Отто Рюле - Жертвы Сталинграда. Исцеление в Елабуге
На первом этапе нашей учебы в антифашистской школе главным было вывести нас из-под влияния нацистской идеологии. Кроме истории, мы основательно анализировали теорию о жизненном пространстве и расовую теорию гитлеризма. Мы научились понимать, что благосостояние народа зависит отнюдь не от количества квадратных километров территории, которой он располагает, а в значительной степени от общественного строя, степени развития производительных сил и политики.
Учеба в антифашистской школе помогла мне понять, что будущее немецкого народа зависит не от «нового порядка» в Европе и не от колониальных владений. Гитлеровский лозунг о завоевании «жизненного пространства», как и требование Вильгельма Второго о «месте под солнцем», ввергнул Германию в катастрофу. И теперь перед германским народом стояла задача — навести порядок в собственной стране.
Постепенно я понял, что теория арийской расы есть не что иное, как гнусная ложь. Эта ложь оправдывала господство монополистического капитала и идеологически готовила захватническую войну, стремясь поработить целые народы. Прикрываясь этой расовой теорией, гитлеровская Германия развязала Вторую мировую войну и совершила многочисленные преступления против человечества. Самым варварским проявлением такой политики стала политика крайнего антисемитизма.
Немецкий народ был отравлен ядом расовой теории. Профашистские школы и школы, носящие имена таких крупных гуманистов, как Гете, Шиллер или Гердер, а также институты и университеты — все отравляли молодежь ядом расизма.
В антифашистской школе с наших глаз спала пелена. Разобравшись в этой теории, мы прямо-таки ужаснулись.
Материалы, опубликованные в советской прессе, рассказывали о зверствах гитлеровцев над мирным населением во временно оккупированных районах. Находясь в Елабуге, мы уже слышали о таких преступлениях. После каждого нового отступления войск вермахта «Правда» и «Известия» помещали на своих страницах материалы Чрезвычайной государственной комиссии Советского Союза. Только в районе Смоленска были умерщвлены 135 тысяч человек, под Ленинградом — 172 тысячи, 200 тысяч в районе Одессы, 195 тысяч в Харькове. И Бабий Яр в Киеве! А сейчас стало известно о зверствах фашистов в Краснодаре.
Под Москвой лето в полном разгаре. На безоблачном небе раскаленное солнце. И преподаватели, и курсанты расположились прямо на траве, в тени развесистых деревьев. Товарищ Ханна Вольф держит в руках пачку советских газет. Она хорошо владеет русским языком. Она переводит нам заявление Чрезвычайной государственной комиссии.
В ноябре сорок третьего года Красная Армия в ходе решительного наступления освободила столицу Украины Киев. План Верховного командования вермахта занять на берегу Днепра позиции на зиму разлетелся вдребезги под ударом советских войск.
По всему Советскому Союзу люди ликовали по случаю этой новой большой победы. Но эту радость омрачило печальное известие: в Киеве были обнаружены тысячи трупов советских людей — мужчин, женщин и детей, замученных фашистами. Государственная комиссия определила, что умерщвлены более 195 тысяч человек.
Как такое могло случиться?
Летом 1941 года после захвата Киева немцы распространили слух о том, что советские служащие и члены Коммунистической партии будут якобы переведены в восточные районы. Для этого все переселяемые, захватив с собой ценные вещи, должны явиться на сборный пункт, что находится неподалеку от еврейского кладбища. Все облегченно вздохнули и вместе с женами, детьми и стариками потянулись к указанному месту.
Тут-то и произошло самое ужасное.
Людей окружили вооруженные эсэсовцы. Женщин, мужчин и детей рассортировали по группам. Затем последовал приказ: «Сдать все ценные вещи! Раздеться!» Группу за группой людей загоняли в овраг. Несколько часов подряд там раздавались автоматные очереди и выстрелы из винтовок и пистолетов.
Некоторых из несчастных эсэсовцы временно оставляли в живых, но отнюдь не из жалости, а лишь для того, чтобы они забрасывали убитых и раненых землей.
Подобные преступления творились и в концентрационном лагере на окраине Киева. Десятки тысяч советских граждан умерли там за колючей проволокой от голода и болезней. Их избивали, над ними издевались. За несколько недель до освобождения Киева советскими войсками фашисты испугались своих злодеяний. И тогда они погнали триста узников концлагеря к массовым могилам, заставив их вырывать и сжигать трупы. Фашисты хотели замести следы своих преступлений и потому расстреляли команду и этих узников. Но двенадцати из них удалось бежать. Они-то и рассказали обо всем этом…
Товарищ Ханна Вольф замолчала и обвела взглядом слушателей. Среди двухсот человек в военной форме той самой армии, что совершила подобные преступления, царила мертвая тишина.
Как такое могло случиться?
Ведь этих убийц родили женщины, воспитывали родители и учителя, которые разъясняли, что убийство, пытки, воровство, грабежи и поджоги — тяжкое преступление. Как могло случиться, что нация, которая дала миру Лютера, Баха, Бетховена, Гёте и Шиллера, пала так низко, что допустила эти преступления?
Пораженный услышанным, я чувствовал себя, как побитая собака. Я не мог вымолвить ни слова. В подобном же состоянии находились и мои товарищи.
Товарищ Вольф продолжала. Она сказала, что подобные преступления гитлеровцы совершили и на Кубани, в районе Краснодара. Почти семь тысяч гражданских лиц были отравлены в душегубках. Таким образом фашисты мстили за действия советских партизан.
Наша преподавательница с полным основанием могла надеяться, что после всего услышанного мы сделаем соответствующее заявление, которое отделило бы нас от подобных преступлений. Однако всех нас словно парализовало. Мы молчали.
Тогда встал товарищ Гейнц Гофман[1] — руководитель и педагог пятой группы.
— Товарищи, — начал он тихо. — Моя домашняя хозяйка — советская женщина. Война нанесла ей страшную рану: у нее погиб любимый человек. Иногда эта женщина спрашивает меня: а что за немцы учатся в антифашистской школе? И я говорю ей о нашем стремлении к новой жизни. Но что я скажу этой, много пережившей женщине сегодня? Неужели то, что немцы промолчали, когда им рассказали о зверствах фашистов в Бабьем Яру и в Краснодаре?
Голос товарища Гофмана звучал твердо.
— Сейчас речь идет о том, чтобы каждый из вас проверил самого себя. Ведь эти массовые преступления совершены не двумя-тремя эсэсовцами. Часто им помогали и войсковые подразделения. Во всяком случае, об этом они знали. Немало преступлений совершено военнослужащими вермахта на фронте. Неужели из двухсот слушателей антифашистской школы не выступит здесь хоть один человек?
Стало тихо-тихо. Но вот кто-то встал. Это был капитан Аркульф Йесперс. Я знал его еще с Красноармейска, то есть с февраля 1943 года. Этот человек всегда был готов помочь товарищу.
— Не могу больше скрывать того, что не дает мне покоя ни днем, ни ночью, что мучит мою совесть. — Передохнув, он продолжал: — Летом 1942 года, когда мы наступали через донские степи, я приказал расстрелять двух советских пленных. Красноармейцы оказались отрезанными от своих и попали к нам в плен. Я обязан был направить их в штаб полка, но вместо этого приказал их уничтожить. Сейчас я понимаю всю преступность моего приказа и глубоко сожалею о случившемся. Я готов понести за это любое наказание.
После признания Йесперса в аудитории стало еще тише. Капитан показал всем, что, как ни горько ему было сознаваться в своем преступлении, он нашел в себе мужество сделать это.
Преподавательница, казалось, не знала, что и сказать в ответ на это признание. И опять слово взял товарищ Гофман.
— Эта откровенность делает товарищу Йесперсу честь. Лучше поздно, чем никогда. Это и есть тот путь, который может вывести нас из болота, куда фашизм затащил наш народ и армию. В отношении последствий этого преступления решать будут советские власти. Однако я полагаю, что чистосердечное признание капитана только смягчит его вину.
Советские органы безопасности внимательно рассмотрели этот случай, и, учитывая, что капитан Йесперс сделал признание сам, а также то, что в настоящее время его поведение не внушало никаких подозрений, ему дали возможность закончить курсы. Позже я узнал, что своей пропагандистской деятельностью Йесперс завоевал себе большой авторитет и в 1948 году его отпустили домой.
Наша беспомощность и растерянность, когда мы услышали о страшных преступлениях фашистов, объяснялись несколькими причинами. Во-первых, нашему народу долгое время методично внушали гнусную теорию о превосходстве германской расы, о неполноценности коммунистов, евреев и всех славянских народов. У нашего народа просто вытравили элементарное этическое отношение к другим нациям. Кроме того, страх перед наказанием заставлял многих военнослужащих вермахта слепо повиноваться приказам.
