Михаил Колосов - Три круга войны
На станции Елагин узнал у коменданта о батальоне и повел свою команду на дальний запасный или тупиковый путь, к какой-то погрузочной платформе, куда они добирались сквозь царство поездов на путях: лезли на четвереньках под вагонами, перебирались через тормозные площадки, пока наконец нашли своих.
Гурин прибежал в свой взвод. Будто сто лет не виделись: радостные крики, объятия! Зайцев, Харламов! А вон лейтенант Исаев своих разведчиков муштрует: строит, пересчитывает. Подбежал Гурин к нему, обнялись. Лейтенант Максимов стоял в сторонке, в кучке офицеров, о чем-то трепались и громко смеялись. Тут же высоченный Долматов, рядом с ним Максимов кажется коротышкой, будто Пат и Паташон.
— Товарищ лейтенант! Старший сержант Гурин явился для продолжения службы во вверенном вам взводе! — от избытка чувств Гурин доложил витиевато и громко.
— Является черт во сне, — тут же поправил его Максимов и ударил по плечу: — Здорово! — И они вдвоем направились в свой взвод. — Ну, как ты тут под командованием «пчеловода»? — смеется Максимов.
— А ты не смейся, Петя! Знаешь, он, оказывается, мировой мужик. Умница, знает много. Где надо — умеет поставить на своем. Он ведь учителем был, историю в старших классах преподавал. Правда, правда — мужик что надо!
— Ишь ты… — качнул головой Максимов. — А что же его так затуркали? Это все Сашка Исаев… Выходит, комбат знает его лучше нас, иначе не держал бы в батальоне.
Раздалась команда: «Строиться!»
Закачалась колонна, тронулась повзводно, вышла на улицу. По городу курсанты идут бодро, весело. Впереди оркестр марш врезал — под музыку шагать легко, будто какие-то неведомые силы несут тебя. Народ высыпал на улицу, смотрят люди на солдат, машут руками: воинская часть идет по городу с музыкой — такое, видать, впервые здесь после освобождения. Чеканит шаг вместе со всеми Гурин, поглядывает весело на зрителей. «Эх, — думает, — жаль: далеко в стороне осталась Марысина улица!..»
Миновали город, перешли на вольный шаг, музыканты зачехлили трубы, повесили их за спины, а самые громоздкие инструменты и барабан положили на подводу.
…На другой день начались уплотненные занятия — наверстывали упущенное. Выходили в поле, штурмовали передний край «противника». А Гурин все поглядывал в сторону Ковеля и с тоскою думал о Марысе. Вырваться же туда у него не было никакой возможности. Написал несколько писем, но ответа не получил: то ли письма не доходили, то ли Марыся обиделась на него, что он так неожиданно ушел, не попрощавшись. Она ведь не поверит, что он и сам не знал тогда, что ждет его утром, лейтенант ведь до последнего держал в тайне их уход. Не знала она и о том, что Василий совсем рядом, а то наверняка пришла бы.
«Ах, Марыся, Марыся!.. Отзовись, Марыся, любовь моя!..»
Заграница
атальон простоял в приготовленных елагинской командой с таким тщанием квартирах совсем немного. В один из дней вдруг была подана тревожная команда, все засуетились, засобирались, построились в колонны и пошли куда-то на ночь глядя. Шли лесными дорогами в кромешной тьме. Шли долго, без привалов. Лес шумел, скрипели вековые сосны, чавкали в осенней грязи десятки сапог. Где-то за полночь начались короткие заминки, минуту-две постоят и снова трогаются, пройдут немного — опять остановка. Как на главной городской улице в час пик. Что там творилось впереди, никто не знал, высказывались предположения, что батальон заблудился. И это было похоже на правду.
Но вот, словно преодолев наконец невидимую преграду, пошли ходче, стали даже покрикивать: «Шире шаг!», «Подтянись!» И вдруг снова заминка.
— Ну, братцы, кажется, выбрались! Вон домик светится… — сказал кто-то облегченно.
— Где? Где? А, верно. Выбрались. Всё, скоро будем портянки сушить!
— Пойду в голову колонны, узнаю, в чем там дело, — сказал Максимову Гурин.
— Сбегай, узнай, — разрешил тот, кутаясь в плащ-накидку.
Батальонное начальство плотной кучкой стояло, уткнувшись в карту, освещенную фонариком. Гурин, чтобы не попадать на глаза начальству, остановился в сторонке, прислушался. Тут же стояли некоторые командиры рот и взводов.
— Да, все правильно… Но надо сориентироваться, уточнить, — сказал комбат и, подняв голову от карты, осветил лица офицеров, стоящих вокруг. — Лейтенант Елагин, возьмите одного курсанта, сбегайте в избушку, узнайте, куда ведет эта дорога и как называется их хутор.
— Слушаюсь! — Елагин козырнул, обернулся к своему взводу, позвал: — Шаповалов, ко мне! — и, не дожидаясь курсанта, похрумкал сухими ветками в сторону светящегося домика.
Гурин подошел к своему комроты Коваленкову, спросил:
— Заблудились, товарищ капитан?
— Похоже, нет. Сейчас узнаем.
Вскоре от домика послышался стук в окошко и голос Елагина:
— Хозяйка, выйдите, пожалуйста, скажите, куда эта дорога ведет?
Наступила тишина, потом скрипнула дверь и тут же раздались автоматные очереди, пули просвистели над головами стоявших на дороге курсантов и, словно град, зашлепали у самых ног.
— Ложись!
Всех как ветром сдуло — залегли, защелкали затворы, притихли.
— Коваленков, одним взводом окружить дом! — приказал комбат.
— Гурин, ты где? Бегом во взвод, передай Максимову: окружить дом! — приказал командир роты.
Василий побежал, быстро передал приказание. Лейтенант встрепенулся, выхватил пистолет:
— Первое и второе отделение — со мной, третье и четвертое поведешь ты. Я — слева, ты — справа… Понял? Пошли!
— Третье и четвертое отделение, в цепь, за мной! — скомандовал Гурин и, пригнувшись, огибая дом, побежал в темноту. Курсанты двинулись за ним. Окружили, залегли. Гурин приказал, чтобы каждый второй остался на месте и занял внешнюю оборону, а сам с остальными пополз поближе к дому. Подползли, залегли, ждут команды.
— Кто есть в доме, выходи! — прокричал лейтенант Максимов. — Быстро! Иначе открываем огонь!
Из дома вышли две женщины, остановились в темноте.
— Кто еще есть в доме?
— Никого нема…
— Кто стрелял?
— Двое тут булы… Убиглы…
— Идите к дороге! Гурин, держите окна, первое отделение, за мной! — Максимов бросился в дверь, громко спросил: — Кто здесь есть? Выходи!
В доме было пусто. Фонариками обшарили все углы — никого. Лишь на пороге валялась горстка стреляных гильз от немецкого автомата. Когда Гурин подошел к крыльцу, лейтенанта Елагина и Шаповалова уже понесли на плащ-палатках к повозкам.
До рассвета батальон лежал, заняв оборону, утром прочесали ближайшие подступы к дому, но никаких следов не обнаружили. Бандиты убежали.
До этого хутора колонна шла по-мирному: впереди тащилась подвода с батальонным имуществом, за ней разный штабной народ, потом музвзвод, разведчики во главе со своим форсистым командиром Исаевым и уже за ними — первая рота.
После встречи с бандеровцами музыкантов спрятали в середину, а в голову и в хвост колонны из разведчиков выслали боевое охранение.
В первом же населенном пункте сдали в комендатуру лесных женщин и на местном кладбище похоронили своих товарищей — курсанта Шаповалова и лейтенанта Елагина.
Трижды разрядили в воздух винтовки и пистолеты, постояли молча у могилы с деревянным обелиском и пошли дальше.
Идет Гурин и думает о Елагине. О смерти его. Ведь случайная смерть! Окажись поблизости возле майора любой другой офицер — быть бы ему на месте Елагина. И вместо Шаповалова лег бы курсант из другого взвода…
Непонятная это штука — судьба, никак не угадаешь, где она тебя подстерегает и что она для тебя приберегла…
«Жаль лейтенанта, хороший был человек… Добрый…»
Остановился батальон в чужом лесном лагере, какая-то воинская часть уже жила здесь, курсантам надо было лишь подновить крыши в землянках, чтобы не протекали, навести линейки, поставить грибки для часовых да у входа соорудить поднимающийся шлагбаум.
Несмотря на многодневный тяжелый марш, все были рады, что наконец-то прибились к месту, и поэтому быстро вооружились топорами, веревками — снарядились кто рубить ветки для крыши, кто на крестьянские поля за соломой для постелей. Дело привычное. Однако не успели распределиться кто куда, как вдруг — команда: общее построение.
— Отставить рабочий инструмент! Выходи строиться! Вещмешки оставить в землянках, на каждую землянку выделить по дневальному. Остальные — строиться! Быстро! Быстро!
Выстроились на площадке перед батальонной землянкой, комбат выслушал доклады командиров рот, сказал:
— Вольно.
За ним гурьбой стояли замполит майор Кирьянов, парторг капитан Бутенко, начштаба капитан Землин, комсорг младший лейтенант Лукин, старший лейтенант Шульгин… Давно курсанты не видели их всех вместе, а тут собрались: наверное, произошло что-то важное. Неужели война кончилась?
