Сергей Лойко - Аэропорт
Другая «легенда народного сопротивления Донбасса», в прошлом ростовский мойщик машин по кличке Ламборгини, погиб неделю спустя, когда давал очередное интервью двум сотрудникам «Первого канала» на развалинах Аэропорта. Прилетел нежданчик — мина 120 мм, и убила на месте всю троицу.
Кремль объявил в России трехдневный траур, по дню на каждого героя, и принял решение захоронить прах троих «мучеников» в кремлевской стене. Граждане ожидали это разрекламированное по телеку событие, как Парад Победы.
Московская Патриархия решила было начать процедуру причисления Ламборгини (в миру Глеба Живоглотова) к лику святых Русской православной церкви, но ушлый борзописец Орловский где‑то раскопал «фактики» о том, что без пяти минут святой имел в свое время две «ходки»: одну за попытку изнасилования малолетней, другую за грабеж.
Скандал поднялся нешуточный, но его быстро замяли, как и историю с исчезающими часами. В результате было принято компромиссное решение: к лику не причислять, а в стенке захоронить. Решили, что там и так упырей достаточно. Одним больше, одним меньше, сказал, по слухам, приватно ну очень большой начальник, чуть ли не Сам...
Тимур Орловский вскоре был зверски избит. Ему проломили железной трубой голову и перебили пальцы на правой руке. Нападавшие не знали, что он левша. Полиция преступников не нашла. «Хулиганы, по пьяной лавочке, — сказал следователю прокурор, закрывая папку очередного «висяка». — Пусть Бога своего благодарит, что голову не отрезали».
Садист-маньяк-романтик русского мира Дыркин сумел удивительным образом безопасно для жизни проехать через многочисленные блокпосты из осажденного Солегорска в Красный Камень. Говорят, при этом не обошлось без эпизода, в котором очень большие грязные деньги сменили одни ну очень грязные руки на другие.
Но даже для Москвы он оказался слишком «романтичным». Был отставлен, вернулся на родину, стал атаманом казачьих войск Бейжидовского административного округа в ранге генерал-полковника. Ездит с охраной на бронированном «Мерседесе», получает раз в месяц кремлевский паек. Основал организацию «Русский дух», раз в неделю обязательно выступает в самом популярном телешоу «Мертвый эфир». Ругает Путина за нерешительность, из‑за которой «просрали Донбасс».
Снайпер Сергей случайно поперхнулся чаем прямо на кухне и умер на месте. Несчастный случай. Не повезло.
Выставку фотографий Алексея Молчанова в киевском Украинском доме Ника подготовила сама, с некоторой помощью энтузиастов и волонтерских организаций. На флешке, которую оставил ей Алексей перед смертью, были тысячи фотографий последних дней КАПа. Друг Ники, Сергей Карцев, главный фотограф и редактор киевского бюро международного новостного агентства, сам редактировал для нее каждое фото и сам печатал их для выставки. В последнюю их встречу в госпитале Алексей перед смертью попросил Нику не отдавать фото ни в его газету, ни в какие другие, а «просто показать людям».
Карцев сказал Нике, что чуть не плакал, когда работал с этими, теперь уже историческими кадрами. Они вдвоем в конце концов отобрали сто двадцать фотографий, шестьдесят из которых были портретами.
Муж Ники, Степан, теперь уже Герой Украины и в ранге подполковника, проходил второй курс реабилитации в госпитале Министерства обороны. Он получил назначение на высокую должность в Генеральный штаб. Юрий Баркасов, популярный украинский блогер и эксперт номер один в военных делах, назвал это назначение историческим и предрек Степану блестящее армейское будущее.
Сын Алексея Арсений, который прилетел из Техаса на церемонию кремации в Киев, на выставку не остался. Бизнесмен. Много работы. Кризис, и все такое.
Ника вспомнила, как чуть не бросилась ему на шею, когда он вошел в зал прощаний в крематории. Высокий, красивый, молодой и такой... знакомый.
— Как ты... Простите, как вы... — запнулась она, не зная, как это сказать.
— Похож на отца?
— Да, именно. Удивительно похожи.
— Вы были знакомы с моим отцом? — Арсений улыбнулся ей такой знакомой улыбкой, с такими знакомыми ямочками у рта.
— Да... Он спас мне жизнь. Два раза.
— Это его любимое занятие — спасать мир, — улыбка сошла с лица Арсения. — Вам повезло. Свою жену, мою маму, он не смог спасти. Ни разу...
Арсений летел бизнес-классом до Хьюстона, не выпуская из рук урну с прахом отца.
— Пап, помнишь, как ты вез меня ребенком в Америку в первый раз? — прошептал сын, прижимая урну к груди. — Как мы надолго потом расстались. А вот теперь я везу тебя. Домой, в Америку. Навсегда.
Он не притронулся к роскошной, даже по меркам бизнес-класса, еде, только выпил свой дежурный Jameson со льдом. Так и заснул — с урной в руках.
Хоронили отца и дедушку всей маленькой семьей. Еще пришел его друг и коллега по рыбалке Рэнди. Когда в могилу опустили прах, дети — пятилетняя Зоя и трехлетний Макс — опустили туда старинный серебряный кувшинчик с черненной арабской вязью. Они положили в него несколько «золотых» монет из того пиратского клада, который нашли вместе с дедушкой в прошлый его приезд в их лесу. Дедушке, которого они называли Деда, «первое время в раю могут понадобиться золотые», — сказала Зоя, а Макс согласно закивал головой.
Джейн подошла к ним, присела, обняла детей, потом поднялась, обняла мужа. Она любила и Ксюшу и Алексея, как родных родителей, и искренне и беззвучно плакала.
Вскоре на могильном камне под именем Алексея появилась вторая дата — 22 января 2015 года. Ксюша умерла 22 июня 2014 года. Они жили недолго, но счастливо и умерли почти в один день...
А между тем Украинский дом вдруг опустел. У дверей появились крепкие ребята в штатском, и в зал решительной походкой вошел высокий, статный, седоватый человек средних лет, в строгом, хорошо сидевшем на нем сером костюме, без галстука. Он стал медленно обходить выставку, останавливаясь у каждого портрета, у каждой военной фотографии.
За ним следовали помощник, две журналистки без камер и начальник охраны. Никто не нарушал мертвую тишину в зале. Даже Нике пришлось ожидать снаружи.
Седеющий красивый человек не был царем горы, он не был королем быдла, хотя некоторые, за спиной, называли его шоколадным королем. Сам он, испробовавший кучу профессий, высокие государственные посты, с нуля создавший свою мини-бизнес-империю, в своей прошлой жизни называл себя просто бизнесменом. Как любит говорить его vis‑a‑vis, тот самый Царь горы МБЧ, «скромность устрашает». Однако скромность Президента никого не устрашала, особенно тот вольный народ, который честно его избрал.
Он не был человеком войны. Он не хотел воевать. Он не знал, как это делать. Даже для мирной жизни у страны не было достаточно денег, а ей приходилось вести кровавую войну, никому не нужную ни в Украине, ни в России, кроме одного-единственного Маленького Большого Человека, который и сам толком не мог объяснить даже самому себе, зачем...
Президент с печальными усталыми глазами в красных прожилках медленно шел от портрета к портрету, склоняя время от времени голову, словно отдавая поклоны.
Вот он остановился у последнего портрета. В Аэропорту, на уцелевшей части одной стены, оставался большой кусок потрескавшегося зеркала с расходящимися паутиной кольцами от пулевых отверстий. Лицо грустного и усталого пожилого человека в каске, который смотрел на себя в зеркало, было не в фокусе. Он сделал этот автопортрет от бедра, и фокус пришелся на трещины на переднем плане.
— Шестьдесят первый, — вслух сказал Президент, словно все это время считал про себя количество фотографий киборгов на стенах.
— Простите, господин Президент, на самом деле киборгов на этих фото всего шестьдесят, — мягко поправил своего шефа помощник, стоя за его спиной. — Это не киборг. Это сам фотограф.
Президент повернулся к нему. В его глазах впервые появилась какая‑то эмоция, кроме печали и скорби.
— Я знаю, кто это, - сказал он в лицо помощнику. — Это вы не киборг. А их здесь шестьдесят один. Так и запишите.
Две журналистки усердно стали записывать за ним в свои блокноты.
На выходе у дверей Президент остановился, повернулся в пустой зал и тихо сказал, словно отвечал на чей‑то вопрос:
— Это бетон не выдержал...
— Простите, что? — переспросил помощник, пока журналистки переглядывались между собой с немым вопросом.
— Ничего, — ответил Президент и вышел из зала. — Ще не вмерла...
Потом тысячи людей проходили за день через выставочный зал. Женщины рыдали, некоторые мужчины тоже не могли сдержать слез. Посреди зала, как на похоронах, вырос огромный холм из цветов. Очередь на улице растянулась через площадь до гостиницы «Днiпро».
В конце дня, когда последние посетители разошлись и пожилая женщина в синем халате начала призывно звенеть связкой ключей, Ника, в строгом черном платье, с волосами, просто убранными назад, подошла к автопортрету в зеркале. Она держала руку чуть ниже груди, под сердцем, там, где уже шевелился сын Степана.
