встречному так подробно растолковываете обстановку?
— Я вас знаю, товарищ полковник, вы — заместитель командира дивизии.
Строев утвердительно качнул головой и посторонился.
— Там найдете майора Чеканову. Передадите ей, что я просил ее лично принять вашего помкомвзвода.
— Спасибо, товарищ полковник.
И виллис упрямо пополз дальше. И опять стоны Нефедова на рытвинах, все более короткие обрывки его бреда, мучительный отсчет расстояния до медсанбата. Встречные солдаты обходили машину стороной, даже водители встречных грузовиков уступали середину проселка, догадываясь, что с передовой везут тяжело раненного человека. Тишин впервые за полтора года ехал в тыл в самый разгар наступления и чувствовал себя трижды неловко перед этими бойцами, что шли по колено в грязи туда, на запад. Лишь бы доставить Нефедова живым, только бы не скончался он в пути.
А старшина все бредил, бредил. Старшина просил прощения у жены за то, что побил ее однажды, когда она вступилась за меньшого сына, он и к сыну обращался с тем же покаянным словом…
— Нельзя ли побыстрее, — сказал Тишин водителю.
Тот прибавил ход, но машина угодила в глубокую рытвину, залитую водой, и чуть не перевернулась. Шофер выругался, немедленно сбросил газ.
Так и ехали они по фронтовому, размешанному проселку до самого восхода солнца. Оно внезапно ударило в глаза, когда виллис, наконец-то, вытянул на гребень лесистого увала. Все вокруг заиграло утренними красками, оживилось, и на деревьях, пробуя голос, затрещали беззаботные сороки. Весь мир в одну минуту преобразился под весенним солнцем. Луч его упал на серое, землистое лицо Нефедова, который лежал теперь молча. «Неужели умер?» — испугался Тишин. Он с немым укором оглядел все это сверкающее небо Венгрии и отвернулся и от неба, и от старшины, чтобы только собраться с силами.
Дунай опять стал главной осью наступления, вокруг которой, все больше набирая ход, раскручивался огромный маховик Второго и Третьего Украинских фронтов.
Дивизия Бойченко находилась ближе всех к дунайской оси, где скорость не так сильно ощущалась, как на удаленных от центра полудужьях, но тем не менее и эта дивизия считалась не последней спицей в колеснице. Преодолевая контратаки немцев, она упрямо наступала в общем направлении на город Комаром.
Тут всюду были разбросаны мелкие помещичьи имения, которые значились на картах как господские дворы. И каждый такой двор брали с боем, как опорный пункт старого мира. Штаб дивизии кочевал со двора на двор, стараясь не отстать от своей пехоты. Начальник штаба высылал вперед группу офицеров — операторов, разведчиков, связистов, а потом, в сумерки, выезжал и сам со всем остальным х о з я й с т в о м — отделением кадров, писарями, комендантским взводом и хозчастью. Внешне это выглядело разумно, по уставу, но кто же не знал, что Некипелов давно неравнодушен к сумеркам, когда кончается рабочий день немецкой авиации и можно без опаски, чинно и спокойно переехать на новый постоялый, то бишь господский двор. А немцы в те дни активничали вовсю, летали большими косяками с утра до вечера. Противник еще надеялся, что его в е р т и к а л ь н а я стратегия задержит наступающие армии на дальних подступах к Вене, и стягивал на юг последние резервы «люфтваффе».
Погода, как нарочно, стояла великолепная: ни облачка над всей Западной Венгрией. Вот и сегодня «юнкерсы» очень рано, с самого рассвета, повисли над окрестными дорогами. То здесь, то там гремели бомбовые удары. Весенний воздух, пряно пахнувший талой, сырой землей, широко плескался из стороны в сторону. Немцы вымещали зло на войсковых обозах, которые тянулись к фронту.
Некипелов вызвал к себе майора Зарицкого и распорядился немедленно выехать с первой группой на господский двор Паула, час назад освобожденный от противника.
— Слушаюсь, — привычно козырнул майор и вышел из бункера, где так удобно расположился Некипелов с офицерами связи.
Вера ждала его у машины.
— А ты куда? — спросил Зарицкий.
— С тобой, конечно.
— Нечего тебе там делать. Оставайся тут пока. Приедешь вечером со всеми.
— Не останусь.
— Вера!..
— Да пойми ты, на меня и без того косится начальник штаба.
— Ничего, переживет.
— Я не хочу никаких привилегий. Что я, кисейная барышня, что ли? Служба есть служба. Тем более, генерал может заинтересоваться этим ф р у к т о м, — она кивнула в сторону пленного фельдфебеля. — А кто будет переводить?
— Ах, Вера, Вера… — сказал Зарицкий, но все-таки уступил ее желанию быть вместе с ним в оперативной группе.
Через несколько минут они отправились вперед на двух машинах — новом трофейном «штейере» и старенькой А н т и л о п е г н у. Зарицкий сел рядом с шофером, а на заднем сиденье открытого «штейера» — вооруженный до зубов, с автоматом, Жора Акопян, щуплый белобрысый немчик и Вера Ивина.
— Аллюр три креста, — шепотом сказал Зарицкий водителю.
