Rein Oberst - Чужой для всех. Книга вторая
— Не сомневаюсь, господин майор, — Франц сдержано улыбнулся. — У вас хватка железная. Нервы, правда, немного шалят, но спали в дороге вы хорошо. А цель ваша следующая, — Франц придвинулся ближе к майору. — Будете мне помогать отбирать среди узников командный состав Красной Армии. Из них мы организуем штрафные батальоны.
— Что? Штрафбаты? Зачем? — Киселев поперхнулся, закашлялся. — Вы думаете, русские командиры пойдут воевать против русских? — он сплюнул, горячась, и выбросил окурок. Его изумила цель посещения лагеря смерти.
— А почему бы и нет? Русская освободительная армия Власова в своем составе насчитывает более ста двадцати тысяч военнослужащих. Ее силы используются на различных фронтовых участках. Воюет армия неплохо. Дерется ожесточенно.
— Тот, кто хотел, уже давно перешел на сторону врага, господин подполковник. На дворе ноябрь 44 года. Советская Армия на пороге Германии, — жестко отреагировал на реплику немца Киселев. — А с «власовцами», — глаза офицера Смерш загорелись недобрым блеском, — у нас будет отдельный разговор. Я буду слабым помощников в вашем деле.
— Не волнуйтесь, господин майор, — спокойно отозвался Ольбрихт на нервозность русского разведчика. — Основная работа уже проведена. Списки составлены, люди отобраны. Всего — четыреста командиров РККА разного ранга. Из них мы отберем костяк, кто будет командовать подразделениями. Кроме того эти штрафбаты не будут участвовать в боевых действиях протии Красной Армии. Это я вам гарантирую. Они нам понадобятся для других целей.
— Что еще за цели? — Киселев подозрительно посмотрел на Ольбрихта.
— Разговор об этом будет позже, господин майор. Предписание вы получили. Приказом Генштаба Сухопутных Сил Вермахта вы назначены офицером оперативно-мобилизационного Управления. Сейчас подчинены мне. Так что не артачьтесь. Выполняйте свои обязанности. И больше молчите, доверьтесь моей интуиции. Недаром ко мне приходят видения. Главное в лагере не сорвитесь. Я видел, как вы сжали кулаки и выбросили с остервенением окурок. То, что мы уже увидели и еще увидим — это действительно страшно и омерзительно. Но надо терпеть. Я вас убедил?
— Хорошо, — недовольно ответил русский разведчик. — Посмотрим, что из этого выйдет.
* * *Когда последние узники прошли через ворота и путь в лагерь был свободен, к Ольбрихту устремился дежурный по комендатуре. Представившись и извинившись за задержку, офицер пригласил гостей в штаб.
— Мы получили из Главного административно-хозяйственного управления из группы «Д» телеграмму о вашем приезде, также был звонок из Генштаба. Списки подготовлены. Проблем с отбором заключенных русских у вас не будет, — словоохотливый дежурный на ходу докладывал Ольбрихту о ситуации связанной с его приездом. — Пожалуйста, заходите, — он открыл перед Ольбрихт тяжелую кованую калитку ворот. Тот остановился, пальцем указал на надпись: — Кто это придумал?
У молодого дежурного офицера СС, воспитанника «гитлерюгенд» загорелись глаза. — Хорошая фраза, господин подполковник. Каждому воздается по его заслугам. Это справедливо.
— Значит все, кто содержатся у вас под стражей, заслужили такой участи?
— Я не думал над этим вопросом. Но раз они здесь — значит так надо, — с наивной легкостью парировал офицер. Затем он вытянулся и заученными когда-то лозунгами ответил: — Мы, немцы, вершители судеб мира. Наш фюрер ведет нас к победе. Он освободил нас от такой химеры как совесть. Кто здесь находится, за что, я не должен думать и осуждать. Проходите вперед, господин подполковник. Комендант лагеря оберфюрер СС Герман Пистер вас ждет.
— Хороший ответ, лейтенант. Вы далеко пойдете по служебной карьере.
— Хайль, Гитлер! — звонко выкрикнул молодой немец, вскинув руку и щелкнул каблуками, вытягиваясь во фрунт. На его лице сияла улыбка от похвалы.
— Хайль. — Тихо, без эмоций ответили офицеры и вошли через калитку во внутрь лагеря. Пройдя комнату дежурного по комендатуре, и поднявшись на второй этаж они очутились в приемном бюро коменданта, вошли в его просторный кабинет. Сразу бросился в глаза огромный портрет фюрера, висевший на стене сзади рабочего стола Пистера. Офицеры вскинули руки в официальном приветствии члена нацистской партии. Оберфюрер СС (звание между полковником и генералом) небрежно поднял руку и встал из-за стола. Глаза цепкие, настороженные. Лицо опухшее, с глубокими морщинами, но чисто выбритое. Волосы редкие, зачесаны назад. Серая форма слегка помята, на черных петлицах два дубовых листа, на погонах из серебряного жгута две четырехлучевые звездочки полковника. На столе лежала фуражка офицера СС с немецким орлом, державшим свастику и черепом по центру околыша.
— Присаживайтесь, господа офицеры. Я вижу у вас серьезное дело ко мне, раз приехали из Берлина.
— Спасибо, оберфюрер. — Ольбрихт снял перчатки, фуражку, положил их на стол. Прошелся спокойно по кабинету, дав понять коменданту, что он здесь на равных, подошел к окну, которое выходило на огромный апельплатц. Вновь прибывшие заключенные стояли на плацу в тревожном ожидании своей участи. Вдали виднелись бараки. Много бараков: однотипных, деревянных, холодных, с огромной скученностью узников в них. Вокруг лагеря проволочное заграждение. Часовые в стационарных вышках. Наряды с собаками по внешнему периметру. По-прежнему из трубы крематория валил черный смрадный дым.
— Жалкое зрелище представляют прибывшие заключенные, — отвернувшись от окна, произнес Франц. — Я надеюсь, господин оберфюрер, вы нам отобрали не таких доходяг.
— Эта партия прибыла из Латвии из лагерей Кайзервальда и Дондангена. Состояние заключенных удручающее, — ответил Пистер. — У нас содержание хорошее, более чем достаточное по нормам для жизни и работы. Многие промышленники из Веймара жаждут наши трудовые резервы. Стоят в очереди. Но лучшие экземпляры идут для военной промышленности в наш филиал в Миттельбау — Дора.
— Тогда я спокоен, господин оберфбюрер, — Франц присел на стул рядом с майором Шлинк. — Думаю, мы не станем виновниками перебоев работы объекта, отобрав у вас несколько сотен заключенных и оружие возмездия будет выпускаться усиленными темпами. Не так ли, господин оберфюрер?
Франц внимательно посмотрел в глаза коменданта. Тот вздрогнул, облизал пересохшие губы. Оберфюрер понял, что подполковник не пешка Генштаба, коль знает о сверхсекретном заводе по выпуску ракет ФАУ.
— А почему именно русские военнопленные, притом офицерский состав? Можно узнать у вас, господин подполковник? — Комендант уклонился от дальнейшего разговора по объекту «Дора».
— Хочу понять таинственную русскую душу, господин оберфюрер.
Майор Шлинк вскинул брови, но промолчал. Он воспользовался советом Франца: «Говорить тогда, когда спрашивают», — и пока не произнес в кабинете ни одного слова, но внимательно слушал разговор старших офицеров.
— Вам не кажется, господин оберфюрер, что именно загадочная русская душа лежит в основе побед русских? — Франц продолжил разговор, перед этим подмигнув Киселеву, мол, молодец, что молчишь, не встреваешь в разговор. — Русские выживают в экстремальных боевых условиях. Почему? Не французы, не англичане, не американцы, не наши солдаты, хотя они лучшие в мире, а русские. Что ими движет, когда они бросаются под танки, на доты, идут на таран? До последнего солдата не сдают своих позиций, защищая руины. Если мы постигнем этот феномен, то с нашим оружием, с нашей выучкой и дисциплиной мы будем непобедимы.
— Вот зачем вам столько русских! — с удивлением воскликнул повеселевший комендант. — Вот зачем вы приехали! А я подумал, вы приехали с проверкой по линии Красного Креста, под видом отбора заключенных.
— Ну что вы, оберфюрер. Неужели мы похожи на санитаров?
— Да нет, не похожи, — успокоился комендант. — Что касается русской души, то замечу сразу. Эта тайна за семью печатями, господин Ольбрихт. За все время существования лагеря Бухенвальд мы не допустили ни одного побега. Но попытки были. И бегут в основном русские. Откуда они берут силы, трудно понять. Но мы их ловим. Недавно произошла новая попытка. Закопался, мерзавец, среди костей. Их вывозили в Веймар, для утилизации и изготовления клея для деревообрабатывающей фабрики. Но стал задыхаться и полез наружу. Тут его и взяли полудохлого. Сам — одни кости, да кожа, но какова сила духа!
— Интересные вещи вы рассказываете, господин оберфюрер, — глаза Франца приобрели стальной блеск. Шлинк сжал под столом кулаки. — Где сейчас этот русский?
— Сидит в бетонном карцере «Бункера» в камере 1, здесь рядом, проводит последние часы жизни. Завтра пустим его в расход. Если вам интересно, то покажем, как мы это делаем. Есть у нас специальная камера для расстрела. Уникальное изобретение, скажу вам. — Пистер заулыбался, было видно, что он получал удовольствие рассказывать новым слушателям о тонкостях лагерной жизни. — Камера находится в одном из помещений, создающих видимость врачебных кабинетов, — с напором заговорил он. — Заключённые заходят по одному. В боковом помещении встают под ростомер. Через щель сотрудник стреляет им в затылок. Этот механизм ликвидации евреев обслуживает специальная команда СС, которая находится всегда в постоянной готовности. Очень удобная штучка. Нет необходимости смотреть в глаза жертве. Подошел, встал под ростомер. Пух…, уноси покойничка, — комендант цинично засмеялся. Достал носовой платок и смахнул со лба пот и вытер набежавшую слюну. — Производительность команды — до 400 трупов за ночь для сожжения, — добавил восторженно он и весело посмотрел на гостей. — Но этого сейчас недостаточно. Без газовых камер мы не справились бы. Заключенных везут со всей Европы. Каждый день прибывают новые партии. Враг наступает. А требование одно — никто не должен остаться в живых. Выполняем свои карательные функции строго по приказу из Берлина.
