Николай Бораненков - Тринадцатая рота
— Господин фельдфебель! Все теплые вещи, мной снятые с лейтенанта, как-то: чернобурка, куртка, валенки, перчатки, дамская блуза и шерстяной бюстгальтер, чем господин лейтенант изволили оберегать одно важное место, реквизированы согласно инструкции… — Карке заглянул в извлеченную из-за пазухи бумажку, согласно инструкции ноль семь тысяч триста пятьдесят восемь, где, в частности, сказано, что меха и шерстяные вещи разрешается носить только господам офицерам. А так как… а так как…
— Что "а так как"?! — взвыл от нетерпения фельдфебель.
— А так как она, то есть ваша чернобурка, — продолжал рапортовать Карке, была на шее рядового, то есть на моей шее, то ее тут же и сняли.
— Идиот! Уродина! Зачем же ты повесил ее на шею? Я же тебе строго приказал держать все в секрете, подальше все спрятать.
— Так точно, господин фельдфебель! Она у меня хранилась строго секретно в собственных штанах. Но сгубил все проклятый сыр.
— Какой сыр? Что ты мелешь?
— Именно сыр, господин фельдфебель. Тот самый сыр, который ели на похоронах разорванного на куски полковника. О, если б это был настоящий сыр! Я бы, господин фельдфебель, доставил вам в целости все вещицы. Но сыр попался дерьмо. Нас всех, евших, в тот же час понесло в кусты. И вот тут-то и грянула беда. Хвост чернобурки заметили, и не успел я встать, как на меня набросились трое.
— И ты добровольно отдал им такую роскошную чернобурку?
— Никак нет, господин фельдфебель. Зная, что вашей супруге так нужен меховой воротник, я оказал отчаянное сопротивление. Я, господин фельдфебель, дрался с именем фюрера на устах. Одному расквасил нос, другому выбил скулу, третьему отгрыз ухо. Но силы были неравны. Меня связали и доставили. И куда бы вы думали? В полевую комендатуру. Там был обыск. Все теплые вещицы лейтенанта Крахта забрали, а меня за сопротивление военному патрулю втолкнули на сутки в холодный карцер.
— Так тебе и надо, скотина! — выругался фельдфебель. — Пулю б тебе еще в затылок!
— Ошибаетесь, господин фельдфебель. Меня в тот же час лично выпустил сам комендант и сказал: "Ступайте, воюйте. Солдаты, сворачивающие носы и откусывающие уши, нам нужны. Это наша национальная гордость! Дарю вам на память эту инструкцию и прошу быть посмелее. Если вам попадется еще подобная чернобурка, соболь, норка или на худой конец рядовая рыжая лисица, заходите ко мне лично в землянку".
Фельдфебель отвернулся, вытер нос кулаком. Карке поспешил к нему:
— Я вижу, вы не верите мне, господин фельдфебель. Но вот же инструкция. И личная надпись господина военного коменданта на ней: "На память храброму солдату рейха Карке от военного коменданта". Да вы возьмите, прочтите, господин фельдфебель. Ах, что за прелесть эта инструкция! Какие патриотические чувства она рождает! Вы только послушайте, господин фельдфебель: "Оставшийся без теплых вещей и тепла животных! Не считай себя обреченным. У тебя есть шанс выжить и доблестно победить проклятые русские морозы. Для этого тебе надо только одно: думать о фюрере. Дума о фюрере — это высшее тепло. Она тебя отлично согреет".
— Ослиная голова! — прохрипел, глотая слезы, фельдфебель. — Не могу же я жене послать вместо воротника думу о фюрере или инструкцию?
Карке до слез стало жаль плачущего по чернобурке фельдфебеля, и он, набравшись смелости, обнял его:
— Не убивайтесь. Не всех еще офицеров утащила зондеркоманда. Будут еще и лисы и чернобурки… И плюс к этому, господин фельдфебель, я по дороге из отпуска кое-что придумал.
Фельдфебель зло отшвырнул руку Карке, лязгнул затвором автомата.
— Прочь! Марш, скотина!
Карке нырнул из блиндажа. Ему тоже хотелось реветь с досады, что командир отделения его не понял, не оценил его патриотического порыва и что сам он тоже пострадал — лишился обещанных перчаток, но вскоре он успокоился и, послав к дьяволу всех фельдфебелей рейха, усевшись на ступеньке траншеи, заиграл в губную гармошку и замурлыкал:
Бюстгальтер на ухо,Бюстгальтер на носИ вот разрешилсяС одеждой вопрос.А если надумалПогреться теплей,В навозную кучуЗалезь поскорей…
Роняя голову, посвистывая носом и губной гармошкой, "национальный герой Великой Германии" сперва стал посапывать, а вскоре и совсем захрапел.
Заря вздрагивала от всполохов артиллерийских залпов. Бесилась метель.
23. НОВАЯ ПРОБЛЕМА У ГЕНЕРАЛА ШПИЦА
Германским войскам на Центральном фронте было тяжко, но фюрер думал о них. Фюрер прислал им вагон петухов с французского насеста. Петухи были жаренные на сливочном масле и расточали такой щекочущий аромат, что генерал Шпиц не удержался от соблазна и собственноручно взломал ящик с надписью "Продукт для героев рейха".
Французский петух был удивительно смачен, и старик фон Шпиц, обгладывая ножку, подумал, что посылать такой деликатес окопникам, пожалуй, не стоит по двум причинам: во-первых, окопное быдло сыто и награбленным и, во-вторых, надо ли угощать это быдло курятиной, если оно не добилось под Москвой победы и кормит вшей черт знает где от Москвы.
Доводы складывались весьма утешительными, и генерал, подцепив вагон к хвосту эшелона с новыми калеками, отправил его в обратную дорогу — в Германию, фирме Вилли.
Все вышло превосходно. Французские петухи с новой биркой "куры с Восточного фронта" были проданы с, ходу. К двум миллионам марок, вырученным за сапоги с убитых, Шпиц-младший прибавил еще пятьсот пятьдесят пять тысяч марок. Но воистину говорится: не спеши хвалиться, что прытко везет кобылица. Она может и свалить.
Генерал Шпиц пренебрег этой мудростью древних предков и вскоре жестоко поплатился за это. Не успели берлинские обыватели доесть жареных кур "с Восточного фронта", как в штаб тыла четвертой армии поступила срочная телеграмма:
"Прославленная шестнадцатая армия генерал-полковника фон Буша, победоносно штурмуя непролазные новгородские болота, попала в районе Демянска в выгодное окружение, и героизм ее продолжается. В связи с этим фюрер приказал: ранее присланных вашей армии жареных петухов срочно переправить особо отличившимся героям рейха, сражающимся в окружении под Демянском, как личный подарок фюрера. Для вручения подарков фюрера снарядить делегацию, а вручение произвести торжественно по полкам и батальонам с привлечением оркестров и произношением вдохновляющих речей".
Генерал бросил на стол телеграмму и, обхватив седую голову руками, зашагал взад-вперед по кабинету.
— Речи, оркестры, трам-там барабаны… все это будет, но где взять жареных петухов? Проклятых петухов, чтоб они подохли? И надо же мне было пустить их в продажу! Еще полмиллиона марок захотелось положить в сейф. А теперь вот расхлебывайся, старый осел. Да и в главном интендантстве субчики хороши. Нет бы двинуть еще вагон с петухами: вези, генерал Шпиц, выручай увязшего в болоте фон Буша. Так нет же, ранее присланных им подавай. И кому? Жалким трусам, которые полгода топчутся на одном месте и не могут преодолеть какой-то злосчастный "Дунькин мох". О, я б их накормил курятиной! Однако же злись не злись, а проблему жареных петухов надо решать. И немедленно, пока не последовала новая грозная телеграмма, а за ней и вынюхивальщики гестапо.
Генерал решительным шагом подошел к столу, поднял телефонную трубку:
— Соедините меня с майором Сучке. Да, да, командиром карательного отряда. Это майор Сучке? Доложите мне, господин майор, сколько кур осталось у населения в районе действий нашей армии? Заодно и уток. Каких гусей? Вы их давно съели. На день рождения генералу не могли достать паршивого гусака. Сведения о курах давайте. Что? Кур тоже не осталось? Шакалы! Ихтиозавры! простонал генерал и бросил телефонную трубку.
Опустившись в кресло, фон Шпиц закрыл лицо руками. Ему почудилось, что перед ним стоит человек с короткими усиками и, потрясая кулаками, вопит: "Где тот вагон петухов, который я вам послал?! Куда вы его дели, генерал Шпиц?! Вы мошенник! Спекулянт! Я вас сгною, сдеру с вас лампасы и шкуру!"
— Будут, будут петухи, мой фюрер! — вскочил генерал и, вылетев в приемную, крикнул адъютантам: — Гуляйбабку ко мне! Достать хоть из-под земли. Срочно!
Доставать Гуляйбабку из-под земли всполошившимся адъютантам не пришлось. Он явился тот же час, как узнал о просьбе генерала, что весьма обрадовало последнего. Увидев Гуляйбабку, генерал обнял его, как старого приятеля, и подвел к столу, где уже стояли бутылка рома и ваза с яблоками.
— Садитесь. Садитесь, наш друг. Я вас так давно не видел! — говорил генерал, улыбаясь во весь рот и вертя плутоватыми глазами. — Вы, наш друг, совсем забыли старого генерала.
