Богдан Сушинский - Гибель адмирала Канариса

— Но ведь по вашему же приказу, Мюллер, — повысил голос Гитлер.

— Так было решено на первом этапе его ареста, — уклончиво объяснил шеф гестапо, не решаясь ссылаться ни на Кальтенбруннера, ни тем более на Гиммлера. К тому же он хорошо помнил, что на самом деле ссылка эта была согласована с самим фюрером.

— А ведь ясно, что дело адмирала-изменника давно пора передавать в суд.

— Сейчас же прикажу доставить адмирала во внутреннюю тюрьму гестапо и усиленно допросить.

Произнеся это, Мюллер затаился, ожидая реакции фюрера. Тот вновь натужно посопел в трубку, как суслик, высунувшийся из норки после зимней спячки, и едва слышно произнес:

— Только лично проследите, чтобы Канарис обязательно дожил до приговора суда.

26

В течение трех предыдущих допросов Кренц вел себя подчеркнуто вежливо, и хотя вопросы его становились все более конкретными и настойчивыми, однако адмиралу пока еще казалось, что задавал их следователь с какой-то благодушной ленцой. Зато слушателем он представал идеальным. Его интересовало решительно все: и как Канарис лично спасал президента Мексики генерала Гуэрта, когда повстанцы свергли его и как после побега из лагеря интернированных германских моряков, располагавшемся на чилийском острове Квириквина, он оказался в семье германского поселенца в Аргентине фон Бюлова.

Его во всех подробностях интересовало, какую именно бумагу подписывал беглый германский офицер Канарис, получая у некоего местного английского агента фальшивый паспорт на имя чилийского гражданина Рида Розаса, с которым он нанялся на шедший в Европу теплоход «Фризия». Кто свел его с этим человеком и с какими просьбами обращался к нему «даритель паспорта». А еще Кренц долго и придирчиво выяснял, каким образом во время этого рейса ему удавалось успешно пройти тщательную проверку английских чиновников в Плимуте и нидерландских — в Роттердаме. И что способствовало его назначению в 1916 году на должность помощника германского военного атташе корветтен-капитана фон Крона в Испании…

С одной стороны, Канариса поражало, какими подробностями его сумбурной биографии оберштурмбаннфюрер уже владеет, с другой — удивляло, с каким интересом следователь выслушивает его повествования по поводу каждого отдельного события.

— Мое руководство, — молвил Кренц после того, как, более чем скромно отобедав в своей тюремной «келье», адмирал вновь вернулся в следственную камеру, — интересуют некоторые моменты сотрудничества возглавляемого вами абвера с гестапо. В частности, причину появления на свет навязанного вами в свое время Мюллеру документа, получившего название «Десять заповедей».

— Вашему руководству прекрасно известен смысл этого документа, — неохотно проворчал адмирал.[60]

— Естественно. Неизвестно только, почему вы так упорно сопротивлялись сотрудничеству с гестапо.

— Вы, Кренц, то ли вообще в глаза не видели «Десять заповедей», то ли очень невнимательно ознакомились с его положениями. Иначе вы знали бы, что этот меморандум как раз и определял формы сотрудничества между абвером, службой безопасности СС, то есть СД, и гестапо. Но только на равноправной основе. Да, мы обязаны были делиться разведывательной информацией, сообща разрабатывать и осуществлять отдельные операции, в каких-то случаях совместно использовать нашу агентуру. Но все эти формы взаимодействия необходимо было налаживать на равноправной основе. Коль уж в государстве образовалось несколько разведок и несколько центров борьбы с иностранной агентурой, следовало выработать правила игры в интересах каждого из этих ведомств. Поэтому мне не понятны претензии вашего руководства, да к тому же слишком запоздалые.

Следователь выслушал его объяснения с нескрываемой тоской на лице.

— Но ведь вы так и не позволили агентуре гестапо работать в ваших структурах, адмирал. Где это видано, чтобы политическая полиция потеряла контроль над огромным ведомством, непосредственно связанным с работой многих сотен агентов за линией фронта и за рубежами рейха.

— А если бы вас, Кренц, назначили руководителем военной разведки, вы смирились бы с тем, чтобы за вами лично и всем руководством абвера шпионили десятки гестаповцев, отслеживая каждый ваш шаг, каждый контакт? А ведь, кроме всего прочего, появление подобных надзирателей от гестапо еще и противоречит законам конспирации. И вообще, гестаповцам и служащим СД нечего было делать в абвере, где всегда существовала внутренняя служба безопасности, занимающаяся выявлением двойных агентов и засланной вражеской агентуры. В частности, среди той части агентов, которая была набрана из числа военнопленных и перебежчиков.

Кренц закурил и долго массировал правую щеку, которая, после партизанской контузии где-то в Украине, время от времени немела.

— Лично я способен понять вас, адмирал, — заговорил он после затянувшейся паузы, — но судья вряд ли упустит возможность узреть в этом противодействие гестапо, что само по себе уже является покушением на нерушимые устои рейха, как любят выражаться в Народном суде.

Канарис промолчал, однако про себя отметил, что это первый случай, когда следователь проявил хоть какое-то понимание его действий и даже готов был оправдать их, пусть даже с оглядкой на судей.

— Но вы хоть понимали, что, выступая против главенства СД, наживаете себе врага в лице тогдашнего шефа Главного управления имперской безопасности Гейдриха? — скользнула по губам Кренца покровительственная ухмылка.

— Врага в лице Гейдриха я нажил себе еще в те времена, когда решился выступить в качестве свидетеля на суде чести, устроенном офицерами боевого корабля над этим человеком.

— Суд над Гейдрихом?! — оживился Кренц. — Так-так, любопытно. И в чем же заключалась его вина?

— В том, что он подделал доказательства своего арийского происхождения.

— Хотите сказать, что Гейдрих не был арийцем?

— А как может быть арийцем человек, мать которого была еврейкой? Пусть даже и не чистокровной.

— И такой человек впоследствии возглавил Главное управление имперской безопасности?! — вырвалось у Кренца.

В ответ адмирал лишь грустно улыбнулся: «Если бы это касалось только Гейдриха!»

— Признайтесь, Кренц, что значительная часть компромата, которую вы сейчас прорабатываете во время моих допросов, взята из досье, сочиненного на меня именно им, Райнхардом Гейдрихом?

— И теперь мне понятно, почему оно выглядит столь обильным и желчным. И почему так воинственно настроен против вас, адмирал, его преемник, обергруппенфюрер Кальтенбруннер. Однако есть в этом досье, — постучал он указательным пальцем по папке дела, — и такие факты, оценка которых не поддается влиянию ваших внутренних врагов и недоброжелателей.

— Например? — с вызовом спросил Канарис.

— Крайне неэффективная деятельность абвера в России, когда из-за халатности вашей агентуры вермахт не получил сведений о передислокации советских войск под Сталинградом.

— Нам вообще не следовало ввязываться в битву за Сталинград, а если уж ввязались, то следовало прекратить натиск на Кавказ и в районе Каспийского моря. Нельзя было распылять дивизии вермахта, которых к тому времени и так уже катастрофически не хватало.

— Точно так же, — не стал полемизировать с ним Кренц, — вы скрыли от штаба вермахта и фюрера сведения о намечающихся высадках союзнических войск в Северной Африке, а затем в Италии.

— Какие у вас основания утверждать, что я скрыл их от верховного главнокомандования? — окрысился Канарис. — Сначала следует доказать, что я обладал ими.

— Этого и доказывать не нужно. Командование сухопутных сил не получило ваших агентурных данных — и этого достаточно.

— Этого совершенно недостаточно, оберштурмбаннфюрер. Если военная разведка не сумела получить сведений о каких-то операциях, то из этого следует только одно: плохо сработала агентура. Но слабая работа агентуры абвера — еще не доказательство того, что его руководитель — предатель. Тем более что англичанам удалось перевербовать нескольких агентов абвера, превратив их в каналы дезинформации.

— Агентов абвера в Великобритании не перевербовывали, адмирал. Это вы предательски сдали их британцам, дабы подтвердить свое сотрудничество с их разведкой. Точно так же вы использовали свою агентуру для того, чтобы выступить в роли посредника в переговорах между премьер-министром Италии маршалом Бадольо и англо-американцами. Это благодаря вам Бадольо сумел очень быстро, а главное, скрытно от фюрера, договориться о капитуляции Италии, в результате которой Германия потеряла своего стратегического союзника, действовавшего в Западной и Южной Европе, прикрывавшего там наши тылы.