Георгий Брянцев - По ту сторону фронта
— На каждые сани посадим по одному человеку, — ответил Костров. — На одних — возчик, на других — полицаи, на двух других — Охрименко и Макуха.
Зарубин поинтересовался, какой дорогой можно попасть к больнице и обязательно ли надо ехать через город.
— Нет, не обязательно, — ответил Полищук. — Есть объездная дорога, через нижний мост.
Зарубин достал из планшетки карту, разостлал ее на столе и начал рассматривать.
Знакомая карта, над которой часто склонялись головы командиров, была испещрена пометками и воскрешала в памяти много ушедших в прошлое боевых эпизодов.
— Какую дорогу ты имеешь в виду, покажи, — строго сказал командир бригады.
Староста засуетился, зачем-то выдвинул ящик стола и полез в него, потом раскрыл стоящую в углу тумбочку, вернулся к столу и, наконец, промычав что-то невнятное, скрылся во второй комнате.
— Глаза, видать, не найдет, старая колода, — пояснил дедушка Макуха.
Полищук вернулся с большими очками в медной оправе, которые он протирал на ходу полой рубахи. Водрузив очки на нос и упершись руками в колени, Полищук склонился над картой.
— Ну? — нетерпеливо спросил Зарубин.
Полищук молчал.
— Где же эта дорога?
Староста по-прежнему молчал.
— А?
Полищук выпрямился и смущенно обвел глазами присутствующих.
— Не вижу что-то дороги, — растерянно пробормотал он.
— Нету ее тут? Не обозначена? — допытывался Зарубин.
— Ничего не разберу.
— А что видишь? — нахмурив брови, спросил Зарубин.
Губы у старика дрогнули, и он сознался:
— Ничего не вижу…
Это вызвало общий смех. Зарубин улыбнулся. «Что мы от старика требуем? — подумал он. — Наверное, и карту видит впервые!»
— Совсем ничего не видишь? — смеясь, спросил Охрименко.
— Все вижу, но ничего не разберу.
Дедушка Макуха хлопнул себя по ляжкам и хихикнул.
— Говоришь — китайская грамота? Это тебе, мил парень, не в старостах ходить, — уколол он Полищука.
Полищук беспомощно развел руками.
— Не приходилось иметь с ней дела, вот что, — оправдывался он. — А ты, видать, искушен в этой науке? — обратился он к Макухе.
Дед сразу перестал смеяться.
— Искушен, искушен! — передразнил он старосту. — Обо мне сейчас речи нет. Мой черед еще не подошел.
Зарубину вдруг стало жаль старика. Он пришел ему на выручку.
— Ты сам бывал в больнице когда-нибудь? — спросил он старосту.
Обрадованный тем, что со злополучной картой покончено, Полищук оживился, разгладил желтую, прокуренную бородку и рассказал, что лет пять-шесть назад ему довелось бывать в больнице. Он доставлял туда пиломатериалы. Полищук хорошо помнил объездную дорогу и расположение зданий на территории больницы.
Рассказ старосты удовлетворил Зарубина. Он встал, заложил руки в карманы, прошелся по избе и остановился у окна. На дворе сгущались сумерки. Тихой, безлюдной выглядела единственная улица леспромхозовского поселка. Никого не видно на ней. Окна в домишках закрыты наглухо ставнями, не пропускают света. А может, дома пустуют.
В голове Зарубина вырисовывался возникший совершенно неожиданно план, и командир, с того момента как заговорили о вывозке дров, все время напряженно думал о нем.
— Свет есть? — спросил он, резко повернувшись на каблуках.
— Сейчас, — ответил староста и выбежал из комнаты.
Возвратился он с ярко горящей керосиновой лампой.
Начали инструктировать Охрименко и Макуху, которые должны были на рассвете отправляться с дровами в больницу. Перед партизанами поставили задачу разведать движение по дороге, запомнить, где будут встречаться патрули, узнать, как производится проверка документов по пути. Самое же главное — попасть с дровами на территорию больницы, там заночевать, понаблюдать за ночным режимом, разведать, какова охрана, где стоят посты.
— Теперь вам остается хорошо поспать, — сказал Зарубин.
Охрименко и Макуха уже хотели воспользоваться советом, но вмешался староста.
— Зачем спать? Надо подкрепиться на ночь. Пойдемте-ка со мной, сыночки, старуха кое-что придумала.
— Пойдем, папаша, — согласился Макуха, и они с Охрименко отправились в другую половину.
Зарубин и Костров остались одни. Зарубин аккуратно сложил карту и положил опять в планшетку. Затем скрутил тонкую длинную цигарку, подал кисет Кострову и задымил.
— Мыслишка у меня возникла, — сказал он, отгоняя рукой клубы дыма.
— Чувствую, — отозвался Костров, — и, кажется, догадываюсь, когда она у вас возникла.
Зарубин затянулся и удивленно посмотрел на начальника разведки.
«Неужели догадался?» — подумал он.
— Ну, говори, кудесник, когда?
— Когда заговорили о четырех санях, — ответил Костров.
Зарубин рассмеялся.
— Совершенно верно. Мыслишка еще не оперилась, но мне думается, что в ней есть хорошее зерно. Надо выяснить у Полищука еще одну деталь, и тогда обсудим.
Вошел Полищук и в нерешительности остановился. «Помешал или нет?» — было написано на его лице.
— Прошу закусить, — пригласил он.
Зарубин посмотрел на Кострова.
— Если останемся ночевать, — сказал он, — то придется закусить.
— Конечно, останемся, — уверенно ответил Костров, — особых дел не предстоит, да и лошадям надо дать отдохнуть.
Когда сели за стол, Зарубин обратился к Полищуку:
— Немцы нас не накроют на твоей лежанке?
— Что вы! — с обидой в голосе ответил староста. — Можно ли об этом думать? Отдать тогда меня на мыло, если таких гостей не уберегу. Отдыхайте, как дома, а то еще и лучше.
— Хорошо, — сказал Зарубин. — Поинтересовался я потому, что первый раз в гостях у тебя. А теперь вот что скажи: сколько ты еще обязан доставить дров для школы?
Староста нахмурил лоб. «Для какой школы?… — недоумевал он. — Говорили все время о больнице, а тут какая-то школа появилась».
Костров пояснил, что речь идет о больнице.
Тогда Полищук ответил, что надо вывезти еще кубометров полтораста.
— Остановка за людьми. Пилить и колоть некому, — добавил староста, — а в другом виде там принимать дрова не хотят.
Зарубин подмигнул Кострову и продолжал спрашивать:
— А если надо будет заготовить дрова к определенному сроку, ты заготовишь?
— Сделаю все, что можно.
— Это неверно. Надо делать то, что нужно, а не то, что можно, — поправил его Зарубин.
— Согласен с вами, но говорю так потому, что боюсь — рук не хватит.
— И при нашей помощи?
— Тогда дело другое.
Зарубин спросил: могут ли прислать за дровами сразу много саней? Полищук ответил, что все зависит от того, сколько будет заготовлено дров. Стоит ему завтра сообщить в управу, что для больницы заготовлено, допустим, двести кубометров, послезавтра, — Полищук в этом уверен, — ему пришлют хоть сто саней.
— Теперь мне все более или менее ясно, — сказал Зарубин, вставая из-за стола. — Дело, Георгий Владимирович, складывается неплохо. Пожалуй, можно лезть на печку, о которой ты мне так много рассказывал.
Полночи ушло на разговоры. Командир бригады и начальник разведки вчерне набрасывали план разгрома школы. Когда Зарубин изложил свои соображения, Костров сказал:
— Гениально! И главное — просто.
На рассвете, покидая дом гостеприимного старосты, Зарубин давал Полищуку последние указания:
— Завтра я пришлю десяток ребят. Пусть заготавливают дрова. А ты разведай насчет транспорта. Как только увидишь, что дело пошло, давай заявку. Заказывай побольше, не стесняйся. Людей у нас хватит. Когда заявку примут, немедленно поставь нас в известность. Ты понял меня?
— Очень даже хорошо.
— Ну, бывай здоров!
8
Первые проблески ясного зимнего утра застали группу партизан у замерзшего, покрытого нетронутым снегом озера. Группа состояла из шестнадцати человек — делегатов партизанской межбригадной партийной конференции.
Впереди всех бодро, твердой, пружинистой походкой шел Зарубин. Он поднялся на правый, крутой берег озера, подошел к холмику, окруженному березами, остановился и снял шапку. Вслед за ним обнажили головы и остальные.
Тут, под холмиком, усыпанным снегом, в братской могиле лежали боевые друзья: Селифонов, Дымников и другие.
Партизаны постояли несколько минут молча, вспоминая ту темную, тревожную ночь, когда отряд прорывал кольцо блокады…
Предстояло пересечь железную дорогу, шоссе, а затем пройти восемнадцать километров на запад.
Все делегаты понимали, каким значительным событием в партизанской жизни является первая партийная конференция. Она — свидетельство большого роста народного движения против захватчиков, она — результат огромной работы, проведенной коммунистами-партизанами за период лесной борьбы.
Делегаты должны были обсудить на конференции задачи борьбы с врагом в новом, сорок третьем году и выбрать подпольный окружной комитет. Предстояло наметить меры для дальнейшей активизации боевой деятельности отрядов, для дальнейшего подъема народной войны во вражеском тылу.
