Александр Андреев - Берегите солнце
В это время с визгом врезалась в дорогу и брызнула жужжащими осколками и комьями земли и снега мина; бойцы, сопровождавшие пушки, мгновенно легли, мы прижались к стене избы. Оторвавшись от стены, Скнига беззлобно выругался.
— Раскидался, сукин сын! Как бы последнюю пушку не разбил… — Он бросился к пушке, крикнул что-то бойцам, и те, заторопившись, покатили ее дальше.
В помещении штаба окно, выбитое взрывной волной, было заткнуто тряпьем. На полу под ногами хрустели осколки стекла. Телефонисты однотонно выкрикивали позывные. Лейтенант Тропинин в полушубке, накинутом на плечи, разговаривал по телефону. Когда я вошел, он крикнул в трубку:
— Пришел! Сейчас дам… — Тропинин передал мне трубку. — Командир бригады…
Оленин просил подойти к нему.
— Подымайся на пожарную каланчу, я тут.
Через несколько минут я стоял внизу у лестницы на вышку.
— Влезай, не бойся! — Судя по голосу, Оленин находился в отличном расположении духа. Я поднялся на площадку под невысокой крышей, обнесенную шатким барьерчиком. Оленин, порывисто обняв меня за плечи, с необыкновенным оживлением сказал:
— Первый натиск врага отбит. На всех участках. Получили по морде и повернули назад.
— Послать бы им вдогонку несколько залпов, — сказал я.
— Было бы что послать, — ответил Оленин, — давно бы послал. И накрыл бы… Ты думаешь, это конец? Только начало! Перестроятся и снова пойдут. Будут искать наиболее уязвимое место… Ничего, встретим. Ты думаешь, комбат, мы сейчас обороняемся? Как бы не так! Мы ведем успешное наступление, а они обороняются. Обороняются с отчаянием, — понимают, что этот бой для них кризисный. Не сломят нас — покатятся назад. Не случайно же бросают столько машин. Одну треть оставили, ни черта не достигли и отхлынули…
— Товарищ подполковник, — услышали мы голос Чертыханова, оставшегося внизу у каланчи, — спуститесь срочно. Вас ждут.
Оленин вопросительно и с недоумением взглянул на меня: кто нас мог ждать здесь, в такое время?
Нырнув в люк, он застучал на ступеньках обледеневшими валенками. Я поспешил за ним.
Внизу между четырех столбов, поддерживающих площадку, нас ждали генерал-лейтенант Ардынов и член Военного совета Дубровин. Они только что пробились по заснеженным путям на лошади, в легких санях, — машину оставили в лесочке на позициях артдивизиона. Ардынов опирался на толстую суковатую палку: он все еще хромал…
В селе настало затишье, лишь изредка то в одном конце, то в другом разрывались мины.
И командующий и член Военного совета были в приподнятом настроении от успехов войск армии. Ардынов сказал, обращаясь к Оленину и ко мне:
— Поздравляю вас, товарищи, с первыми победами. Поздравляю и с присвоением вашим частям звания гвардейских. Прошу пригласить представителей от подразделений…
Связные помчались в подразделения, находящиеся в обороне, телефонисты закричали в трубки…
Ошеломленные таким известием, мы молчали в радостном смятении. Наконец Оленин спохватился.
— Не желаете ли взглянуть на панораму сражения? — Он указал на вышку.
— Сумеешь взобраться, Василий Никитич? — спросил Дубровин командующего. — Взглянем.
Ардынову тяжеловато было всходить на такую высоту, но он не хотел выказать перед нами свою слабость и беспомощность, снял очки, протер платком заиндевелые стекла.
— Попробую.
Держась за жиденькие старые перильца, наваливаясь на палку, генерал полез наверх. За ним шел Сергей Петрович… На площадке они встали рядышком, положив руки в меховых варежках на барьер, и долго оглядывались вокруг.
Отсюда хорошо было видно и все село, и поле, и перелески, и дороги.
На западной окраине села, в поле, на черном от копоти снегу, на черном большаке намертво застыли стальные коробки, когда-то грозные, наводящие на наши ряды страх и смятение. Теперь они курились, догорая. Огибая их, уходили от огня уцелевшие танки. Уходила пехота, оставляя распластанных на снегу убитых.
— Сколько шло танков? — спросил Ардынов.
— Шестьдесят два, товарищ генерал, — ответил Оленин. — Вторым заходом могут пустить больше.
— Такое количество танков, брошенное на одно село, — сказал Дубровин, это уже не признак силы, а признак слабости.
Ардынов обернулся к нам, серые воробьи над тяжелыми очками зашевелились.
— Бойцам, что встали навстречу такой лавине, не кажется, я думаю, что противник слаб, Сергей Петрович.
Дубровин, тронув варежкой белые от инея усы, улыбнулся.
— Но если они все же встали навстречу, выдержали такой стальной напор, значит, сильны! Мы уже не прежние, Василий Никитич. И немцы это чувствуют.
Мины в селе стали рваться чаще. Одна хлестнула неподалеку от пожарной вышки. Осколки с жужжанием рассыпались в стороны. Командир бригады забеспокоился.
— Товарищи, вам оставаться здесь больше нельзя. И не только на каланче, но и вообще в селе. Это небезопасно. Скоро противник начнет атаку.
Ардынов проворчал недовольно:
— Что ты нас оберегаешь, будто мы бабы, а не солдаты и войну видим впервые?
— И на войне бывают случайности, товарищ генерал, — настаивал Оленин, нервничая, и вдруг ударил в колокол, висевший под крышей. Ардынов вздрогнул.
— Фу, черт, хулиган, напугал! — вскрикнул он рассерженно. Оленин засмеялся.
— Прошу сойти вниз.
Позади пожарного сарая уже выстроились командиры и красноармейцы танкисты и пехотинцы. Из нашего батальона были командиры рот, разведчики, старший лейтенант Скнига, лейтенант Тропинин. Я встал на правый фланг рядом с комиссаром Браслетовым.
Генерал-лейтенант Ардынов взмахнул рукой, и адъютант командующего, ожидая этого сигнала, поспешно вынул из саней знамя; сняв чехол, он развернул его — огненно плеснулось в глаза красное полотнище с портретом Ленина в центре. Адъютант поднес знамя к генералу. Ардынов еще раз протер очки платком, затем взял у адъютанта папку с бумагами.
— Смирно! — скомандовал Оленин.
— Всем фронтам, армиям, танковым дивизиям и бригадам, — громко прочитал Ардынов. — Приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР. Город Москва.
О переименовании Восьмой танковой бригады в Третью гвардейскую танковую бригаду.
Восьмая танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями, несмотря на численное превосходство противника, нанесла ему значительные потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи — остановила продвижение корпуса противника на соединение с танковыми войсками Гудериана.
Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия понесли огромные потери от славных бойцов и командиров Восьмой танковой бригады. Боевые действия Восьмой танковой бригады должны служить примером для частей Красной Армии в освободительной войне с фашистскими захватчиками…
— Командира бригады прошу подойти и принять гвардейское знамя бригады, — с торжественностью произнес генерал Ардынов. Он взял знамя в руки. Подполковник Оленин приблизился, опустился на одно колено и прижал к губам край красного полотнища. Затем принял знамя и, вернувшись, остановился перед строем танкистов. Они подходили и склонялись перед знаменем на колено…
Потом дивизионный комиссар Дубровин взглянул на адъютанта командующего, и тот достал из саней второе знамя. Дубровин раскрыл папку и прочитал приказ Народного Комиссара Обороны по нашему батальону. У меня вдруг больно застучало сердце, и я туго прижал к груди руку. Я так волновался, что не разобрал толком того, что было сказано в приказе. Врезались навсегда лишь отдельные слова, фразы: «Отдельный стрелковый батальон преобразовать в отдельный стрелковый полк…», «…Отважные умелые боевые действия…», «Переименовать отдельный стрелковый полк в 1-й гвардейский отдельный стрелковый полк…»
Я опустился на колено перед знаменем, и моего лица коснулся мягкий и прохладный бархат.
Я принял знамя и встал перед бойцами. Они четко подходили, вставали на колено и целовали край полотнища: комиссар Браслетов, лейтенант Тропинин, старший лейтенант Скнига, Астапов, Рогов, Прозоровский, Чертыханов, Мартынов, Петя Куделин…
А мины в селе все рвались, то близко, то далеко, и прогорклый, удушливый запах пороха густо стлался по земле. Когда церемония вручения знамен закончилась, генерал Ардынов подозвал Оленина и меня к себе.
— Какая нужна помощь?
— Снарядов побольше, — сказал Оленин. — Пушки в основном молчат. А им положено стрелять. Хорошо бы несколько залпов катюш. И если появятся бомбардировщики — а они обязательно появятся, товарищ генерал, — то пришлите несколько истребителей.
— А у тебя, капитан, прости, гвардии капитан, просьба имеется?
— Имеется, товарищ генерал, та же самая, что и у гвардии подполковника Оленина.
— Постараемся просьбу вашу исполнить, — пообещал Ардынов. — А вам, гвардейцы, держаться до последнего!
