Ф. Вишнивецкий - Тридцатая застава
Прибыв в родное село, Антон Байда даже не вспомнил о своем бывшем хозяине.
— Ты уж без меня, капитан, — сказал Бахтиарову, когда батальон остановился на железнодорожной станции, занимая здесь оборону, и поспешил по никопольской дороге на левый берег второго пруда, где жил брат.
Уже совсем стемнело, когда Байда добрался до своей улицы. Тишина, ни одного огонька, будто опустело село. Только от реки доносился глухой говор. «Должно быть, все выехали», — подумал Антон и почувствовал, как в груди что-то дрогнуло, ноги словно свинцом налились, сумка на боку и автомат на шее вдруг стали тяжелым грузом.
Но улица жила напряженным ожиданием надвигающихся событий.
В родном доме Байда застал одну Анну Прокофьевну — сидела а темноте, ожидая мужа. Услышав во дворе шаги, бросилась к двери.
— Ой, кто это? — вскрикнула, натолкнувшись на автомат, и попятилась.
— Вот и встретились. Аннушка! — начал Антон, стараясь быть веселым, но голос предательски задрожал, в уголках глаз что-то пощипывает.
— Антось! Живой! Родненький мой… — Она прильнула к деверю, поглаживая руки, голову, словно хотела убедиться, что он цел и невредим. — А Ниночка так волнуется! Два письма получили… На Волге они, в какой-то Каланчевке… Анна Семеновна о сельсовете работает, а Ниночка — в МТС.
Она спешила пересказать все семейные новости, одновременно расспрашивая Антона о войне, занавешивая окна, чтобы зажечь свет.
— Да ты садись, отдохни, небось, намучился… Женя сейчас будет. Тогда и поужинаем…
Но ему не до ужина. Схватив письма, вчитывался в каждое слово, будто хотел рассмотреть там скрывающихся за буквами жену, сына, дочь.
Пришел Евгений. Снова начались взаимные расспросы, воспоминания.
— А знаешь, эти подлецы Барышники снова подняли головы. И старый, и молодой…
— Что же ты сразу не сказал? — схватился Антон.
— Не волнуйся, оба арестованы.
— Нет-нет! Немедленно их в Особый отдел…
Оба заторопились и ушли, к огорчению Анны Прокофьевны.
Кольцова разыскали в штабе полка, а подвал, где сидели арестованные отец и сын, оказался пуст. Евгений Байда задумался:
— А ведь караул возглавлял учитель Шкарбань. Постараюсь разобраться, товарищи!..
3Бои на Базавлуке продолжались три дня. Немцы не ожидали на этой неприметной речке такого упорного сопротивления. Им казалось, что дороги к Днепру уже открыты. В субботу утром группа танков с ходу ворвалась на железнодорожную станцию и оттеснила батальон Бахтиарова к реке. Передние танки уже подходили к дороге на Запорожье, когда со стороны Дурынкина хутора по ним ударили прямой наводкой из противотанковых пушек. Это взвод Данилы Коняева на руках выкатил сорокапятки за крайние домики и в упор расстреливал танки.
Оставив на поле боя три машины, фашисты ушли под прикрытие железнодорожной станции. Попытка Бахтиарова выбить их оттуда успеха не имела, но наступление приостановилось. Все понимали, что это значит, и с опаской посматривали на небо.
В батальон прибыл Шумилов. Он заметно похудел, выпрямился и от этого казался еще выше. За последний месяц в нем резко обозначились ранее почти незаметные черты характера — нетерпеливого, настойчивого, решительного и бескомпромиссного.
— Что ж ты, солдат? — набросился он на Бахтиарова. — Сунулся — и в кусты? Да знаешь ли, что значит для нас потеря станции?!
Еще не опомнившийся после неудачной контратаки комбат молча выслушивал упреки, улавливая еле обозначившийся гул на западе. Шум нарастал, приближался, заполняя все вокруг, будто исполинские насосы со всех сторон нагнетали воздух над головой, и он давил на затылок, на плечи, пригибая к земле. Над садами с резким треском разорвалось небо, навстречу самолетам, раскалывая воздух, протянулись звенящие нити. Из-за прудов роями вырывались невидимые очереди пулеметов.
А самолеты шли. Под ними и над ними вспыхивали светло серые облачка, медленно тая в неподвижном воздухе.
— В укрытия! — тонко и пронзительно закричал Селиверстов, явно адресуя команду комиссару полка и комбату.
Шумилов продолжал стоять, подняв голову к небу. «Проверяет мои нервы. Посмотрим, у кого они крепче», — подумал Бахтиаров, взглянул в лицо комиссару, и ему показалось, что тот улыбается.
— А нас с тобой команда не касается? Ну-ка в укрытие, — спокойно приказал Петр Алексеевич, когда самолеты взвыли над головой, и первый шагнул к траншее.
Теперь улыбнулся Асхат: в соревновании на крепость нервов он считал себя победителем.
Тремя волнами шли самолеты. И лишь два из них, подбитые, повернули обратно и сбросили бомбы где-то за станцией. На Дурынкином хуторе вспыхнули пожары. Дамбу центрального пруда расковыряли фугасы, и вода ринулась в последний — третий пруд, грозя размыть дамбу перед речкой и затопить оборону на левом берегу. Байда первый заметил грозящую опасность, поднял тридцатую заставу и под бомбежкой повел на спасательные работы. На помощь ему прибежала группа из истребительного батальона. Общими усилиями удалось кое-как сдержать напор воды, засыпать разрыв.
Садоводцы не раз видели бомбежки — бомбы летели на станцию, на железнодорожные пути, глухие взрывы доносились со стороны Никополя, Запорожья, Кривого Рога. Но то, что творилось в это утро за садами, возле которых расположились зенитные батареи, им пришлось увидеть впервые. Отягченные плодами деревья вместе с корнями, словно соломинки на ветру. взлетали в вихре взрывов кверху, с треском падали на землю. Дед Роман, колхозный садовод, который мог по памяти рассказать историю каждого деревца, оглушенный первыми взрывами, бегал в отчаянии по саду. После бомбежки артиллеристы нашли старика рядом с поваленным деревом…
Еще не скрылись последние самолеты, как немцы открыли огонь из всех видов оружия. Подразделения, державшиеся на правом берегу, вынуждены были отойти за пруды. О контратаке на станцию нечего было и думать. Истребительный батальон Евгения Байды оставил почти полностью разрушенный Дурынкин хутор и отошел по лощине в обход первого пруда, вынося раненых и убитых.
— Вот она какая, война, — проговорил Коняев, увидев дымящиеся развалины там, где еще вчера вечером стояли чистенькие, приветливые домики в палисадниках.
Евгений Байда мрачно посматривал на двухэтажные корпуса больницы, школы, райисполкома, райкома партии с зияющими провалами в крышах. «В один час труды многих лет… Ах, сволочи!»
А немцы продолжали рваться на запорожскую дорогу. На пути им стали не обозначенные на карте водные преграды — пруды «Садовода». Вторая атака на плотину первого пруда захлебнулась. Преследуя немцев, тридцатая застава прорвалась к Дурынкину хутору. Тогда фашисты, обходя пруды справа, бросили во фланг истребительного батальона танки. Уцелевшие после бомбового удара орудия и противотанковые ружья своим огнем заставили их повернуть обратно, и Селиверстов без потерь вывел заставу на главное шоссе.
И снова загудел воздух, задрожала земля. Во второй половине дня фашисты ворвались в «Садовод», но продвинуться дальше не смогли, выдохлись.
Армейские и пограничные части уже готовили заслоны, чтобы под их прикрытием с наступлением темноты оторваться от противника и занять оборону на следующем рубеже. К вечеру возвратились уезжавшие в Запорожье Батаев и Кузнецов.
— Эвакуацию заводов заканчивают. Нам во что бы то ни стало надо продержаться еще два-три дня… — говорил Батаев на коротком совещании при штабе армии. — Фашисты концентрируют силы для удара утром. И если мы их не упредим, нам здесь не удержаться…
С тревогой и нетерпением ждали бойцы истребительного батальона контратаки. Почти у каждого из них кто-то из семьи остался там, в селе. Старики, дети, женщины, прятавшиеся во время боя в погребах, подвалах, не успели уйти. Осталась в своем доме и жена Евгения Байды.
— И как ты мог это допустить? — отчитывал Антон старшего брата. — Жена председателя райисполкома, командира истребительного батальона! Да если Барышники сбежали к немцам, ты знаешь, что ее ожидает?
— Отстань, Антоша, без тебя тошно. Да и она не ребенок, сообразит что-нибудь…
Друг босоногого Антонова детства великан Данила Коняев, управлявший трактором, словно игрушкой, сейчас ходил ссутулившийся, беспомощный, опустив почти до колен свои огромные руки, и каждого встречного спрашивал:
— Не встречали Маши?
Машу многие видели во время боя, когда она помогала маленькой, юркой санитарке Ванде выносить раненых, но здесь никто не встречал.
Данила уже и в санчасть бегал, спрашивал маленькую санитарку.
— Это вы ее муж? — удивилась Ванда, видимо, впервые встретив такого великана. — Она же побежала вас разыскивать, когда мы уходили. И как это она вас, такого, не заметила?
