С шевроном «Вагнер». Автобиографическая повесть - Габыч
На следующий день где-то в районе полудня в гости к Майорычу зашел Миша Пилипенко, мой однокурсник по театральной академии. Он был младше нас с Майорычем на пару лет, но ума за сорок лет так и не набрался. Он был одет в чёрные армейские штаны с карманами по бокам и чёрную армейскую футболку с надписью крупными жёлтыми буквами на спине «СПЕЦНАЗ».
– Габыч, здорово, – первым делом обратился он ко мне.
– Привет, Миша.
Я знал его очень давно, и также знал, что его метла может поспорить в тупости только с его мозгами.
– Ты воевал в «Вагнере»?
– Да.
– Я вообще, конечно, за нашу русскую армию, но мало знаю про «Вагнер».
– Это тебе решать.
– Говорят, там одни наёмники.
– И что с того?
– И мне один приятель сказал, что там ещё зэки воюют.
– И что с того?
– Ну, не знаю. Русский солдат и зэки. Как-то не складывается.
– У кого не складывается?
– Ну какой из зэков русский солдат? Это же смешно.
– Отличные ребята, нормально воюют. Что тебе смешно?
– Ну, Габыч. В самом деле…
Он скривил такое лицо, что про себя я подумал: «Может, ему сразу дать в табло?» Но вместо этого глотнул пива и продолжил слушать эту ахинею. Я в отпуске. И просто хочу провести его тихо и мирно. Без происшествий.
– Что в самом деле? Миша…
– Ну, понимаешь, какой из зэка русский солдат?
Я не стал с ним спорить и спрашивать, кто, допустим, по его мнению, первым зашёл в Берлин в сорок пятом. Вообще ничего не стал ему говорить на этот счёт. Зачем вступать в бессмысленную полемику с идиотом и автоматически опускаться на его уровень. У него же дома нет войны. У него всё в порядке. Война для него – это карты со стрелочками в Телеграм-каналах военкоров и ток-шоу Соловьёва, в котором все орут наперебой, как мы побеждаем и скоро дойдем до Польши, поражая при этом противника молниями из жопы. Так зачем этому человеку что-то там объяснять, доказывать? Он всё равно не поймет. Поэтому я очень тихо сказал:
– Миша, успокойся, проехали.
Он сразу угомонился. У меня всё-таки был уже другой статус в наших с ним отношениях. Мы уже давно не однокурсники в Театральной академии, и я только что вернулся сами понимаете откуда. Его это отрезвило. Дальше спорить он не стал.
Потом мы ещё немного поболтали про мои приключения. Я рассказал про штурм Николаевки, про то, как меня угораздило подорваться на лепестке. Про свои трофейные берцы, которые спасли мне ногу, и о многом другом, что происходило за ленточкой. Так слово за слово речь зашла про мобилизацию, и Миша опять отличился. Я ничего не спрашивал у него, и вообще мне было абсолютно по барабану, но он ни с того ни с сего вдруг встал и разразился тирадой, от которой мне стало просто смешно.
– Я ждал повестки, – говорил он, – ждал. И хотел пойти. Очень хотел пойти защищать свою Родину. Но потом от кинокомпании пришла бронь. И там мне сказали, что мамы бойцов должны смотреть любимые сериалы про войну. И так нервов много, и если ещё убьют кого-то из любимых артистов, например, меня, то тогда на гражданке будет совсем плохо. И вот я сдал свои документы, и мне сделали бронь. Я не шёл к этому. Как я сказал, на всё воля Божья. Придёт повестка, пойду. Не придёт, не пойду. Не буду никуда рваться. На всё воля Божья. У меня, по правде говоря, были серьёзные переживания по этому поводу. Я решил, куда направит меня течение, туда я и поплыву. Не буду грести против течения, не буду барахтаться. Не буду включать свой неразумный разум и патриотизм. Пускай всё будет, как воля Божья. Я дважды смотрел свой ящик, не пришла ли повестка. Серьёзно. И я знал, если повестка будет, то я готов пойти. Но судьба распорядилась иначе, и я сделал себе бронь.
Мы переглядывались с Майорычем во время этого выступления. Я, если честно, не знал, как на это всё реагировать. Поэтому допил пиво, ещё раз хорошенько дунул и сказал:
– Ладно, ребята, мне пора.
– Давай, друже, – сказал Майорыч.
– Пока, – протянул руку Миша.
Я попрощался с друзьями и поехал в аэропорт. Что поразило меня в Москве и Питере, так это почти полное отсутствие славянских лиц. Сплошь и рядом мигранты из дружественных нам государств бывшего Советского Союза. Везде в магазинах, такси, общественном транспорте, да и просто на улицах таджики, узбеки, киргизы. Русских были единицы. У меня складывалось непреодолимое впечатление, что Севастополь – последний русский город в этой федерации.
С этими мыслями я так и сел на самолёт до Сочи и долетел до ещё одного русского города. Братья-армяне встретили меня радостно и с огоньком. Я вежливо отказался от всех предложений поехать на такси и отправился на автовокзал. Там я купил себе билет до Белокаменного, сэндвич и бутылку газировки. Перекусил и стал ждать полуночного автобуса.
93
За двенадцать часов я благополучно добрался до Севастополя. Пришёл домой, обнял маму. Всё как полагается.
Наступил март, и отпуск уже подходил к концу. Бахмутская мясорубка была что ни на есть в самой активной своей стадии, а в интернете вовсю полыхала битва за снаряды. В «Телеге» то и дело проскакивали лозунги «Дай снаряды «Вагнерам»». Вроде бы видел пару раз, как люди выходили на улицы с такими плакатами. Конторская медийка даже успела состряпать песню с одноимённым названием. Песня мне очень понравилась, впрочем, как и все другие. С шевроном «Вагнер», Свинорез и прочее. В Конторе ребята работали хорошо. На совесть.
Я только не понимал одной вещи. Не понимал и не принимал. Неужели это всё было создано искусственно? Зачем? Пока мы все как один рубились и отвоёвывали обратно юго-западную Россию с чётким осознанием, что воевать надо, что Крым наш, Донбасс наш, Херсон наш, если надо, то и Киев и Львов наш, не отдавая ни метра занятой нашей земли, тут происходила какая-то гнойная, крысиная возня с непонятными целями.
В минке вместо того, чтобы делать конструктивные выводы после «успешных перегруппировок» Купянска и Херсона, устроили перепалку в Телеграме с Первым, который, не щадя живота своего, вёл бой с внутренней бюрократией РФ. Зачем? Кому это было нужно? Непонятно.
Поначалу я гнал самые плохие мысли из головы, надеялся, что просто большие люди, к которым я, безусловно, относил Первого, просто поругались и рано или поздно договорятся. После новости, что ЧВК «Вагнер» запретили проводить набор заключённых, мне стала ясна картина, отчего у нас возник снарядный голод, окончательно. Зверь внутри меня опять начал просить жрать. Я отдохнул, пришло время возвратиться в строй.
В начале марта в чате нашего отряда скинули вопрос, кто есть с госнаградами. И если есть, то готовы ли поехать на кладбище в Горячий Ключ. Привезли шестерых наших парней. Я написал, что готов и на днях там буду. Подобралась небольшая группа лиц, мы определили дату и договорились. И я начал собираться обратно на сало.
На следующий день я созвонился с Танатосом с вопросом, когда он собирается обратно. Танатос решил выезжать попозже. Его право, о'кей. Подмотавшись, я попрощался с мамой и двинулся в сторону Горячего Ключа. В этот раз уже не на попутке, а на поезде.
Когда я был уже на месте, в Горячем Ключе, прошла инфа, что местная прокуратура запретила хоронить наших братьев на этом кладбище. И тут же пришло распоряжение от Первого: «Предать земле парней, несмотря ни
